Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Но революционное движение, которое только усилилось в результате последствий Кровавого воскресенья, отбивало у многих министров охоту плодотворно работать. Лишь значительно позже, после падения монархии и хаоса, сопровождаемого большевистским разграблением страны, — сколько официальных должностных лиц, среди которых были даже дальние родственники царской семьи, в силу любви к парадоксу из-за личной ненависти или просто из-за желания видеть «перемены», помогали этим жалким агентам, прибывшим из-за границы, чтобы сеять смуту среди рабочих, крестьян, солдат, которые всегда, на протяжении веков, верой и правдой служили императорскому двуглавому орлу.

По этой причине, выдавая желание народа за свое собственное, Николай согласился создать в стране нечто вроде парламента — Государственную думу.

Но, увы, эта Дума постоянно проявляла свою агрессивную неуступчивость, Николай предоставил ей для работы прекрасный Таврический дворец. Пятьсот восемьдесят депутатов требовали от царя введения всеобщего избирательного права.

Граф Фредерикс не скрывал своего болезненного впечатления от этих так называемых «народных избранников», на физиономиях которых явно проступала яростная ненависть к консервативным партиям, желание всячески их провоцировать. Этих людей называли «крысами», В каждом из них на самом деле было что-то крысиное. Министр финансов В. Н. Коковцов однажды изучал одного человека, — крупного телосложения, высокого роста, в рабочей блузе и в сапогах. Этот рабочий с нагловатой усмешкой разглядывал императорский трон, и в эту минуту был более похож на недовольного интеллигента, чем на работягу. Председатель Совета министров тоже смотрел на его злобное, ничего хорошего не предвещавшее мрачное лицо, и шепнул на ухо Коковцову: «Не думаете ли вы, что вот такой тип запросто может бросить в нас с вами бомбу?»

С каждым днем требования Думы становились все большими, все неуступчивыми: проведение радикальной реформы земельной собственности, освобождение из тюрем всех политических заключенных, отзыв царских министров и назначение на их посты тех, кого изберет Дума!

На каждом заседании Думы в зале царила невероятная суматоха, депутаты безобразно вели себя, не проявляя никакого уважения к этому величественному дворцу и даже присутствию Николая. Царь теперь только и думал о том, что же ему делать с этим распоясавшимся собранием. В конце концов решение было принято: роспуск! Председатель Совета министров, несчастный Горемыкин, не справлялся с напором обезумевшей толпы, и в июле 1906 года был вынужден подать в отставку. Его на его посту сменил Петр Столыпин. Это был еще довольно молодой, крепко сбитый мужчина, с твердыми, мужественными чертами лица. Царь на сей раз сделал верный выбор. Столыпин приказал запереть все двери в Таврическом дворце. Дума, в которой царили фрондистские настроения, была распущена. Царский указ об этом был развешен на всех входах в здание. В тот же день группа депутатов решила нелегально перейти границу в Финляндию.

Они устроили импровизированное заседание в густом лесу и там заявили, что Дума не умерла, что она еще жива, и обратились с призывом к народу: «Не платите больше налоги в казну, не отсылайте новых рекрутов в армию до тех пор, покуда царь не отменит своего декрета о роспуске Государственной думы».

Это бурное, агрессивно настроенное сборище вошло в историю под названием «Выборгского воззвания».

Ее первый призыв, по сути дела, к революции, услышан не был. Это, если хотите, только доказывало еще раз, что русский народ все еще слепо следовал за своим царем и его правительством. Напротив, этот Выборгский мятеж вызывал у простых русских мужиков недоверие к проведению любых перемен.

Прошел год. Царь, исполненный решимости больше не повторять такой опасный эксперимент, требовал от своих министров более полной информации о нуждах народа и хотел уже перевернуть эту страницу тревожного либерализма.

Но Столыпин, этот посланный Провидением человек, который был готов обратить все свои силы, весь свой престижна пользу старого трона Романовых, заклинал императора отменить свое решение.

— Ваше величество в своем Манифесте дало обещание своему народу. Нужно, следовательно, его держать, если не поступаться высоким достоинством Вашего величества…

Николай уступил. Правда, не испытывая при этом никаких иллюзий. Но он любил верного Столыпина, его конструктивный ко всему подход, и у него было ясное предчувствие: вот этот человек передо мной, который требует от меня вновь открыть Думу, сделает много добра для страны.

Год 1906-й завершался. Над страной висел кровавый туман. Сколько было обвинений в адрес царицы, которая требовала от своего мужа не уступать, не повиноваться угрозам, шантажу со стороны революционеров! И, тем не менее, жизнь показала, что она была права, потому что все эти годы террористы трудились без роздыха, не выпуская из рук револьвера и бомбы. Сколько было убито важных лиц, которые оставались непреклонными при соблюдении установленного порядка, имперских традиций в стране: министр внутренних дел Плеве, министр внутренних дел Сипягин, министр народного просвещения Боголепов, граф Игнатьев, Бобриков, Старинкевич, префект Лониц, обер-прокурор Павлов, генералы Мин, Карангосов, Ализанов.

За шесть летних недель произошло шестьсот тринадцать покушений, убито двести сорок четыре человека… А блистательная аристократия Санкт-Петербурга продолжала критиковать государыню, требовавшую большей твердости в проведении репрессий…

Осенью царица сопровождала мужа, который, как всегда, в это время любил поохотиться в Польше, где императорская чета обычно останавливалась в замке в Спале. Александра взяла с собой племянницу, дочь своего брата, эрцгерцога Эрнеста Гессен-Дармштадтского. Через два дня в бюллетене двора сообщалось о внезапном заболевании ребенка, — у девочки начался гастрит. На следующий день несчастная умерла. Об этой довольно странной кончине немало злословили. Доктор Хирш, который повсюду сопровождал императорскую чету, отказался подписать официальное заключение о смерти. У него были доказательства того, что в тарелку с бульоном маленькой жертвы был брошен кем-то сильнодействующий яд. В результате быстро проведенного расследования выяснилось, что домашний слуга за столом поставил тарелку с ядом перед ребенком, а на самом деле она предназначалась императору!

Когда в стране, при дворе, в императорском окружении происходят столь трагические события, то не пора ли подумать о чем-то другом, и не увлекаться только одной критикой, постоянно проявляя свою враждебность по отношению к высшей власти в стране?