1001 Смерть - А. Лаврин

А дальше, по описанию Л.Млечина, произошло вот что: «Штабные офицеры по очереди приникали к замочной скважине. После длительного совещания один из офицеров вежливо постучал в дверь. Баррикада оказалась непрочной, три полковника и два сержанта без труда проникли в кабинет…

— Вон! — закричал Мисима.

Он размахивал антикварным мечом. Несколько угрожающих движений — и испуганные офицеры вылетели из кабинета.

Следующую атаку возглавил сам начальник штаба округа. Тиби-Кога, Фуру-Кога, Огава не оказали ни малейшего сопротивления. Морита отдал свой кинжал (у других оружия вообще не было). А вот с Мисима офицерам справиться не удалось. Он с такой скоростью орудовал мечом, что их мундиры окрасились кровью.

— Вон отсюда, или я убью генерала! — крикнул Мисима.

Его окровавленный меч показался штабистам убедительным аргументом, и они поспешили ретироваться. Один из полковников позвонил в управление национальной обороны. Там ему посоветовали действовать по обстоятельствам.

Тем временем Мисима изложил свои требования связанному генералу Масита. Расквартированные рядом со штабом подразделения «сил самообороны» должны быть выстроены на плацу, чтобы Мисима мог обратиться к ним с речью. Там же будут присутствовать члены «Общества щита», которым гарантируется безопасность. Командующий принял ультиматум.

В 11.38 прибыла полиция. Полицейские рассыпались по всему зданию, но старались держаться подальше от кабинета командующего. Они и не подумали арестовать фактически безоружных Мисима и его парней…

Огава и Морита с балкона разбрасывали листовки — последнее, что вышло из-под пера Мисима… Мисима призывал «силы самообороны» взять в стране власть в свои руки и потребовать пересмотра конституции. Листовка кончалась такими словами: «Давайте вернем Японии ее былое величие и давайте умрем. Неужели вы цените только жизнь и позволили умереть духу?.. Мы покажем вам, что есть ценность большая, чем наша жизнь. Это не свобода и не демократия. Это Япония! Япония, страна истории и традиций. Япония, которую мы любим».

Ровно в двенадцать Мисима появился на балконе и взобрался на парапет. На голове — белая повязка с красным кругом восходящего солнца и средневековым самурайским лозунгом. Тем, кто стоял внизу, были видны пятна крови на его белых перчатках…

Мисима обратился к солдатам:

— Печально говорить с вами при таких обстоятельствах. Я считал «силы самообороны» последней надеждой Японии, последней твердыней японской души. Но… сегодня японцы думают о деньгах, только о деньгах. Где же наш национальный дух? «Силы самообороны» должны быть душой Японии!

Внизу поднялся невообразимый гвалт. Самым мягким из оскорблений, которыми солдаты осыпали Мисима, было «дурак».

А Мисима неистовствовал на балконе, стараясь заставить солдат слушать.

— Неужели вы не понимаете? Я хочу, чтобы «силы самообороны» начали действовать. Другого шанса изменить конституцию уже не представится. Вы должны восстать. Чтобы защитить Японию! Да, защитить Японию! Японские традиции! Нашу историю! Нашу культуру! Императора!..

Полиция уже давно была здесь, но не вмешивалась, выжидая.

— Вы же солдаты. Почему же вы защищаете конституцию, которая отрицает само ваше существование? Почему же вы не проснетесь? Мисима замолк.

— Кто-нибудь из вас восстанет вместе со мной? — спросил он.

— Сумасшедший!

— Да знаете ли вы, что такое путь воина? Что такое путь меча? Что меч значит для японца? Голос Мисима упал.

— Я вижу, что вы не воины. Вы не восстанете. Вы ничего не сделаете.

— Тэнно хэйка бандзай! — трижды прокричал он. — Да здравствует император!

Видя, что все попытки поднять восстание тщетны, Мисима покинул балкон и вернулся в кабинет генерала.

— Нам остается одно, — сказал он своим товарищам по «Обществу щита».

Мисима в соответствии с традициями истинного самурая разделся и мечом вскрыл себе живот — по форме конверта. Это было не харакири, а сэппуку. Термин «харакири», который по-дилетантски употребляют европейцы, для японцев имеет ироническую окраску — он употребляется в отношении самурая, неудачно «распоровшего живот». Истинный социальный смысл этого действия определяется как демонстрация беспредельной верности вассала господину и связывается с термином «сэппуку» — иероглифы те же, что и в «харакири», но «облагороженные» прочтением по-китайски. В данном случае сюзереном для Мисима был император, во имя которого он решил умереть. (Однажды в жизни будущему писателю довелось лично увидеть Сына Неба — в сентябре 1944 г. юноша Кимитакэ Хираока с отличием окончил школу и был приглашен в императорский дворец. Император Хирахито наградил юношу часами).

Но, распоров себе живот, Мисима еще не завершил обряд сэппуку. Теперь меч взял Морита. Он должен был отсечь голову Мисима. Из-за волнения или неопытности Морита смог сделать это только с третьей попытки, после чего он тоже распорол себе живот. Голову Морита с первой же попытки отрубил Фуру-Кога. И только после этого полиция ворвалась в кабинет.

Кроме самого Юкио Мисима, обряд сэппуку совершили семь его последователей.

МИХАИЛ (Александрович Романов) (1878–1918) — великий князь, брат последнего русского императора Николая II.

После захвата власти большевиками советское правительство оформило Михаилу Романову разрешение на «свободное проживание» как рядовому гражданину. Однако в феврале 1918 года, в связи с обострившейся военно-политической ситуацией, великому князю было предписано переехать на жительство в город Пермь.

Вместе с Михаилом в Перми в гостинице «Королевская» поселились его секретарь англичанин Брайан Джонсон, камердинер и шофер.

Хотя никакого постановления или даже негласного указания о репрессиях против Михаила со стороны местных и центральных советских властей не было, нашлась «инициативная» группа пятерых вооруженных рабочих, которые в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. силой похитили из гостиницы великого князя и его камердинера и вывезли их за город. 47 лет спустя один из членов этой группы Андрей Марков вспоминал:

«…Я, вооруженный наганом и бомбой, вошел в номер, перед этим оборвал провод телефона, что был в коридоре. Михаил Романов продолжал упорствовать, ссылаясь на болезнь, требовал доктора и Малкова (председателя местной ЧК. — А.Л.). Тогда я потребовал взять его в чем он есть. На него накинули что попало и взяли. После этого он стал собираться, спросил нужно ли брать с собой какие-либо вещи. Я сказал, что вещи возьмут другие. Тогда он попросил взять с собою хотя бы личного секретаря Брайана Джонсона.[56] Так как это было в наших планах, мы ему разрешили. Михаил Романов накинул плащ.

Н.В.Жужгов взял его за шиворот и потребовал, чтобы он выходил на улицу, что он исполнил. Джонсон добровольно шел следом.

Михаила Романова посадили в фаэтон. Н.В.Жужгов сел за кучера, а В.А.Иванченко — рядом с Михаилом Романовым…

Доехали до керосиновых складов, что в 5 верстах от Мотовилихи.

Отъехали еще версту от складов и повернули направо в лес… По дороге никого не встретили, была ночь. Отъехав сажень 100–120 —Жужгов кричит: «Вылезай!» Я быстро выскочил и потребовал, чтобы мой седок Джонсон тоже вышел. И только он стал выходить из фаэтона — я выстрелил ему в висок, он, качаясь, упал. И.Ф.Колпа-щиков тоже выстрелил в Джонсона, но у него застрял патрон в браунинге. Н.В.Жужгов в это время проделал тоже самое, но только ранил Михаила Романова. Романов с растопыренными руками побежал по направлению ко мне, прося проститься с секретарем. В это время у Н.В.Жужгова застрял барабан нагана (у него пули были самодельные). Мне пришлось на довольно близком расстоянии (около сажени) сделать второй выстрел в голову Михаила Романова, отчего он свалился тотчас же.

Первая лошадь, испугавшись выстрелов, понеслась дальше в лес, но коляска за что-то зацепилась и перевернулась. В.А.Иванченко побежал догонять, а когда вернулся, все уже было кончено.

Начало светать. Это было 12 июня, но почему-то очень холодно…»

МОДИЛЬЯНИ Амедсо (1884–1920) — итальянский скульптор и живописец. Болезни преследовали Модильяни с детства. Когда ему была 2 года, он перенес плеврит, в 14 лет — тиф с осложнением на легкие, в 17 — обострение легочной болезни. В конце концов, он умер от туберкулеза.

С 1906 г. Модильяни постоянно жил в Париже. В январе 1920 года болезнь его резко прогрессировала, и 14 числа он окончательно слег в постель. 22 января Модильяни, потерявшего сознание, перевезли в больницу для бедных. Через двое суток, так и не приходя в себя, около 9 часов вечера художник скончался.

Его смерть повлекла за собой две других — утром 26 января покончила с собой, выбросившись из окна шестого этажа, Жанн Эбютерн, 22-летняя возлюбленная Амедео Модильяни, беременная на девятом месяце.