Большая Засада - Жоржи Амаду

Сиа Леокадия, с высоты своего импровизированного кресла, цыкнула на зубоскала и поддержала Ванже:

— Закрой рот. Ты сам не знаешь, что говоришь. А я скажу то же самое, что и вы, сиа Ванже. Мы живы, и никто не отнял нашу землю. Я прошу Господа только о здоровье.

— Да, о здоровье, и чтобы он послал нам немножко солнца, — снова пошутил Баштиау. — Вы помните о моем обещании, тетушка Ванже? Первый дом, который я построю, когда спадет вода, будет ваш. Не думайте, что я позабыл.

Они едва могли двигаться в этом крошечном закутке на мельнице. Тисау спросил про Алтамиранду, про его жену и дочь. Ему сказали, что муж и жена остались на плантации, спасая выводок свиней. Наводнение снесло их лачугу и свинарник. Дурочку никто не видел; она бродила как бог на душу положит: когда уйдет, когда вернется — неизвестно. Если она, конечно, не с козами в какой-нибудь пещере, затерянной в холмах. Разговор дальше не пошел, потому что вернулись мужчины с поисков лодки. Они несли дурные вести.

Как и предполагалось, лодки и след простыл. Ее оставили перевернутой в корнях густолиственной кажазейры, ниже по течению, в том месте, где река, не стесненная каменной горловиной, расширялась и становилась глубже. Разве ж могла лодка остаться там в ожидании хозяев? Теперь река — хозяин и господин, единственный и непререкаемый. Теперь она одна всем заправляет. «Даже ходить туда не стоит», — сказал Амброзиу. Вместе с землепашцами пришел Педру Цыган — они встретили его около дерева кажазейры: он был мрачный, унылый и разговаривал сам с собой.

Негр Каштор не позволил даже начать обсуждать судьбу лодки:

— Пойдем отсюда, покуда мост еще стоит, пока его потоком не унесло.

Корока вышла вперед, демонстрируя каменщику и кузнецу младенца:

— Поглядите, красота-то какая!

Она сняла кофту, чтобы получше укутать малютку — нить жизни, волшебную палочку надежды.

Козы застыли на крутых склонах холмов, недвижимые словно каменные изваяния. Внезапно без всякой на то причины одна из них пустилась бежать будто обезумев. Другие последовали за ней. На фоне общего опустошения козы олицетворяли вечность.

Даш Дореш вдвоем с Алтамиранду таскали на вершину холма свиней, которых растили на убой, беременных свиноматок и одну разродившуюся с десятью тяжелыми поросятами — каждый шаг стоил невероятных усилий. Они потеряли трех поросят из восьми. А кстати, где, собственно, Сау? Почему она не появилась сейчас, когда так нужна ее помощь? Ей нравилось баюкать поросят, петь им колыбельные.

О местопребывании Сау, будь то днем, будь то ночью, никто никогда доподлинно не знал. Отец и мать покорились судьбе и безропотно несли свой крест. Она же дурочка, простодушное, неразумное Божье творение, ее не обуздать, за ней не уследить. Конечно, они пытались, но безуспешно. Даш Дореш много раз повторяла, видя, как Алтамиранду терзается из-за дочери:

— Оставь ее. Бог ее такой создал, и он о ней позаботится. Мы ничего тут не можем поделать. — Она боялась, что если муж узнает обо всем, то придет в ярость и забьет бедняжку до смерти.

Так оно и было — они ничего не могли поделать. Алтамиранду пытался следовать совету жены, выкинуть эту боль из головы, оставить все как есть, но когда Сау появлялась, чтобы пасти коз, укачивать поросят или торговать на ярмарке, когда прибегала и висла у него на шее, выходец из сертана не показывал своих чувств, ощущая прилив легкости и веселья. Хорошая девочка его дочка: она же не виновата, что слаба на голову, — такая уж родилась. Если кто в этом и виноват, то только Бог, который не сжалился над ними. Красивая, такая, какая есть, в голове — ветер, она беззащитна в этих зарослях. Лучше и не думать о несчастьях, которые могут приключиться.

Они изнемогали, выбиваясь из сил, Даш Дореш была вконец измотана к концу перетаскивания свиней. Посадки было никак не спасти. Даш Дореш присела на валун, и Алтамиранду сказал:

— Я пойду.

— Куда?

— Искать ее. Я должен ее найти.

— Я пойду с тобой.

— Оставайся здесь, пригляди за скотиной. Один я или мы вместе — все равно. Я вернусь с ней или принесу вести.

Вести — что же может быть еще?! Бог дает жизнь, и он дает смерть — так подумала Даш Дореш. Алтамиранду спустился с холма, вошел в воду, которая доходила ему до пояса, согнулся под дождем и ветром и оправился на поиски дочери. Даш Дореш закрыла лицо руками и зарыдала.

Вид потерянного Алтамиранду, который бродил туда-сюда, продираясь сквозь нараставшую воду, и спрашивал о дочери — может, кто ее видел, и если да, то где, с кем и что она делала? — произвел на Дурвалину такое впечатление, что он снова едва не накликал на себя ярость Фадула, своего хозяина, которого он уважал, почитал и боялся.

— Сеу Фаду, вы уж меня поймите — мне нужно идти…

— Господи помилуй! Ну куда тебе нужно идти? Мало того что…

— Я видел, своими собственными глазами…

— Несчастный! Ты что, не понимаешь — сейчас не время, чтобы плести интриги?!

— Клянусь душой матери! Я видел их обоих — Сау и сеу Сисеру — на перевернутой лодке. И сеу Педру Цыган тоже видел.

— Почему ты раньше не сказал?

— Я хотел, но вы мне не дали.

Они не дошли до кажазейры, где стояла лодка, и не добыли каких-либо свежих новостей о Сау и сеу Сисеру Моуре — другие задачи, сложные и срочные, отвлекли трактирщика и его помощника. Об исчезновении лодки они узнали от уроженцев Сержипи, а Педру Цыган, в свою очередь, подтвердил, что видел ночью, как дурочка и уполномоченный «Койфман и Сиу» направлялись к убежищу у кажазейры. Что случилось потом, никто не знал. Убежали ли они, услыхав грохот, или их настигло наводнение?

На полдороге между мостом и мельницей Фадул и Дурвалину столкнулись с толпой из Сержипи. Несмотря на спешку, они шли медленно, принимая всяческие меры предосторожности, заботясь о Зеферине, которая едва разродилась, и о детях. Тут были старые и молодые, мужчины и женщины, непокорная ребятня и к тому же несколько человек с другого берега: Корока, Каштор, Баштиау, Педру Цыган. Всплывшее из глубин памяти видение болью пронзило сознание араба: мальчишкой он видел караваны, приходившие из пустыни, — их грузом были нищета и несчастье. Здесь все другое, но такое похожее.

Только столкнувшись с переселенцами, Фадул смог оценить полностью масштабы катастрофы. Раньше у него просто не было времени, чтобы подумать о судьбе земледельцев: помимо домов, наводнение уничтожило посадки, сровняло с землей, буквально уничтожило Большую Засаду. На обоих берегах реки только нищета и беды. И это сейчас, когда все пошло так хорошо, когда он, Фадул, только начал собирать плоды своего упорства, своей стойкости. Добрый Бог маронитов еще раз подвергает его испытаниям. Добрый Бог? Разрази его гром! Злобный Бог скорби и отчаяния, безжалостный, мрачный и жестокий. Iárára-dinák! Rára! Rára!

Идти по следу Сау и сеу Сисеру Моуры было бесполезно: лодка уже ориентиром не служила. Тисау подал идею, после того как они оставят женщин и детей в безопасности в доме капитана, организовать в окрестностях масштабные поиски пропавших. Кто знает, может, кроме этих двоих исчез кто-нибудь еще — как можно за всеми уследить, когда в Большой Засаде появилось столько новых жителей? Они собрали всех мужчин, имевшихся в наличии.

— Я не мужчина, но возьмите и меня, — потребовала Корока. Баштиау показалось, что особого смысла в этой затее нет:

— Пока вода поднимается, ничего нельзя сделать. Скоро уже и ходить невозможно станет. Будет только хуже.

Он будто предчувствовал: внезапно, будто привидение, появился Зинью и попросил о помощи. Река сорвала верхние доски моста. Окончательно помешавшись, Лупишсиниу угрожал свести счеты с жизнью, если наводнение уничтожит чудо, созданное мастерами ценой своего пота, знаний и упорства.

Наводнение нарастало: росли его масштабы, и росла его ярость. Тисау пошел вместе со строгальщиком оценить нанесенный ущерб. Фадул поднял огромными руками почтенную сеньору Леокадию — кожа да кости, да еще неукротимое желание жить, — и посадил к себе на плечи, так чтобы она могла свесить ноги.

— Вам удобно, тетушка? — обратился он сначала к старухе, а потом и ко всем остальным: — Будь что будет, но мы реку перейдем. Здесь нельзя оставаться — это верная смерть.

Это было нелегко, но удалось перевести всех. Негр нырнул под мост и обнаружил, что река унесла только доски настила. Несущие балки — мощные, хорошо закрепленные бревна — устояли. Основание осталось целым и невредимым. Утешившись, Лупишсиниу заявил, что можно перейти реку по мосту, используя поперечные балки.

Они соорудили что-то вроде живого моста: на каждом из двенадцати бревен стоял, удерживая равновесие, человек. Так, передавая их из рук в руки, удалось переправить детей, всех, кроме маленькой Жасинты, — ее Корока отказалась доверить кому-либо другому. Осторожно ступая, отмеряя каждый шаг, она перешла по балкам, а за ней пошли мужчины и женщины. Фаушта и Изаура поскользнулись и рухнули, наглотались воды, но все кончилось благополучно. Некоторые хвастуны предпочли бросить вызов течению и переправиться вплавь. Вава чуть не утонул.