Слово воина - Александр Прозоров

— Зато мы выплачиваем ее регулярно, день в день. Не то что все вокруг.

— Какая разница, если ее без премии даже на квартплату не хватает?

— А ты не опаздывай.

— Я лучше вообще ходить не стану! Имей в виду, Харитоныч, — снимешь премию, на следующий день можешь меня не искать, не приду.

— По закону, в случае увольнения ты обязан отработать два месяца после подачи заявления об уходе, — сухо сообщил главный инженер. — А после этого будем говорить.

Он развернулся, давая понять, что разговор окончен, и защелкал по коридору подковками на каблуках.

Олег сплюнул, теперь уже никуда не торопясь спустился в темную ремзону, вдохнул здешний маслянистый и горьковатый воздух, закашлялся, чуть не на ощупь нашел кузню:

— Илья, ты здесь?

— Угу.

— А чего темно так?

— Чубайс свет за неуплату отключил. Пошли в гадюшник напротив, по пивку тяпнем? Заодно и пообедаем.

У прилавка в столовой стояла небольшая очередь с подносами. Олег с Ильей пристроились в хвост, взяли по розовому борщу с желтоватым плевком сметаны, макароны, по паре котлет. Середин долго гипнотизировал взглядом мелкие жилистые кусочки бефстроганов, но брать не рискнул — дороговато. До получки еще дотянуть нужно — дадут сегодня, не дадут, неизвестно. Что там Харитоныч ни вещает, а задержки с деньгами в парке случаются, и не малые. Котлеты же, судя по тому, что из них торчали тонкие рыбные косточки, тоже были натуральные, но по объему вдвое больше, чем бефстроганов. Прямая выгода получается.

На третье Олег взял компот и пакетик сахара — иначе это кислое пойло употреблять просто невозможно.

Вернувшись сытыми и довольными в парк, Олег с Ильей узнали, что получку все-таки начали выдавать — причем выплата денег, обычно происходящая после двух, сегодня оказалась назначена на полдень. Света все еще не было, а потому в окошечке кассы дрожала алым язычком стеариновая свеча. Народу собраться успело немного, человек пятьдесят. Слесарь и кузнец пристроились в хвост и приготовились к ожиданию. Тут главное — первые минут десять. Олег по опыту знал, что за это время очередь продвинется на два метра и можно будет облокотиться на стену.

Он ощутил прохладное прикосновение к своей щеке, дернул головой — и открыл глаза.

— Берегиня… — Губы невольно расползлись в улыбке.

— Ты кричал во сне, — прошептала обнаженная девушка с зелеными глазами.

— Мне привиделся кошмар.

— Это бывает, — кивнула она. — Закрой глаза, я сделаю так, чтобы тебе не снилось ничего.

— Постой! — перехватил ее руку Олег и потянул к себе.

— Перестань, — покачала головой берегиня. — Ты забываешь, что я не женщина. Я всего лишь дух этого леса, его обитателей и гостей.

— Я знаю, — кивнул ведун, и все-таки привлек девушку, прикоснулся губами к ее рту. Губы берегини оказались влажными, шершавыми и чуть кисловатыми на вкус.

— И что? — спросила она.

— Хорошо, — пригладил волосы Олег. — Ты знаешь, я люблю тебя, берегиня.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — рассмеялась она. — Я не женщина. Я дух леса, дух вод, дух кустов и земли.

— Знаю, — повторил ведун. — И я не хочу, чтобы ты погибла.

— Я чувствую боль в твоем сердце, человек, — положила девушка ладонь ему на лицо. — И пока существует эта боль, я не могу погибнуть. Я не могу исчезнуть, пока существуют березы, малинники, пока растут сосны и клены, пока поют птицы и выходят на охоту волки. Так не бывает…

— Я видел места, где больше нет берегинь… — прошептал Олег. — И мне страшно оттого, что таким может стать весь мир.

— Когда ты слышишь птиц, — наклонилась к самому его уху девушка, — когда в траве шуршат мыши, а из-за кустов торчат заячьи уши, когда ветер колышит листву, а белка скачет по ветвям — это значит, что мы где-то рядом… Может, ты просто разучился видеть моих сестер, ведун?

«Разучился, разучился, разучился», — эхом отдалось в его разуме. Олег тряхнул головой и открыл глаза.

Проплывающие по небу барашки розовели в предрассветных лучах, между ними проглядывали парящие в невероятной выси перистые облака. А перед самыми глазами тряслись от совершенно неощутимого ветерка крохотные березовые листки.

— Какой, однако, странный сон мне приснился, — пробормотал Олег.

— Но я надеюсь, ты смог отдохнуть?

От неожиданности ведун подпрыгнул, сел — и увидел перед собой сидящую на корточках стройную обнаженную девушку с зелеными глазами и длинными волосами.

— Берегиня?!

— Тебя привела сюда богиня Марцана, ведун. Она уверена, что ты сможешь помочь нашей земле.

— В чем?

— Нам плохо.

— Почему?

— Я не знаю. Нам страшно туда заходить… — Берегиня встала, спустилась к озеру и вскоре вернулась, неся в руках чистую, кристально прозрачную воду. — Вот, выпей.

Вода была прохладной и чуть сладковатой, пахнущей цветами.

— Поможешь?

— Разумеется…

Ведун взнуздал коней, поднялся в седло, кивнул берегине, предлагая сесть перед собой. Та отрицательно покачала головой, взмахнула рукой — и перед Олегом запорхала ласточка. Гнедая, не дожидаясь команды, поскакала за ней, и Середину осталось только прижаться к гриве, чтобы не врезаться головой в какой-нибудь сук. Внезапно лошадь перешла на шаг. Олег облегченно распрямился, принял поводья.

Ласточка исчезла. Гнедая бесшумно переступала по мягкой хвое, толстым слоем лежащей внизу. Вокруг возвышались ели. Ели огромные, в три-четыре обхвата. Но что странно — у всех у них, подобно соснам, отсутствовали нижние ветви. Крона начиналась где-то далеко в вышине, а здесь, внизу, торчали только сухие сучки. Молодых деревьев тоже видно не было — лишь тонкие многочисленные сухостойны напоминали о том, что когда-то и здесь рос подлесок. Да и травы тоже не виднелось — ни единого клочка зелени. Еще больше Олега поразила тишина — полная, абсолютная, глубочайшая тишина, в которой оглушительным стуком отдавалось даже биение его сердца.

Гнедая недовольно фыркнула, прядая ушами.

— Не бойся, малышка. — Середин спешился, успокаивающе похлопал ее по шее, погладил морду. — Не бойся, я с тобой. Ты знаешь, чем разумное существо отличается от неразумного? Только разумный идиот способен лезть туда, куда ему не хочется. И туда, где он чует опасность. Пойдем, моя хорошая. Я начну поднимать тебя по эволюционной лестнице.

Олег начал пробираться дальше, исходя из простого принципа: поворачивать именно туда, куда хочется меньше всего. Деревья начали редеть, впереди блеснула поверхность небольшого болотца с ржавой мертвой водой, а перед ним стоял самый страшный символ смерти для всех людей, успевших познакомиться с римской цивилизацией: большой каменный крест.