Наполеон - спаситель России - Андрей Буровский

Иногда пишется, что он старался вывести из России как можно больше своих солдат. Ниоткуда не видно, чтобы он это делал. Наоборот, 26 ноября, при переправе через Бе­резину он прямо отдал приказ: в первую очередь переправ­лять солдат сильных, здоровых, с оружием. 40 тысяч боль­ных, безоружных солдат фактически обрекали на смерть.

К ночи 27 ноября стали прибывать отставшие отряды, толпы небоеспособных солдат, гражданские с обозами. Наполеон приказал пропускать воинские команды («бое­способные, идущие в строю»), повозки не пропускались (за исключением карет маршалов). В страхе перед каза­ками у переправы скопились тысячи женщин, детей, ране­ных и обмороженных, ожидавших разрешения проехать со своими повозками. Их не пускали.

Тактика русской армии была двойственной: Александр I хотел окружить и пленить как можно больше французов. Кутузов, похоже, предпочитал беречь русскую армию и только мешал французам уходить от гибельных окрестно­стей, ими же разоренных летом. Когда французы пошли по территории Белоруссии, менее разоренной войной, рус­ская армия активизировалась. Например, 16 ноября Чи­чагов занял Минск, где захватил большие запасы провизии для Наполеона. Минск являлся одним из крупных тыловых пунктов снабжения войск Наполеона, его потеря обрекала на голодную смерть многих, кто иначе мог бы спастись.

21 ноября авангард Чичагова под командованием гене­рала Ламберта захватил Борисов, где Наполеон планиро­вал переправиться через Березину.

Как именно это происходило, есть много свидетельств одно другого страшнее. «Борисов горел; французы гре­лись, и даже буквально поджаривались у его пылающих развалин, и умирали со всеми признаками умственного расстройства, богохульствуя и проклиная Наполеона перед смертью. И как им было не проклинать императо­ра Франции, если они со времени ухода с Москвы не ели практически ничего, кроме собственных строевых лоша­дей, а на каждой русской версте оставалось от 50 до 300 их погибших товарищей, трупы которых местами букваль­но громоздились друг на друга»[152].

«Тысячи были замерзших и умерших людей, — писал о тех днях А.П. Ермолов. — Нигде не было пристанища; местечки и селения обращены в пепел, и умножавшиеся пленные, все больше больные и раненые, большое число чиновников, должны были ожидать неизбежной смерти. Ежеминутное зрелище страждущего человечества истощало страдание, и само чувство сожаления притупляло»[153].

Через кое-как наведенные мосты лезет толпа, давит ослабевших, больных, детей им женщин. А вокруг идут бои за переправу.

К 28 ноября через Березину успело переправиться до 60 тысяч человек. Естественно, переправились Наполе­он, его маршалы и генералы. Ближе к вечеру 28 ноября на собравшуюся толпу стали сыпаться ядра артиллерии Витгенштейна. Толпы людей кинулись к мостам. Один из мостов рухнул. В создавшемся беспорядке переправа за­стопорилась, люди, по свидетельству очевидца, погибали в давке от удушья. Отступавшие ночью, при продолжаю­щемся обстреле, части Виктора смели с моста в реку по­возки и людей. Тогда в Березину рухнул и «золотой обоз», в котором Наполеон увозил сокровища Кремля. Ему они не достались. Во время боев в трех французских корпусах убито и ранено 13 генералов[154].

29 ноября в 9 часов утра французский офицер Серюрье, выполняя приказ генерала Эбле, сжег мосты. Военные обозы французов и огромное число «небоеспособных» остались на восточном берегу. На эту многотысячную толпу практически безоружных людей налетели казаки. Их не зря панически боялись. Когда к месту переправы подошли части Витгенштейна, уничтожая отставшие части францу­зов, им открылась жуткая картина:

«Ввечеру того дня равнина Веселовская, довольно про­странная, представляла ужаснейшую, невыразимую карти­ну: она была покрыта каретами, телегами, большею частью переломанными, наваленными одна на другую, устлана те­лами умерших женщин и детей, которые следовали за арми­ей из Москвы, спасаясь от бедствий сего города или желая сопутствовать своим соотечественникам, которых смерть поражала различным образом. Участь сих несчастных, на­ходящихся между двумя сражающимися армиями, была ги­бельная смерть; многие были растоптаны лошадьми, другие раздавлены тяжелыми повозками, иные поражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при переправе с войска­ми или, ободранные солдатами, брошены нагие в снег, где холод скоро прекратил их мучения... По самому умерен­ному исчислению, потеря простирается до десяти тысяч человек...»[155]

 Так вспоминал об увиденном офицер Мартос.

Отмечу этих «ободранных», то есть раздетых донага де­тей и женщин, брошенных умирать в снег. Это мы опять о красивой, героической, рыцарской войне 1812 года.

Во Франции рассказывались еще очень долго истории по то, как обезумевшие от голода французские солдаты отрезали от еще живых лошадей куски мяса и ели его сы­рым. А лошади, окостеневшие от страшного холода, как от наркоза, не замечали этого и продолжали двигаться.

Барон Мюнхгаузен переворачивался в гробу: такого даже он не придумал.

Говорили и о далеко не единичных случаях каннибализ­ма. Судя по описаниям русских, это уже не Мюнхгаузен.

Писали, что русские покупали у казаков пленных и ели их, варили живыми и сажали на кол. Что ели, сомнительно, у русских еда была.

Во всяком случае, на Березине остатки Великой армии окончательно погибли. Ее просто не стало.

Наполеон же... Он не только спас Россию, помог орга­низовать Отечественную войну, но и приложил колоссаль­ные силы, чтобы погубить свою собственную армию. Будь на свете справедливость, ему следовало бы поставить па­мятник на Березине, как вернейшему союзнику России и русской армии. Памятник должен изображать, вероятно, французских солдат, поджаривающих мясо уже умерших товарищей на пожарах Борисова.

Виве л~Ймперриор! Да здравствует император!

К 21 декабря 1812 г. через Восточную Пруссию про­шло из Великой армии 255 генералов, 5111 офицеров, 26 950 низших чинов, «в жалком состоянии и основном безоружных»[156]. Многие из них и оказавшись на временно безопасной территории, умирали от болезней изнурения.

Еще было примерно 6 тысяч солдат из корпусов Ренье и Макдональда, действовавших на других направлениях. Видимо, из всех этих вернувшихся солдат и собрались позднее 23 тысячи (упоминаемые Клаузевицем) под нача­лом французов.

Сохранилась легенда, что когда Наполеон примчался во Францию, вторично бросив в Пруссии остатки своей ар­мии, его спросили:

— Где армия?

— Армии нет, — пожал плечами Наполеон и тут же начал сколачивать новую.

Относительно большое количество спасшихся генера­лов и офицеров позволило Наполеону организовать новую армию, призвав рекрутов 1813 года. Но эти свежие силы не могли заменить ветеранов, погибших в России или раз­бредшихся как шаромыжники.

В 1813 году Наполеон потерпел поражение в битве под Лейпцигом и в 1814 г. отрекся от трона Франции. Судо­рожно дернулся в 1815 г. и окончательно потерял все, был сослан в плен к ненавистным британцам на остров Святой Елены. Потеряв армию, он закономерно потерял и импе­рию, и Францию. Об этом я не буду рассказывать подроб­но, это особая тема.

О чем еще надо сказать — это потери русской армии. Она ведь не встала на зимние квартиры, а в холодное вре­мя года, порой по колена в снегу, продолжала гвоздить не­приятеля вплоть до полного его изгнания из России.

Историк XIX века Богданович М.И. оценивает потери русской армии в 210 тысяч солдат и ополченцев[157].

Перст Божий?

Во всякую историческую эпоху можно отыскать странные события, не укладывающиеся или мало уклады­вающиеся в представления о естественном и закономер­ном. Но «нашествие двунадесяти языков» — это сплошная цепь событий, каждое из которых само по себе крайне маловероятно. А тут их сразу множество, одно за другим:

1.  Распад антирусской коалиции за считаные недели перед нашествием.

2. Массовый падеж скота и лошадей.

3. Неготовность Наполеона к зимней кампании.

4. Невозможность идти на Петербург.

5. Отказ раскрепостить крестьян в России.

6.  Цепь событий, которая спасла Кремль и храмы Мо­сквы: сильный дождь, странные сложности с фитилями, несработавшие запалы, быстрая помощь, появившаяся буквально в считаные минуты.

7. Гибель награбленного в водах Березины.

Предки у нас были люди отсталые — что крестьяне, что всякая петербургская деревенщина вроде русских царей или А.С. Пушкина. Мало кто сомневался в том, что в спасе­нии России видна Горняя сила, перст Божий.

Наш отсталый, малокультурный император в Манифе­сте 31 декабря 1812 говорил: «Зрелище погибели войск его [Наполеона. — А.Б.] невероятно! Кто мог сие сделать?.. Да познаем в великом деле сем промысел Божий».