Лихолетье - Николай Леонов

История знает примеры искусственного дробления государственных образований. Как специалист по истории Латинской Америки хотел бы привести пример: в первой половине XIX века феодалы-сепаратисты изуродовали наследие великого Боливара, освободителя от испанского колониального ига. На месте Великой Колумбии они создали три государства: Эквадор, Колумбию и Венесуэлу. Центральную Америку постигла подобная участь: она была расчленена на пять хилых государств — Гватемалу, Сальвадор, Гондурас, Никарагуа и Коста-Рику. Если бы не «железный канцлер» Бисмарк, то вполне вероятно, что на территории нынешней Германии сформировались и закрепились бы независимые Пруссия, Бавария, Рейн-Вестфалия, Саксония и другие государства.

Горячо обсуждая в управлении разведки наши национальные беды, мы неизбежно приходили к выводу, что, наверное, при создании СССР был допущен серьезный просчет. Ленинский вариант федерации с предоставлением каждому участнику права на свободный выход оказался ошибочным, противоречащим государственным интересам Советского Союза.

Много душевных сил тратили мы на обсуждение наших внутренних болячек. Как нормальные граждане, мы страдали от недугов нашего строя и государства. А как разведчики чувствовали постепенное формирование вокруг имени и образа Советского Союза негативного психологического поля, создававшего крайне неблагоприятную обстановку для работы разведки за рубежом. Наши политические противники, не жалея средств на пропаганду, из года в год усиливали кампанию по дискредитации Советского Союза. Надо признать, что наша действительность давала им огромное количество материала для такой работы. Однажды к нам попало высказывание бывшего президента США Р. Никсона о том, что гораздо выгоднее вложить доллар в пропаганду, чем 10 долл, в создание новых видов вооружения. Он мотивировал свое предложение тем, что оружие никогда не будет применено, а пропаганда работает ежечасно, ежедневно. Сейчас уже не помню, было ли это высказывание публичным или пришло от «источников» из его окружения. В любом случае он был прав. Американская пропаганда наносила нам серьезнейший урон.

Вокруг советских посольств постепенно сложилась обстановка отчуждения, в каждом русском подозревали шпиона, мы стали терять контакты с широкими слоями общественности. Как для дипломатии, так и для разведки всегда будет трагедией, если они станут представлять гниющее государство, дряхлеющее общество, отсталую экономическую и социальную систему. А к концу администрации Л. Брежнева за нами такие атрибуты закрепились прочно. Какими бы блестящими ни были наши дипломаты, какими бы умелыми и смелыми ни были разведчики, их усилия будут приносить все более скромные результаты, ибо среда, в которой они работают, все сильнее заряжается отрицательными эмоциями и негативными оценками в отношении нашей страны. Советская разведка помнила времена бурных успехов в первые годы после победы в гражданской войне, когда авторитет СССР был исключительно высок и широкие слои западной общественности видели в нас представителей неожиданно открывшейся заманчивой общественной альтернативы. В те годы контакты устанавливались сами собой, вербовки делались быстро и на прочной основе, агентура была надежной и высокоэффективной в работе.

Эхо массовых репрессий 30-х годов, помутнение светлого до тех пор образа бастиона социализма, ошибки во внешней политике привели к ухудшению общего климата для работы дипломатии и разведки. Но это оказалось недолгим. Начавшаяся вторая мировая война и героическая борьба советского народа против фашизма быстро выправили положение. Наш престиж поднялся необыкновенно высоко. Разумные люди реально оценивали вклад каждого государства в победу антигитлеровской коалиции, они справедливо видели в СССР главного спасителя человечества от гитлеровской чумы. Наступил своего рода звездный час разведки. После войны, когда Черчилль в Фултоне объявил о начале «холодной войны» против СССР, симпатии к нам если и уменьшились количественно, то качественно окрепли. Симпатизирующие нам люди искренне хотели помочь уберечь нашу независимость, гарантировать безопасность. Несколько десятилетий противнику не удавалось изолировать советские представительства и разведку за рубежом, но с началом 60-х годов процесс этот стал набирать силу. В основе его лежал надвигавшийся экономический и социальный коллапс, сопровождавшийся морально-нравственным кризисом.

Вот записи из дневника от 4 декабря 1981 г.: «Где бы ни собиралась группа людей, у них нынче на первом месте раздраженные разговоры о тяжелом экономическом положении Отечества. Это, безусловно, «тема № 1». Люди потеряли уверенность в завтрашнем дне. Сейчас люди в панике, потому что ходят слухи о резком повышении цен с января 1982 года. Вчера в перерыве между таймами хоккейного матча популярных команд ЦСКА и «Спартак», когда у экранов телевизоров сидит большинство мужского населения, выступал заместитель Госкомцен, заверявший, что повышения розничных цен не будет, что речь идет лишь об усовершенствовании оптовых цен для расчетов между предприятиями. Это полупризнание никого успокоить не может. Положение становится все более и более трудным. Западники видят это ясно и, кажется, берут за горло. Наше руководство занято тем, как бы скрыть реальные размеры грозящей катастрофы, а главное, «достойно» встретить 75-летие самого бесцветного руководителя в истории русского государства.

Нам стали отказывать в кредитах, подозревают, что мы неплатежеспособны… Депозиты в твердой валюте, принадлежащие СССР в иностранных банках, сократились в этом году с 8,6 до 3,6 млрд. долл. Это значит, что мы проедаем последние деньги, своего рода залог под порядочность и честность. Экспортировать решительно нечего. Золото резко упало в цене, продавать его сейчас — значит разоряться. Стабильный источник валютных доходов — только нефть. Нам предстоят крупные закупки продовольствия на Западе, там еще об этом не знают. Наличных денег нет, значит, понадобятся крупные коммерческие кредиты. Но сейчас в кредит дают под 18–20 %! Чистый разбой. О какой идеологической борьбе может идти сейчас речь? О каком наступлении на мировоззренческом фронте?»

И в эти же дни по партийным организациям читали закрытое письмо ЦК КПСС о необходимости положить конец коррупции, стяжательству, прекратить всяческие «проявления благодарности», от которых страдает «коммунистическое воспитание трудящихся». Письмо читали торопливо, обсуждали наспех. Я пробовал просить в парткоме письмо на пару часов, чтобы по привычке аналитика прочитать его повдумчивее, но получил отказ. Тема, которая заслуживала стать предметом широкой внутрипартийной дискуссии, могла бы привести к оживлению партийной жизни и к очищению ее рядов, была скомкана. Парткомы всех калибров задались целью поскорее отрапортовать Старой площади (поистине старой во всех отношениях!), что все, мол, обсуждено и принято к неуклонному исполнению.