Прах и пепел - Анатолий Рыбаков

Сталин подошел к Жукову и значительно, даже с некоторой торжественностью произнес:

— Товарищ Жуков! Государственный Комитет Обороны назначает вас заместителем Верховного Главнокомандующего.

Жуков встал, вытянулся.

— Благодарю, товарищ Сталин.

— Вам следует немедленно выехать в район Сталинграда. Немцев надо разбить и гнать их так же, как гнали в прошлом году от Москвы.

Сталин протянул ему руку.

— Счастливого пути! Успеха вам, товарищ Жуков!

28

Управление оборонительного строительства, где служила Варя, перевели из Москвы в район Саратова. В случае захвата Сталинграда гитлеровские войска повернут на север, на пути их возможного продвижения воздвигались оборонительные сооружения.

Штаб управления разместили в селе Байдек, на территории бывшей республики немцев Поволжья. В августе сорок первого года республику ликвидировали, немцев как возможных пособников Гитлера выслали в Сибирь и в Казахстан. Но названия деревень и городов остались прежними.

Каменные кирпичные дома с надворными постройками, просторные, удобные, все по-немецки основательно, долговечно. Массивные столы, скамейки и кровати в домах, необычные печи: низкие, большие, квадратные, с конфорками и духовками.

Жили теперь в этих домах эвакуированные украинские колхозники, чувствовали себя неуютно.

— Немец уже в Сталинграде, — говорила Варе ее хозяйка, — сюда придет, шо нам скаже?! Немецким добром завладели, на чужом, скаже, несчастье разжилися, всех нас и перевешает. А чем мы виноваты? Велели скот колхозный угонять, мы погнали, сюда нас и определили, куда теперь деваться, кто нас примет? — Вздыхала горько.

Варя ее успокаивала — сюда Гитлер не дойдет, жалела новых хозяев, но еще больше жалела высланных отсюда немцев. В чем провинились женщины, старики, дети? Затолкали в телячьи вагоны, заперли и выгрузили на голом месте в тайге. Сколько их там погибнет, сколько в дороге погибло?

Давид Абрамович Телянер, Варин начальник, тоже говорил о немцах сочувственно:

— Законопослушные российские подданные, освоили Заволжье. До них в степи только ногайцы и казахи бродили, а немцы выращивали знаменитую волжскую пшеницу, из нее выпекали хлеб для царского стола, разводили табак, ткали сарпинку. И все равно — чужой народ, хотя прожили здесь без малого два века, инородное тело, после войны, если будет возможность, все уедут в Германию.

Он смотрел на Варю умными, живыми карими глазами, с немцев переходил на евреев:

— Евреи тоже пришлые, к тому же во все вмешиваются. Среди них политики, ученые, писатели, философы, художники, кто хотите. Кому это понравится? Вот коренная нация их и выдавливает из себя.

— Но не у нас, — возражала Варя, — у нас есть еврейские театры, газеты. В школе, институте мы никогда не делились на евреев и на неевреев.

Давид Абрамович поднимал палец.

— Это было, Варенька, при других людях, людях идеи. Их уже нет. И времена уже другие. Евреи веками жили в Германии, носили немецкие фамилии, идиш — это фактически немецкий язык. И в результате? Германия их уничтожает. Однако уничтожить народ невозможно. Евреи сохранили себя на протяжении двух тысяч лет, история распорядилась: этому народу жить. Но жить в своей стране. Хватит им заниматься чужими делами.

— Вы имеете в виду Палестину? Евреи туда поедут?

— После того, что произошло, поедут.

— И вы поедете?

— Постараюсь.

— Но ведь ваша жена — русская.

— Зато ее дети — евреи.

— Наполовину.

— Люди иногда скрывают свое еврейство. Мать — русская, сам крещеный, еще что-то… Для меня еврей тот, кого Гитлер отправил бы на смерть как еврея. Моих детей отправил бы. Гитлер уничтожил бы и славян, перебил бы половину населения земного шара. К счастью, он не выиграет войну.

— Вы в этом уверены?

— Безусловно. Хотя при нашем бардаке победа будет дорого стоить.

Они одинаково мыслили, но разговоров на эти темы не вели. Мудрый человек, он с доброй улыбкой говорил Варе:

— Берегите нервы. Сейчас: все для фронта, все для победы. То зло хуже этого.

Был он невысок, плотен, военная форма сидела на нем неуклюже, лицо в глубоких морщинах, но глаза молодые, живые. «Один из лучших строителей Москвы», — говорил о нем Игорь Владимирович. Возглавлял технический отдел, все сходилось к нему: проекты, планы, разработки, его знания были феноменальны, решения принимал безошибочные. Он выделял Варю, она любила и умела работать, незатейливую полевую фортификацию освоила мгновенно.

В октябре строили главную полосу обороны в 15-20 километрах от Москвы. Сотни тысяч москвичей, в основном женщины, в дождь и холод, под обстрелом вражеской авиации, в своих потертых пальтишках, выношенных курточках, ботиночках, облепленных глиной, рыли окопы, ходы сообщений, долбили твердый грунт, врывали в землю круглые железобетонные колпаки для огневых точек, в своих перчаточках и рукавичках натягивали на колья колючую проволоку, толкали нагруженные землей тачки, устанавливали тяжелые надолбы и сваренные из рельсов противотанковые ежи. Не хватало лопат, ломов, кирок, не подвозили еду, и все равно эти женщины соорудили десятки тысяч метров противотанковых рвов, вынули миллионы кубометров земли.

Варя ходила по трассе. Бетон звучно плюхался из машин на толстые металлические прутья арматуры, женщины скребли лопатами по днищам опорожненных кузовов.

— Отъезжай, следующий, быстро, давай!

Варя проверяла, обмеряла, составляла с прорабами акты, помогала женщинам перетаскивать тяжелые бетонные колпаки. Неужели по Москве будут топать немецкие сапоги?! «Не отдадим Москву!» — первый стандартный лозунг, который стал ей близок. «Не отдадим Москву!» Улицы перекрыли баррикадами, мешками с песком, надолбами, ежами, опутанными колючей проволокой. Немцы бомбили город, воздушные тревоги объявлялись каждую ночь. Над Москвой колыхались лучи прожекторов, трассирующие пули и снаряды распарывали небо, похожие на ночные облака, белели в нем аэростаты заграждения.

Игорь Владимирович возглавлял управление, по-прежнему был требователен, аккуратен, пунктуален. Ему нельзя было принести небрежно исполненный чертеж. Телянер, не придававший значения мелочам, говорил Варе:

— Своего супруга вы знаете, сделайте поаккуратней.

В свое время Игорь Владимирович попытался перевести Варю на работу, не связанную с выездом на рубежи. Она сказала ему:

— Игорь, прошу тебя, никогда этого не делай. То, что я твоя жена, не дает мне никакого преимущества.

Больше он в ее дела не вмешивался.

После успешного завершения московской битвы его перевели в Наркомат обороны, в Главное управление инженерных войск, присвоили звание генерал-майора. Варя была довольна — положение жены начальника ее тяготило. Никаких привилегий она не имела. И все же мало кому из женщин-сотрудниц присвоили звание, а ее имя внесли в первый же довольно короткий список — воентехник 1-го ранга. Естественно, дипломированный инженер, давно здесь служит, и все же в отношении сотрудников это присутствовало: жена начальника. Теперь этого не будет.

И когда Игорь Владимирович сказал ей, что управление перебрасывают в Саратов, но она останется в Москве, Варя отказалась.

— Нет, Игорь, я из управления не уйду.

Он был озадачен, ошеломлен.

— Варенька, тут та же работа. Разница только в том, что здесь ты у себя дома, а там придется скитаться по грязным избам.

— Эти неудобства коснутся всех.

Он улыбнулся:

— Не романтизируй, Варя, там не фронт, а фронтовой тыл, далекий от линии огня. И в управлении почти все женщины работают рядом с мужьями, ты будешь одна, без защиты. И наконец, Варюша, неужели ты хочешь оставить меня одного?

Ей было его жаль, и все же она уедет.

— Я останусь в Москве, потому что мой муж занимает высокий пост? Мне стыдно так поступать, с этими людьми я проработала многие годы. И я не хочу отсиживаться в Москве. Я ведь ношу военную форму.

— Но и на мне военная форма.

— Ты руководитель союзного масштаба, твое место в Москве. А я рядовой инженер, воентехник первого ранга, мое место там, где женщины роют окопы.

Он сел рядом с ней на диван, обнял за плечи, притянул к себе:

— Варя, я боюсь за тебя, скажешь что-нибудь не то, не так, за это уцепятся, там разговор короткий: военный трибунал. Я не могу отпустить тебя.

— Я обещаю тебе ни с кем ни о чем не говорить.

Он опустился на колени, обнял ее ноги, приник к ним головой.

— Варюша, умоляю, я боюсь тебя потерять.

Она была тронута его отчаянием, погладила по голове.

— Ладно, вставай!

Он встал, машинальным движением отряхнул пыль с колен…

Варя закрыла глаза. Боже мой! В такую минуту помнит о брюках.

— Нет, Игорь, кем я буду здесь? Генеральская жена, получающая генеральский паек? Я не могу себе этого позволить. Не вынуждай меня. Клянусь, я буду там осторожной, сдержанной, осмотрительной.