Новеллы - Эрнст Гофман

Перссон Дальшё обратил на юношу серьезный взгляд, посмотрел пристально, точно хотел проникнуть ему в самую душу, и сказал:

— Мне не хочется думать, Элис Фрёбом, что простое легкомыслие толкнуло вас на то, чтобы бросить старое ремесло, или что вы не обдумали заранее с должным тщанием всех трудностей и тягот, сопряженных с ремеслом рудокопа, прежде чем принять окончательное решение и посвятить себя этому делу. У нас есть старое поверье, что могучие стихии, с которыми должен противоборствовать рудокоп, уничтожат того, кто не напряжет все душевные силы для победы над ними; горе ему, если он допустит в себе иные помыслы, которые могут ослабить его усилия; все способности он должен безраздельно вкладывать в свой труд, связанный с землей и огнем. Ну а коли вы по зрелом размышлении избрали наше ремесло и удостоверились в своем призвании, то — в добрый час! Вы пришли кстати. У меня как раз не хватает работников. Ежели хотите, можете прямо сейчас остаться у меня, а завтра спуститесь в шахту со штейгером, он вас всему научит.

Сердце Элиса переполнилось радостью от слов Перссона Дальшё. Он уже не вспоминал об ужасах зияющей адской пасти, в которую недавно заглядывал. Каждый день видеть милую Уллу, жить с нею под одной крышей — вот что наполнило его душу восторженной радостью; наконец для него забрезжила сладостная надежда.

Перссон Дальшё объявил рудокопам, что к ним просится в ученики новичок, и представил собранию Элиса Фрёбома.

Все одобрительно смотрели на крепко сбитого юношу и высказали суждение, что при таком стройном и сильном сложении ему на роду писано сделаться хорошим рудокопом и он наверняка докажет, что не обделен также трудолюбием и набожностью.

Один из рудокопов, степенный пожилой человек, подошел к Элису и от всей души пожал ему руку, назвавшись старшим штейгером на разработках Перссона Дальшё; он обещал, что возьмет на себя заботу об Элисе и научит его всему, что надобно знать рудокопу. Старик усадил Элиса рядом с собой и тут же за кружкой эля пустился в обстоятельные и пространные объяснения, чтобы заранее ознакомить юношу с начальными обязанностями, которые на первых порах поручаются ученику.

Элису вспомнился старый рудокоп, встреченный в Гётеборге, и к своему удивлению, он смог повторить все, что тот ему рассказывал.

— Эко дело! — удивился штейгер. — Откуда вы успели понабраться таких хороших знаний, Элис Фрёбом? Ну, за вас можно быть спокойным, скоро вы станете лучшим подмастерьем во всем нашем цехе!

Красавица Улла, которая ходила вокруг стола, потчуя гостей, дружелюбно кивала Элису, чтобы он не скучал и веселился со всеми:

— Теперь вы здесь не посторонний, вы в доме свой человек, и отныне уже не в обманчивом море, а в Фалуне, в его богатых рудниках, ваша родина! — так сказала она.

Эти слова открыли для Элиса врата рая, и он купался в небесном блаженстве. Вокруг тоже заметили, что Уллочка с удовольствием останавливается подле Элиса, и даже строгий Перссон Дальшё потихоньку приглядывался к юноше с видимым благорасположением.

У Элиса заколотилось-таки ретивое, когда он вновь очутился на краю дымящейся адской пасти и, облаченный в горняцкое снаряжение, непривычно ступая в тяжелых далекарлийских башмаках с железными подковами, начал под руководством штейгера спускаться на глубину шахты. Вот уж дыхание занялось от густых испарений, вот затрепетало пламя горняцкой лампы от пронизывающего сквозного ветра, которым потянуло из пропасти. Спуск продолжался все ниже и ниже, железная лестница сузилась до одного фута, и Элис понял, что его морской сноровки маловато для лазания по таким перекладинам.

Наконец они добрались до самого дна, и штейгер указал Элису его работу.

Элис вспомнил милую Уллу, ее светлый образ витал над ним, осеняя его ангельскими крылами, и он позабыл про ужасы бездны, и тяготы томительного труда стали ему нипочем. Он твердо знал, что ничего не добьется от Перссона Дальшё, если не посвятит себя безраздельно горняцкому делу; ему предстояло трудиться, не жалея себя, отдавая работе все душевные и телесные силы, и только тогда он, может быть, достигнет исполнения своих сладостных грез; поэтому он, на удивление быстро, научился работать наравне с самыми опытными рудокопами.

С каждым днем честный Перссон Дальшё все более привязывался к трудолюбивому и набожному юноше и без утайки говорил ему, что полюбил его не просто как усердного работника, а как милого сына. По примеру отца и Улла все больше выказывала Элису сердечную склонность. Не раз уже, когда Элис отправлялся на опасную работу, она со слезами на глазах заклинала его беречь себя, чтобы только с ним не случилось беды. Зато при возвращении она радостно спешила ему навстречу, и Элис уж знал, что его ждет дома кружка доброго эля и вкусная еда, заботливо приготовленная Уллой, чтобы он мог подкрепиться.

Сердце Элиса так и встрепенулось от радости, когда в один прекрасный день Перссон Дальшё заговорил с ним, что, мол, раз у него есть кое-какие деньжата, то при таком усердии он сможет в скором времени обзавестись своим хозяйством, а не то купить даже фрельсу, и что тогда уж ни один из фалунских мастеров ему не откажет, если он надумает посвататься к его дочери. Элис готов был тут же объявить, что он бесконечно любит Уллу и все свои лучшие надежды полагает в том, чтобы получить ее в жены. Но из неодолимой робости, а скорее всего, испугавшись своих сомнений, точно ли Улла любит его, как ему порой начинало казаться, он так и не решился высказаться и промолчал.

И вот однажды случилось так, что Элис работал на самой глубине, вокруг него все заволокло густыми клубами серных паров, горняцкая лампочка едва тлела тусклым мерцающим светом, так что он с трудом различал ход рудных жил. Вдруг ему послышалось, будто откуда-то с еще большей глубины доносится стук, словно там кто-то работает большим дробильным молотом. Обыкновенно такого не бывало в заводе, чтобы дробить добытую породу прямо под землей, к тому же Элис хорошо помнил, что сегодня штейгер отправил всех работать в подъемный ствол, а сюда вместе с ним никто не спускался, поэтому ему сделалось не по себе от непрерывной стукотни. Он отложил молоток и кирку и прислушался к глухим равномерным ударам, которые, как ему показалось, раздавались все ближе и ближе. Вдруг перед ним появилась черная тень, в этот миг клубы пара рассеялись от порыва леденящего ветра, и он узнал рядом с собою старого рудокопа из Гётеборга.

— Здорово, Элис Фрёбом! — зычным голосом приветствовал юношу старик. — Здорово тебе в каменных недрах! Ну что, друже? Как жизнь молодая, доволен ли ты?

Элис хотел спросить старика, каким чудом он вдруг оказался в шахте, но тот стукнул по каменной стене с такой силой, что так и брызнули вокруг огневые искры и отзвук его удара прокатился по шахте далеким громовым раскатом, и тут старик закричал на него страшным голосом:

— У тебя здесь проходит богатейшая жила, а ты, сквернавец, негодный работник, не замечаешь ничего, кроме маленького ответвления не толще соломинки! — Ты ведешь себя под землею, точно слепой крот, на которого никогда не посмотрит благосклонно повелитель металлов, да и наверху у тебя все из рук валится, никогда тебе не сделать хорошую варку. — Эге! Ты только и думаешь, как бы тебе заполучить в женки Уллу, дочку Перссона Дальшё, оттого ты и работаешь спустя рукава, без любви и разумения. — Берегись, обманщик! С повелителем металлов шутки плохи! Гляди, как бы он не схватил тебя за шиворот да не сошвырнул бы в бездну на острые камни — разобьешься так, что костей не соберешь! — И знай, никогда Улле не бывать твоей женой!

Элис вскипел от гнева, не стерпев обидной издевки.

— А ты, — крикнул он в ответ, — за каким делом ты пришел сюда, в шахту моего хозяина Перссона Дальшё, где я работаю не за страх, а за совесть, не жалея сил? Сгинь отсюда! Чтобы духу твоего здесь не было! А не то мы еще поглядим, кто кому скорее раскроит башку!

С этими словами Элис Фрёбом упрямо встал перед стариком и замахнулся на него железным молотком, которым только что работал. Старик презрительно захохотал, и Элис Фрёбом с ужасом увидел, как он с ловкостью белки ускакал от него наверх по перекладинам железной лестницы и скрылся в черноте пролома.

Руки и ноги Элиса сделались точно ватные, работа перестала спориться, и он поднялся наверх. Увидя его, старший штейгер, который только что вышел из подъемного ствола, воскликнул:

— Господи боже мой! Что с тобой стряслось, Элис? На тебе же лица нет, ты бледен как смерть! Небось, надышался серных паров и сомлел с непривычки? Ничего! На-ка, парень, хлебни! Это тебя подкрепит.

Элис с жадностью глотнул водки из фляги, которую ему предложил старший штейгер, и, немного оправившись, рассказал все, что произошло с ним в шахте, объяснил, как в Гётеборге состоялось его знакомство с таинственным рудокопом.