Весь Рафаэль Сабатини в одном томе - Рафаэль Сабатини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но богиня возмездия уже неотвратимо и безмолвно надвигалась на него.
Среди заключенных, которых цепь странных случайностей привела из Нанта в Париж, был наш старый знакомый Лерой, торговец яйцом и птицей. Правда, теперь он выступал как свидетель обвинения в деле бывших членов городского комитета.
Рассказав суду о причинах своего ареста, а также о том, что в течение трех лет он сидел, всеми позабытый и без суда, в камере зачумленной тюрьмы Буффе, Лерой затем поведал о страданиях, пережитых им в ту ночь ужаса, когда его везли по Луаре на барже обреченных. Говорил он просто и без актерства, отчего рассказ звучал еще более убедительно и проникновенно. Публика, заполнившая дворец правосудия, трепетала от ужаса, рыдала, слушая историю мучений, перенесенных свидетелем, и проливала слезы радости по поводу его чудесного спасения. Когда Лерой кончил давать показания, зал взорвался рукоплесканиями. Торговец немного растерялся, ибо за всю свою предшествующую жизнь он не видел и не слышал ничего, кроме оскорблений.
Потом, на волне возрождения, нахлынувшей в те дни на пробуждавшуюся от кровавого кошмара Францию, кто-то предложил собрать пожертвования в пользу Лероя. Так к нему в руки попала толстая пачка ассигнаций и банковских билетов, показавшаяся скромному торговцу целым состоянием. И тогда Лерой тоже прослезился.
Затем присутствовавшая в зале суда публика стала требовать головы Карье. Требование это подхватил весь Париж, и в конце концов члены Конвента выдали Карье революционному трибуналу.
Он предстал перед судом 25 ноября, так и не найдя адвоката, который взялся бы защищать его. Шестеро защитников, предложенных председателем, один за другим отказались представлять интересы этого чудовища, утратившего все человеческое. Наконец, Карье в ярости заявил, что будет защищать себя сам. И он действительно защищался.
А линия защиты была такова: его деятельность в Нанте в основном сводилась к снабжению западной армии; он не имел почти ничего общего с нантской полицией, отдав ее под начало революционного комитета; он понятия не имел о тех событиях, которые как тут было сказано, происходили в городе. Однако Гулен, Башелье и остальные, спасая собственные шкуры, свалили всю вину на Карье в надежде сделать козлом отпущения его одного.
Приговор Карье огласили в годовщину той ужасной ночи, когда молодчики из Общества Марата ворвались в тюрьму Буффе. В телеге его везли вместе с безжалостным Гранмазоном, который теперь настолько преисполнился жалости к самому себе, что всю дорогу до эшафота плакал горючими слезами.
Толпа, провожавшая его от Консьержери до Гревской площади, улюлюкала и осыпала Карье оскорблениями, но внезапно притихла, когда он взошел на эшафот. Карье поднялся туда твердым шагом, но плечи его поникли, а взгляд был устремлен долу.
Вдруг в этой тишине весело, гротескно, ужасно заиграл кларнет. Карье вздрогнул и выпрямился. Резко обернувшись, он метнул на музыканта последний в своей жизни страшный взгляд.
Мгновение спустя с глухим стуком упал нож, и окровавленная голова скатилась в корзину.
И по-прежнему вытаращенные глаза уже никого не могли повергнуть в ужас.
Над притихшей площадью пронеслось эхо от падения ножа.
— Ура! — крикнул кто-то. — Вот конец, достойный великого топителя!
Это был торговец Лерой. И толпа подхватила его ликующий возглас.
Ночь новобрачных
Карл Смелый и Сапфира Данвельт
Когда Филипп Добрый в начале 1467 года скончался в Брюгге от падучей, его смерть была представлена народу Фландрии как удобный предлог для разрыва обременительного союза с Бургундией. И сделали это агенты Людовика XI, короля, предпочитавшего вероломство открытому силовому противостоянию.
Герцог Бургундии, Карл, прозванный Смелым, был самым страшным и грозным врагом короля Франции, и лукавый монарх, решив избежать прямого столкновения со столь могущественным противником, придумал способ запутать герцога и парализовать его силы сразу же после того, как тот пришел к власти. Для этого король направил во фламандские владения герцога своих людей. Они должны были интриговать против Карла, пробуждая тем самым дремавший до поры до времени в сердцах беспокойных бюргеров бунтарский дух.
Первый призыв к оружию раздался с башни Белфри в густонаселенном богатом городе Генте, бывшем тогда одним из самых многолюдных и зажиточных в Европе. Сорока тысячам ткачей предписывалось бросить свои станки и брать в руки мечи, пики и фламандские годендаги. Из Гента яростное пламя восстания быстро распространилось вдоль Мааса и вспыхнуло во втором по значимости городе Бургундии — Льеже; многочисленные гильдии кожевенников и оружейников были готовы последовать примеру ткачей Гента и вступить в бой.
Мятежники держались храбро лишь до тех пор, пока не встретились при Сен-Гронде с Карлом Смелым, который разгромил восставших бюргеров, оставив на поле боя тысячи убитых.
Герцог был в гневе. Он чувствовал, что фламандцы решили застать его врасплох в тот миг, когда, как им казалось, он был не способен отстоять свои интересы; поэтому он решил раз и навсегда вбить им в головы, что подобное бесцеремонное отношение к повелителю чревато для них большой бедой. Когда к нему явилась делегация почтенных граждан города в длинных рубашках и с веревками на шеях, чтобы, упав перед ним на колени, смиренно просить принять ключи от города, он t презрением отверг их предложение.
— Уясните себе, — сказал он, — что мне вовсе не нужны эти ключи. Я надеюсь, вы хорошо усвоите этот урок для вашего же блага.
Наутро его передовые отряды начали проламывать брешь в городской стене, заполняя окружающий ее ров булыжниками, из которых она была сложена. И вот, когда пролом стал достаточно широким, Карл во главе своего бургундского войска вошел в эти импровизированные ворота как завоеватель, с опущенным забралом и пикой у бедра, и приказал разрушить все укрепления Льежа.
Так закончилось фламандское восстание 1467 года против герцога Карла Смелого. Ткачи вернулись к станкам, оружейники — к горнам, кожевенники и перчаточники взялись за свои ножницы. Мир был восстановлен, а для поддержания порядка Карл посадил всюду, где считал нужным, своих доверенных людей, назначив их военными комендантами.
Одним из них был германец Клаудиус Ринсольт, уже несколько лет состоявший на службе у герцога. Это был прирожденный предводитель, непревзойденный в искусстве владения оружием, в бою отважный до безрассудства и не боявшийся ничего на свете. Скорее всего, именно это качество более всего ценил Карл, недаром прозванный Смелым и ставивший храбрость неизмеримо выше любых других качеств человека.