Путь пантеры - Елена Крюкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не будет никакого конца света, да, не будет, а может, это он и есть? И он не узнает его в лицо? Все священные, старые книги об этом писали; и жрецы об этом лили кровь из-под священных ножей; и быки об этом мычали; и ягуары рычали; и все битвы об этом звенели всеми мечами, стреляли орудиями всеми, а толку? Человек не верит в смерть. Не верит в конец света. Слишком это больно – думать о том, что уйдешь навсегда. Колдовство конца – ничто перед колдовством начала. Змея не кусает свой хвост, и раковина размыкает спираль.
Между созвездий вспыхнули звезды рук, и звезды ног, и звезды губ, и поднялась над глазами марлевая повязка, и прозревшие под ножом острого ледяного ветра глаза засияли тепло и любовно, и в новом звездном рисунке Ром узнал бабушку. Бабушка летела среди звезд, раскинув мерцающие прозрачные руки, и Ром подумал: «Бабушка моя, ты похорошела, тебе идет жить среди звезд, и скажи, шепни только – это совсем не страшно, быть мертвым?»
Люди и звезды, звезды и люди, какая между вами разница, да никакой, подумал он светло и счастливо, и боль в его груди преодолела сама себя, и вышла наружу из тела, и он засмеялся, глядя на парня с крыльями из марли, и парень смеялся вместе с ним, и Ром узнал его и выкрикнул:
– Хавьер!
– Я не Хавьер, – сказал парень.
– А кто ты?!
Надо было успеть выслушать имя. И запомнить.
– Я? Эмильяно, Эрнесто, Джон, Степан, Шарль, Константин, Фридрих, Чеслав, Гарри, Андрей, Жюль, Эдвард, Лучано, Ингвар, Олег, Зорро, Радомысл, Хосейн, Сурья, Анри…
– Стой! Я понял!
– Александр, Сантьяго, Рафаэль, Джереми, Ипполит, Григорий, Паоло, Серджио, Антон, Рамамурти, Рустам, Велло…
– Я понял! Замолчи!
И, когда самолет проколол носом черную твердь и вышел с испода земли и неба, с их шелковой черной изнанки, в густое и сплошное торжество праздничных, сверкающих огней, а разбитая посуда, все склянки с газированной водой, коньяком и соком взлетели, вернулись, невредимые, на пьяный поднос в руках старательной девочки-стюардессы, равновесие его сердца восстановилось, и он услышал нежный, будто детский, голос:
– Это Хавьер. Не верь ему. Он всех нас обманул и убежал на небо. Теперь он мой подарок. Он мой ангел. Я люблю им играть. У него есть еще маленький пес. Он очень пушистый. Он совсем не кусается. Я понарошку тявкаю на него, а потом глажу его. У него фланелевый красный язык и смешной кожаный нос. И глаза из пуговиц. Ангел Хавьер мне сам его сшил. Будешь играть вместе с нами?
Маленькая чернокосая девочка стояла в проходе между креслами и смотрела на Рома. В руках она держала игрушечную собаку. Помахала собакой, и у собаки затрясся хвост, потом язык в раззявленной пасти.
Ром протянул руку. Девочка протянула собаку.
Им обоим не хватило еле заметного зазора, нескольких глотков воздуха, пары мгновений, чтобы дотянуться.
Бог Улитка родил мир.
Потом он построил себе дом, чтобы в нем жить.
И никогда не умирать.
Для бессмертия он построил себе дом —
его люди назвали пирамидой.
Первые пирамиды повторяли
тело самого бога Улитки.
Они были Раковинами.
Раковина повторяла не только тело бога.
Раковина повторяла время.
Время нанизывалось на веретено внутри
Раковины и текло по спирали.
Раковина повторяла звезды.
Далеко в небе звезды закручивались
в огромные спирали,
и медленно плыли громадные звездные Раковины
в лютом, ледяном безмолвии мира.
Раковина повторяла кровь.
Никто не знал, а только колдуны знали —
кровь зверей и человека состоит
из крохотных красных спиралей,
и они летят в горячем потоке,
летят, чтобы однажды вылиться из тела,
растаять, сгнить во чреве земли.
Раковина повторяла сердце.
Сердце внутри человека жило и билось
в форме Раковины;
и, когда жрец рассекал обсидиановым
ножом-уицтли грудь жертвы,
и запускал руку под кровавые ребра,
и выдирал из человечьей груди живой
бьющийся комок —
он повторял Раковину бога Улитки,
дожди приносящую, урожай приносящую,
любовь приносящую.
Раковина повторяла Землю,
ибо была кругла, подобно Земле.
Раковина повторяла Луну.
Белой Раковиной катилась Луна в ужасе ночи.
Раковина повторяла Океан:
она шумела, если прислонить ее к уху,
так же, как он.
Раковина повторяла женский живот —
из него же и все рождено, из него все
и, стало быть,
в него же, в земляной живот, в живот
Земли-Матери, все и вернется.
Раковина молчала о жизни,
и Раковина пела о смерти.
Так было записано письменами науа
в старинных книгах из телячьей кожи.
В книгах рода Тонатиу и рода Улитки.
Так было спето индейцами племени Мешико
в ярких, страстных песнях своих.
(песня марьячис)
FIN