Чудо и чудовище - Наталья Резанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дарда отдала шлем маонцу и сказала:
– Идем.
Когда они вошли в женские покои, там поднялся неумолчный визг, от которого закладывало уши. Десятка полтора женщин – белых, смуглых и черных, жались по стенам, прятались за колоннами и сундуками. Понятно, что они навоображали, увидев столько мужчин, явно не склонных к деликатности.
Дарда стояла в недоумении. Она не знала, как выглядит Далла, слышала лишь, что та молода и красива. Но все эти женщины были молоды и красивы, и вдобавок, нарядно одеты.
Лаши подошел к ближайшей из воплениц. Та немедленно рухнула на пол и принялась с мольбами лобзать ему ноги. Он бесцеремонно поднял ее за шкирку и громко спросил:
– Кто извас называет себя Даллой, царицей зимранской?
– Ее здесь нет! Нет! Нет!
– Она была здесь, а когда ваши пришли, убежала!
– Она прячется!
– Бывают же на свете верные служанки, – пробормотал Лаши. Этот бывший вор слишком хорошо судил о людях. Как и Дарда. Оба предполагали, что рабыни не хотят выдавать госпожу, укрывшуюся среди них. В историях, которые им рассказывал на привалах Хариф, часто так и случалось. И еще в этих историях рабыня могла назваться именем госпожи, чтобы принять за нее смерть…
Но зимранская жрица сказала:
– Ее в самом деле здесь нет.
Лаши выпустил служанку.
– Будем искать.
Оторопевшие служанки смотрели, как они уходят. Общее изнасилование откладывалось. Не исключено, что кое-кто из обитательниц женских покоев был этим разочарован. А некоторые рискнули потянуться вслед за пришельцами.
После неразберихи поисков и допросов прошел слух, что самозванку видели в большом зале приемов. Там стоял трон правителей Зимрана. Быть может, она рассчитывала что близ него, как при святилище, ее не тронут? Хариф, не поднимавшийся в женские покои – как будто сразу догадался, что Даллы там нет, присоединился к ним в ближайшем к залу переходе.
Едва они вошли, как от ближайшей колонны к стене метнулась чья-то тень. Те, кто держали факелы, инстинктивно подняли их выше. Отсветы пламени пали на мрамор, золото и лазурит. А у стены, на полу, скорчилась, закрываясь руками, женская фигура.
– Стойте, – приказала Дарда остальным. Настало мгновение, ради которого она начала мятеж, войной прошла через Нир и свергла царскую власть. Мгновение мести. Но Дарда не стала доставать меч. Она знала, что меч ей не понадобится.
С ужасом смотрела Далла, как приближается к ней воплощение всех ее кошмаров – женщина из железа и тьмы. Голова ее была непокрыта, жесткие, крупно вьющиеся волосы напоминали клубок змей. Длинные руки неумолимо тянулись к горлу Даллы. И лицо было лицом смерти.
Далла поняла, что умрет, если эта женщина коснется ее. Она отползала и отползала прочь от страшного видения, пока не уперлась в угол. И не в силах ни защитищаться, ни ждать, она выдохнула:
– За что?!
Зеленые глаза, ледяные от ненависти, глянули в лиловые, безумные от страха. Узкие губы растянулись в усмешке. Так даже лучше. Далла должна знать, за что умирает. За кого.
Очень тихо, но отчетливо Дарда проговорила:
– За моих родителей, Офи и Самлу, которых ты приказала сжечь.
Кто из них лишился рассудка – она, Далла или эта, одетая в железо? У Даллы вырвался отчаянный всхлип:
– Это были мои родители! Я хотела избавиться от них, чтобы скрыть тайну, но ничего не вышло… А к твоим я всегда была почтительна! Боги имеют право покарать меня за то, что я сделала, но не ты, не ты…
Порыв ее иссяк, она обмякла, свесив голову на грудь. Дарда опустила руки. Постояла молча. Потом повернулась к своим людям.
– Возьмите эту женщину и отведите ее в Братскую башню. Пусть отпустят жрицу Фратагуну, а к этой приставьте стражу. И пусть при ней будет кто-нибудь из служанок. Лаши, займись казначеем, И почему нет известий от князя Иммера? Он что, в ловушку попал, или уснул где-нибудь?
Ее голос был более обычного жесток и непреререкаем, и все с готовностью поспешили исполнить приказы. Так что вскоре в опустевшем зале остались только Дарда и Хариф.
Дарда подошла к слепому. Видевшие ее во дворе Хаддада сразу бы узнали эту походку. Так она подбиралась к противнику, прежде чем нанести удар. Но Харифа она не ударила.
– Ты знал. – Теперь ее голос был совсем иным – хриплым, прерывающимся. – Ты знал с самого начала.
Он не ответил. Может быть, он вспоминал, как давней ночью, в зале другого дворца, стоял перед Тахашем, А может, и нет.
– Ты хорошо сыграл свою игру. Я думала, ты обманываешь Нир, а ты не обманывал никого, кроме меня. И меня же учил – для мести поспешность губительна! Ты не спешил. Чудный замысел! Раз нельзя отомстить Тахашу, надо отыграться на его дочери, Сделать ее своей любовницей и послать на смерть. А не убьют меня – тоже неплохо, можно стать советником при царице, а с местью еще обождать…
– Все было не так, Дарда. То есть – сначала было так. Но потом все изменилось. Я не обманывал тебя, поверь мне.
– А вот этого не надо было говорить! У тебя есть право на месть и ненависть. Только не надо продолжать врать.
– Дарда, я…
– Хватит. Не доводи до дурного. Уходи, я не хочу тебя видеть.
Она отвернулась, хотя Хариф не мог этого увидеть. Слышно было, как стучит по каменному полу его посох. Потом наступила тишина. Дарда побрела по залу – одна, в темноте. Она поняла, что свалится, если не передохнет немного. Наткнулась на какое-то кресло и уселась в него, не обратив внимания, что это – трон Зимрана.
Выспаться ей не удалось ни в тот день, ни на следующий. Слишком много навалилось дел, и сразу. Она вступила в мятеж ради мести, а не для того, чтобы стать царицей. Но теперь, когда выяснилось, что месть ее не имеет смысла, царицей приходилось быть. Нужно было наводить порядок в городе и стране, рассчитаться с войсками, назначить наместников. Меж тем, выяснилось, что Рамессу действительно сбежал, предположительно в Дельту, к себе на родину. Уту вызвался в погоню, и Дарда согласилась – не столько ради похищенных из казны сокровищ, сколько для того, чтобы бывший управитель не навел на них своих соплеменников.
Лаши следил за порядком в Зимране, однако, по его мнению, бывшего главу городской стражи можно было вернуть на прежнюю должность. Дарда обещала подумать.
– Кстати, что случилось с Харифом? – спросил Лаши после беседы о Шраге.
– А что с ним случилось?
– Он спрашивал меня, не согласишься ли ты с ним поговорить.
– Ему что, жить негде в этом городе?
Лаши усмехнулся.
– Как бы не так! Он теперь великий провидец. Разве не сбылось его предсказание, что ты станешь царицей? Народ вокруг его тучами собирается, а жрецы разодраться между собой готовы, чтобы за право предоставить ему жилье при своем храмах.
– Вот видишь. Он в пустыне не пропал, не пропадет и в столице. А говорить я с ним не хочу.
У Лаши хватило сообразительности не продолжать эту тему.
На второй день пребывания во дворце Дарда посетила Братскую башню. И, выслушав историю Даллы, поняла, что не испытывает к ней ненависти. Странно – Далла при всей своей красоте оказалась несчастнее безобразной Паучихи. Во всем. По крайней мере, Дарде не приходилось терять детей. Даже как женщина Дарда была счастливей. Сколько бы не лгали ей Хариф и девушки из Каафа, приходившие к ней в шатер. Притворная любовь есть настоящая любовь, если она приносит радость.
Очевидно, ей следовало благодарить ту няньку, Берою, за совершенную подмену. Оставшись во дворце, вряд ли бы Дарда обрела силы и знания, необходимые для женщины с ее наружностью. И вообще, необходимые для жизни.
А Далла… Она – слабое существо. Груз злодейства, который она взвалила на себя, не по ней. Другие творят и большие преступления, и спят спокойно. Далла же сломлена. Из чего, правда, не следует, что ее пора отпустить на волю и осыпать благодеяниями.
Злость Дарды против Харифа улеглась – на нее не было ни сил, ни времени. И она понимала, что с ним дело обстоит тоже не так просто. Он приучал ее к мысли, что кроме него, ее никто не способен любить. Но может, он боялся, что все обстоит наоборот? И его настойчивое: "верь мне!" было не только лживым заклинанием, но криком о помощи, который она не услышала.
Все так. Но Дарда понимала также, что того, что было прежде, уже не будет. И видеть его по-прежнему не хотела.
По многим причинам ей нужно было забыть о личных переживаниях. Она знала – сейчас Нир опьянен победой, и люди славят торжество справедливости. Но стоит случиться засухе, неурожаю, или вражескому нападению – виновницей всего окажется лживая преступница, новая самозванка, узурпаторша престола. А попритихшие ныне зимранцы спустя месяц-другой отойдут, и припомнят, что царицы в Зимране не правят сами, хотя бы их право на престол не подлежало никакому сомнению.
Но даже если внутри страны будет все благополучно, Нир останется маленьким государством между одряхлевшей, но все еще могущественной Дельтой и полным сил и алчности Шамгари. Пока шамгарийцы выжидают, но богатства Дельты слишком велики, чтоб ожидание это могло длиться десятилетиями. И тогда, сколько бы ни продолжалась война, исход ее будет предрешен.
