Орден костяного человечка - Андрей Буровский

Альдо с самого начала наметил самый большой из курганов и обсуждал только одно — как лучше его раскопать?

— Так где лучше всего начать? Как ты думаешь?

Тоска взяла за сердце Чуя. Что-то плохое происходило в мире, что-то нехорошее делал он сам. Иначе откуда тоска? Такая тоска, что даже трудно дышать?

— Так где лучше начать копать? — не отставал Альдо. — Вон там, сбоку, или здесь, наверху?

— Сбоку плохо, — надсадно выдохнул Чуй. — Пока будем копать, на нас обрушится земля.

— Под обрывом же можно копать, — со знанием дела перебил Альдо, — и не обрушивается.

— Земля в кургане рыхлая, потому что эту землю один раз уже копали люди. Если землю никто никогда не копал, она гораздо плотнее и лучше держит любой лаз. А эта — обрушится, долго держать лаз она не сможет. Отец говорил, что духи земли не любят, когда их тревожат…

— Не зря у тебя на шее древний талисман, пришедший от тохаров! Ты сам как талисман, Чуй! — обрадовался тогда Альдо. — Не зря я взял тебя с собой.

И деловито добавил:

— Тогда сверху?

— Надо сверху, но не совсем вертикально… Копать надо под таким углом, чтобы земля не осыпалась, и в то же время так, чтобы удобно было ползти… В совсем вертикальный лаз ты провалишься, а к концу работы лаз будет очень глубоким.

— Примерно каким?

— Примерно восемь или десять человеческих ростов.

— Если стараться и если копать всю ночь, сменяя друг друга, то можно углубиться на полтора роста за ночь.

Было так, как и говорил Чуй. И Альдо хорошо понял, зачем нужна кирка, которой бьют насыщенную камнем породу, добывая железную и бронзовую руду. В Орду-Балыке ему хватило ума послушаться Чуя взять кирку. Не будь у них кирки, грабители копали бы не восемь дней, а по крайней мере месяц.

Так и жили в двух чумах четыре человека; дружно жили, только мяса все-таки не хватало, хоть и часто удавалось подбить рябчика по дороге, пока шли на курган и с кургана, или суслика прямо в степи. Но что такое маленькая птичка или зверек на четырех мужчин, работающих тяжело? А специально ходить на охоту времени не было, пусть следы маралов и косуль чертили землю почти что везде. Ели кашу, варили зерно. И каждый раз, когда делали перерыв или пока ждали каши и чая, говорили между собой Чуй и Альдо. Альдо не замолкал: и о боге мусульман, и о богах разных народов. И о приличиях, и о Монгольской империи…

О чем только не говорили они в утренние часы, когда плыл предрассветный туман и пора было уже ложиться спать! Они очень сдружились, хотя Чуй и чувствовал — Альдо хочет переубедить его, сделать еще более сговорчивым.

Между собой они говорили по-кетски. Рабы между собой — по-самодийски. Только общение хозяев и рабов, приказы и обсуждения, что надо сделать, происходило по-тюркски, на языке кыргызов, — потому что его знали все.

И опять пора было на курган, в глубокую узкую дудку. Один рубил породу, превращал ее в труху и складывал в мешок. Сидящий сверху вытаскивал мешок с землей и высыпал его в стороне.

Когда рассветало, уходили наверх, за сопки. Прятаться от сильного отряда не имело смысла, но от такого отряда их защитила бы пайцза. И скрыть следы работы невозможно: зияющая дырка в теле кургана, горы свежей земли. Достаточно было хоть кому-то из проезжающих заметить следы работы или свернуть к кургану от тропы.

И все же спрятаться было разумнее всего. Потому что тогда связь четверых спрятавшихся и работ на кургане становилась не очевидна. Кто там копает курган? А мы не знаем… Зачем вы здесь сидите? Боимся ездить днем… Мы едем только по ночам… В разоренной, разорванной междуусобицей стране это звучало убедительно, особенно для начальников сильного монгольского отряда… если говорить все это и сразу показывать пайцзу.

Кто-то проезжал мимо Салбыкской долины постоянно — по дороге вдоль гор несколько раз за день кто-то шел или ехал. Ехали на лошадях, шли паломники в Тигир-Балык и обратно. Перегоняли гурты отчаянно блеющих баранов. Раза два пронеслись монгольские гонцы; они ехали по трое, ведя на поводу по три заводных коня, и скакал сразу небольшой табун.

Но все едущие торопились. Почти все едущие боялись. Никто не тратил времени и сил на осмотр колоссальных курганов, не пытался понять, что же странное увидит он, если подойдет к телу рукотворного холма, возле которого навалена совсем свежая земля.

Только раз отряд тюрок и монголов съехал с торной тропы, проскакал в сторону курганов. Всадники поднялись на один курган и на другой, смотрели вокруг с высоты кургана и высоты всадника.

Подъезжали они и к Большому Салбыку. Чуй ясно видел, как всадники задержались у земляных куч, как они что-по говорили и показывали друг другу, пожимали плечами. Впрочем, и они быстро уехали, вовсе не пытаясь разузнать, не прячутся ли в окрестностях те, кто прокопал в теле кургана длинный грабительский лаз.

Этот разговор Чуй тоже запомнил до конца своей жизни. Альдо тогда долго говорил, как хорошо будут жить они оба, когда приедут в Кашгар и главный купец Кашгара Мурад отведет им место среди остальных купцов.

— А что ты дашь Хоролю и Асу? Может, отпустить их на свободу? Хоть они и природные рабы?

И вот тут Альдо опять удивил Чуя и даже изрядно напугал. Потому что Альдо подумал, почему-то стал вдруг рассматривать свою правую руку, а потом тихо спросил:

— Разве курган не требует добычи?

Чуй слышал эти разговоры много раз: что надо смочить курган кровью, принести в жертву человека, — тогда и золото никуда не уйдет, его легко можно будет найти.

— Не болтай глупостей, Альдо… Кургану не нужна твоя добыча… Не нужна кровь.

Горел костер, кричала птица в лесу. Свирепо засопел, поднял громадную голову Нар. Если не знать, что там просто верблюд, только очень большой, можно было испугаться до полусмерти — такое чудовище стояло, освещенное сбоку костром. А через костер Альдо говорил спокойно и веско:

— В любом случае рабы много знают. Нам что, очень нужны те, кто знает, откуда мы взяли столько золота? Нам все равно придется их убить сразу после того, как мы найдем золото и поднимем его наверх… Но ты прав — можно сделать по-другому: из песков Дзосотын-Элисун пока что никто не выходил.

— Ты хочешь…

Чуй не решился закончить.

— Хочу ускакать от них в пути, — равнодушно отозвался Альдо, — оставив без лошадей и верблюдов. А без воды они далеко не уйдут. Ты помнишь дорогу через Дзосотын-Элисун?

Чуй кивнул. В памяти возникли бесконечные гряды песков, редкие желтые кусты, полное отсутствие животных. За пять дней пути не встретилось даже ящерицы, даже коршуна в выцветшем небе.