Любовники и лжецы. Книга 1 - Салли Боумен

– Просто мне кажется, что приближается один из моих приступов мигрени, – сказала она. – Эти жуткие головные боли…

– Ты уверена, что с тобой все в порядке? Может, тебе лучше поехать домой? Давай я поговорю с Джоном…

– Нет! Ни в коем случае! Не надо! – Лиз, казалось, была до смерти напугана этим предложением. Она едва не выронила сумочку. – Не надо. Он ужасно расстроится. Я знаю, что он очень хочет увидеть Джини. И я, конечно, тоже. У меня есть чудесные таблетки. Мои волшебные таблетки… А, вот они. Честное слово, Мэри, одна такая таблетка, стакан воды, и со мной будет все в порядке.

Ее движения становились все более лихорадочными, руки тряслись. Волнуясь за Лиз, Мэри принесла ей воды. Она обернулась в сторону прихожей и заодно оглядела гостиную. Последние скучные гости, слава Богу, ушли не попрощавшись. «Не только зануды, но еще и хамы», – подумала она. Джон беседовал с двумя артистами. До ее слуха донеслись слова «награды Академии киноискусства».[48] Все были заняты разговорами и напитками. В этот момент и появились новые гости.

Мэри протянула Лиз стакан минеральной воды. Теперь женщина выглядела спокойнее. Наградив Мэри благодарным взглядом, она проглотила маленькую белую таблетку и, в свою очередь, оглядела комнату.

– Это и есть Джини? – спросила она. – Наверняка это она. Какая хорошенькая! Какое у нее чудесное платье! А что это за мужчина рядом с ней?

– Насколько мне известно, он фотограф, – со вздохом ответила Мэри. – Француз. Его зовут Паскаль Ламартин.

– Как замечательно! Я очень люблю Францию. Я обязательно с ним поговорю позже.

Лиз двинулась к редактору похабного журнала. Твердо взяв ее под руку, Мэри развернула Лиз и направила в сторону поэта.

– Ты должна его помнить, вы уже встречались. Это Стивен. У него только что вышел новый сборник стихов…

– Правда? А как он называется? – спросила Лиз, вызвав у Мэри улыбку. Лиз уже приходила в себя, ее инстинкты вновь включались в работу.

– «Размышления».

– Спасибо.

На лице Лиз внезапно появилась обаятельная улыбка. Она подошла к поэту, и до Мэри донеслись ее слова:

– Стивен, как замечательно, что вы пришли. Я так и думала, что смогу найти вас здесь. «Размышления» – просто чудо! И я, и Джон – мы оба в восторге от них. Нет, правда, мы читали их вслух как раз сегодня вечером. Да, прямо перед приездом сюда…

– Итак, месье Ламартин, надолго ли вы в Лондон?

– Пока не знаю. Может быть, задержусь еще на несколько дней, а может быть, и на несколько недель.

С высоты своего роста Паскаль смотрел на Мэри, мачеху Джини. Почему-то он представлял ее другой, считая, что любая женщина, побывавшая замужем за Сэмом Хантером, должна быть высокой, элегантной и волевой, Мэри не подходила ни под одно из этих определений. Она была невысокой, не выше ста шестидесяти сантиметров ростом, и ее никак нельзя было назвать элегантной. Это была толстушка, невыразительно, типично по-английски одетая, в блеклом платье, которое явно скучало по утюгу. Ее седые волосы обрамляли лицо наподобие ореола. Цвет лица у нее, как и у большинства англичан, был прекрасный, а косметикой она, судя по всему, не пользовалась. Она улыбалась Паскалю, но улыбка эта не затрагивала ее ясных голубых глаз, которые она не отрывала от Паскаля с тех пор, как пару минут назад он вошел в гостиную. Первым его впечатлением было, что хозяйка дома – рассеянная и эксцентричная особа, однако теперь он уже начинал думать о ней иначе. Она встретила его и Джини восторженным потоком слов и жестов. И все же Паскаль заметил, что его быстро и ловко оттерли от Джини, и она сейчас разговаривала с Джоном Хоторном. Самого же Паскаля, как он понял только сейчас, блокировали, и теперь он был зажат в углу хозяйкой дома. Справа от него горел огонь в камине, слева стояло огромное старинное, обитое ситцем кресло с продавленным сиденьем, а прямо перед ним, отрезав все пути к отступлению, стояла эта энергичная толстушка Паскаль озадаченно смотрел на нее сверху вниз. Внезапно он начал понимать. Она неожиданно напомнила ему его собственную мать, на лице которой в прошлом он неоднократно замечал точно такое же выражение. Она смотрела так же – точно так же! – на любую новую девушку, которую приводил домой ее сын. Паскаль улыбнулся.

Глядя на него, Мэри подумала, что его улыбка обезоруживает, но ей не хотелось разоружаться. Действительно, она представляла этого француза совсем иначе. Поначалу он ей не понравился. Мэри обладала богатым воображением, кроме того, у нее было двенадцать лет, чтобы нарисовать себе его мысленный портрет. Она не стала читать те материалы, которые принес ей Джон Хоторн, поэтому в ее сознании до сих пор жил тот образ Ламартина, который она создала для себе еще со времен бейрутской истории. «Чертов французишка, покоритель женских сердец», – решила Мэри двенадцать лет назад. Она хорошо представляла себе этот тип мужчин. Хорошо выглядят, прилизаны, взгляд с поволокой, который так и зовет в постель. Откровенно говоря, таких французов Мэри встречать не приходилось, но она не сомневалась, что они есть и выглядят именно так… Помимо того, что он действительно был довольно симпатичен, – хотя ему не мешало бы постричься и чуть более тщательно побриться, – образ, нарисованный Мэри, абсолютно не подходил к Ламартину. Его манеры были сдержанны и независимы. С того самого момента, как молодые люди переступили порог ее дома, он вел себя с Джини заботливо и вполне корректно. Они вошли бок о бок, и он поддерживал ее под локоть, помогая маневрировать между стоявшими в комнате гостями. Когда Джини познакомила их, он пожал Мэри руку, слегка наклонив голову, – элегантно, как умеют только французы, и вежливо произнес: «Мадам».

Нет, он не был прилизанным, решила Мэри. Она моргнула и продолжала разглядывать француза. И ему еще нет сорока. А если Сэм в свое время правильно назвал его возраст, ему сейчас должно было быть именно столько. Он был значительно моложе, лет тридцати пяти, определила Мэри. «Чертов Сэм! – подумала она. – И мое чертово зрение!» Она прищурилась, чтобы лучше видеть. Он вовсе не был похож на дешевого охотника за юбками, и у него не было взгляда с поволокой, зовущего в постель. Присмотревшись поближе, она выяснила, что глаза у него были очень приятными, дымчато-серого цвета, а взгляд – ироничным и насмешливым, как будто его что-то забавляло. Тут Мэри поняла, что разглядывает гостя совершенно неприличным образом. Она сделала шаг назад. Ламартин улыбнулся. Мэри подумала, что улыбка у него совершенно очаровательная.

– Извините меня, – затараторила она, размахивая руками. – Просто… Я представляла вас совсем иным.