Риск - Джоан Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Палата лордов проголосовала за то, чтобы назначить судебный процесс над королевой на семнадцатое августа.
Принц-регент, недавно ставший королем Георгом IV, изъявил желание развестись со своей супругой, на что требовалось согласие парламента.
— О нет, — со стоном протянула я.
Он вздохнул.
— О да. Все это до ужаса противно. Лондон в состоянии хаоса. — Он открыл глаза и посмотрел на меня. — Мне, к несчастью, придется присутствовать при этом, но ты вместе с детьми останешься в Уинтердейле. В Лондоне сейчас очень неспокойно. Население открыто выражает недовольство и королем, и королевой, поскольку никто из них двоих не безгрешен.
Да, в супружеской неверности были повинны и Георг, и Каролина, и эта история выглядела просто отвратительно.
— Как это все мерзко, — промолвила я.
— Да, именно, — с чувством откликнулся он.
Я провела рукой по его густым черным волосам, и глаза его снова закрылись — длинные ресницы безмятежно покоились на щеках. Филип наслаждался моими ласкающими прикосновениями.
— Что здесь было без меня? — пробормотал он.
Я рассказала ему забавный случай, приключившийся с Робином. Филип открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся той нежной улыбкой, от которой я всегда таяла, словно воск. Он взял мою руку и поднес ее к губам.
— Я понимаю, тебе нелегко отпускать его одного, — сказал он. — Ты храбрая девочка, Джорджи.
Слезы навернулись мне на глаза.
— Я очень стараюсь, Филип. Правда.
— Я знаю, любовь моя. Вскоре тебе станет полегче.
Я фыркнула.
— Где уж, если ты купишь ему пони! Ему же всего три года, Филип.
Он снова закрыл глаза.
— Ему три с половиной, и я сначала проверю, чтобы лошадка была спокойная.
Робину не хватало одного месяца до трех с половиной, но я прикусила губу и промолчала.
Переодеваясь к обеду, я думала о том, что мне рассказал Филип о судебном процессе над королевой. Суд может продлиться месяцы, и если Филип твердо решил не пускать меня в Лондон, я не увижу его теперь очень долго.
Меня эта новость чрезвычайно огорчила.
Не то чтобы я скучала по Лондону. Нам чудом удалось избежать скандала, связанного со смертью мистера Говарда, но для нас это были тяжелые времена. Я рассказала следствию, что Говард признался, что хотел меня убить, а затем Клэвен представил суду человека, который под присягой заявил, что Говард нанял его, чтобы тот убил моего отца. А потом от ростовщиков, которые набросились на овдовевшую миссис Говард, словно стая паразитов, всем стало известно, как отец шантажировал несчастного молодого человека.
Но весь этот ужас был позади, и мы с Филипом были рады удалиться на время в Уинтердейл-Парк. Вскоре страсти вокруг скандального дела немного поутихли, и теперь мы могли спокойно вернуться в Лондон. Филип посещал заседания парламента, когда там шли дебаты на интересующие его темы, и мы всегда появлялись на нескольких званых вечерах в течение сезона. Я иногда ездила в Лондон за покупками, поскольку магазины в Суррее не могли сравниться с лондонскими.
В основном же наша жизнь протекала в Уинтердейл-Парке и его окрестностях. У нас появились очень приятные знакомые в соседних поместьях, и хотя Уинтердейл-Парк считался самым роскошным домом в округе, ни Филип, ни я никогда не брезговали обществом простых, но добродушных и милых людей.
Мы время от времени навещали Кэтрин и лорда Ротерэма. Их сын был на полгода младше Робина, и дети очень дружили между собой. В скором будущем Кэтрин ожидала еще одного ребенка, и я обещала приехать, как только ей подойдет время рожать.
Леди Уинтердейл царствовала между вдовами в Бате. Мы с ней ни разу больше не виделись, что нас вполне устраивало.
Но этот процесс над королевой грозил нарушить столь приятное и неторопливое течение нашей жизни.
Сидя за обеденным столом с Филипом, я спросила его:
— Как ты думаешь, сколько времени продлится судебное разбирательство?
Он слегка подул на суп, чтобы его остудить.
— Боюсь, что долго.
— Значит, я тебя не увижу все это время?
Он покачал головой.
— Я буду приезжать домой, Джорджи. Судебное заседание будет проходить не каждый день, а Уинтердейл-Парк расположен сравнительно недалеко от Лондона. Вот те бедняги, что живут в северных и западных провинциях, основательно там застрянут.
— Но я могу приехать без детей, — осторожно заметила я.
Он решительно тряхнул головой.
— Ты не представляешь, что там творится. Лондон на грани революции. Каждый день на улицы выходят огромные толпы народа, несущие знамена, как накануне кровавой расправы в Питерлоо. Днем и ночью лондонские улицы оглашаются криками: «Долой короля! Долой королеву!» — Он снова покачал головой. — Я не хочу, чтобы ты туда приезжала.
Лицо его приняло непреклонное выражение.
Я обожала моего мужа, но некоторые черты его характера меня раздражали. Во-первых, он постоянно указывал, что мне делать. А во-вторых, всегда замыкался в себе, если его что-нибудь тревожило. Даже после пяти с половиной лет совместной жизни мне с трудом приходилось выуживать из него причину его беспокойства.
Да, с привычками бороться трудно.
— Ну хорошо, хорошо, — ворчливо согласилась я. — Я останусь в Уинтердейл-Парке, если ты так хочешь. Но, надеюсь, ты приедешь, как только это будет возможно.
Он сверкнул на меня глазами.
— Можешь рассчитывать на это, любовь моя, — сказал он.
Я покосилась на стоявших у буфета лакеев и опустила глаза в тарелку, чтобы никто не заметил ответного блеска в моем взгляде.
После обеда мы, как обычно, погуляли по парку с собаками. Затем играли в шахматы, пока не внесли поднос с чаем. Потом настало время ложиться спать.
Пришла пора для самого глубокого и интимного единения, которое существовало в нашем союзе. Мы прильнули друг к другу в супружеской кровати с пологом, в которой зачали наших очаровательных детей, и я ощущала невыразимую радость женщины, которая счастлива и уверена в своем счастье.
Он целовал мне шею и плечи.
Я глубоко вздохнула.
— Счастье — это так сложно, — пробормотала я.
— Вовсе нет, — сонно отозвался он. Филип всегда засыпал почти сразу после любви.
— Нет?
— Нет. — Он задул свечи, и в комнату через открытое окно устремился лунный свет. — Счастье — это очень просто, — сказал он.
— Так что же это такое, Филип? — с любопытством спросила я.
— Счастье — это ты, Джорджи, — ответил он.
Глаза мои наполнились слезами. Как приятно это слышать! Я чмокнула его в щеку, но он уже спал.
Я смотрела на своего мужа при свете луны. Он лежал на спине, волосы его чернели на белоснежной подушке, а широкие плечи занимали почти половину кровати.