ГИТЛЕР, Inc. - Гвидо Препарата

19 июня 1935 года Эдуард VIII дебютировал в роли пронацистского кандидата: в Тронном зале королёвы он, обращаясь к бывшим солдатам и офицерам Легиона, призвал их навсегда забыть порождённую Великой войной враждебность между Британией и Германией. Присутствующие поднялись со своих мест и устроили принцу бурную овацию; британский флаг мирно соседствовал с флагом со свастикой. Речь эта наделала много шума, и король Георг V выразил по её поводу вполне понятную озабоченность (125). Прошёл месяц, и теперь уже Гитлер принимал в имперской канцелярии британских ветеранов: немцы и британцы вспоминали проведённые в траншеях годы с такой страстью, словно в те времена они были товарищами по оружию и стреляли из одних окопов (126).

Апогей умиротворения пришёлся на двухлетие с 1936-го по 1937 год. Начало было весьма многообещающим: 19 января 1936 года заснул вечным сном король Георг V. А чтобы «Тайме» могла объявить о его кончине в утреннем выпуске, смерть монарха несколько ускорили инъекцией морфина и кокаина (127). Наследовать корону должен был Эдуард, принц Уэльский, кандидат на трон от пронацистской партии. Церемония коронации была назначена на май следующего года.

Затем, в марте 1936 года, Германия вступила на тропу войны, и это был необратимый шаг: рейх был готов к своему первому гамбиту — оккупации демилитаризованной Рейнской области. Как мы уже видели, Версальский договор оценивал последствия такого шага вполне недвусмысленно. Появление хотя бы одного немецкого солдата в Рейнской области автоматически означало начало войны: Британия, Италия и Бельгия должны были немедленно обнажить меч в защиту Франции.

В 1936 году новоиспечённый вермахт Гитлера не мог идти ни в какое сравнение с испытанными ударными силами Франции. «Франция, — признал в Нюрнберге генерал Иодль, — разнесла бы нас вдребезги» (128).

Игнорируя опасность, Гитлер «блефовал». 7 марта, обвинив Францию в заключении соглашения с Советским Союзом и воспользовавшись этим предлогом, Гитлер приказал трём неполным батальонам пересечь Рейн. Французские вооружённые силы на линии Мажино были приведены в боевую готовность: к границам Германии был придвинут французский Северо-Африканский корпус — ожидали только сигнала из Лондона. Фон Нейрат, германский секретарь по иностранным делам, был в ужасе; Гитлер, дрожа от возбуждения не меньше, чем его министр, произносил как заклинание слова уверенности: не бойтесь, шептал он, Британия не двинется с места.

Британия действительно не двинулась с места: уже к вечеру седьмого числа ведущие политики принялись наперегонки оправдывать нацистский демарш. Газетные магнаты, лорд Бивербрук из «Дэйли экспресс», заодно обхаживавший от имени своего близкого друга Черчилля Россию с июня 1935 года (129), и лорд Роттимер из «Дэйли мейл» громко одобрили действия Гитлера и Германии. «[Гитлер:] Весь круг Бивербрука—Ротимера явился ко мне и дружно заявил: в прошлой войне Британия была не на той стороне» (130).

Из Лондона лорд Лотиан и лорд Астор, повторяя на всё лады старый рефрен о том, что Германия есть бастион против большевизма, укоряли своих французских коллег за излишнюю «сварливость» (131) по поводу вполне понятного желания Германии войти на свой «задний двор» (132). Вслед за этим Идеи и лорд Галифакс поспешили в Париж, чтобы нанести французам двойной удар. По прибытии Иден ультимативно посоветовал «воздерживаться от любых действий, могущих привести к войне; Англия желает мира». Идену вторил Галифакс: «Этот конфликт следует уладить путём переговоров». Фланден, министр иностранных дел Франции, недоумевал. «Если Англия будет действовать, — настаивал он, — то она поведёт Европу… это её последний шанс. Если Британия не остановит Германию сейчас, то всё будет потеряно…»

Французы не читали Макиндера.

Единственное, что британцы дали Франции после решающей вылазки нацистов в качестве подачки, было публичное заседание в Лондоне, в Совете Лиги Наций, 14 марта. По этому случаю Иден, явив, к вящему удовольствию нацистов, образчик двусмысленных речевых конструкций британского Форин офиса, утверждал, что оккупация Рейнской области, несомненно, является нарушением Версальского договора, но не представляет угрозы миру. Она подорвала мощь Франции, но не её безопасность. Французы цепенели от изумления.

Британия самым вопиющим образом нарушила свои обязательства гаранта безопасности в Европе. На следующий день, словно ничего не произошло, Иден пригласил на завтрак Риббентропа, чтобы обсудить с ним пути развития германской геополитики. 29 марта, не теряя драгоценного времени, Геббельс призвал к проведению в Рейнской области ещё одного референдума — для одобрения её включения в состав рейха: «за» проголосовали 99 процентов (133).

Согласно сценарию британской постановки, такое усиление позиций умиротворителей не могло не вызвать реакции: после оккупации Рейнской области антинацистская фракция во главе с Черчиллем, воспользовавшимся фондами состоятельных еврейских кругов, превратилась в более «компактную, чётко оформленную и сугубо секретную группировку, известную под названием «Фокус». Согласно пожеланиям его лидера, никогда и нигде не публиковались никакие подробности о составе и деятельности этой группы (134).

Но Гитлера нимало не тревожили ни Черчилль, ни его партия — для фюрера они были не более чем докучливыми говорунами, не способными ни на что, кроме пустых речей. После марта нацисты с ещё большим упоением отдались своей безрассудной страсти к британцам — шампанское лилось рекой, бесчисленные празднества и конференции сменяли друг друга, в Германии были проведены летние и зимние Олимпийские игры, немцы открывали англичанам свои военные секреты. Но фюреру был нужен более значимый символ — встреча в верхах, скажем, с премьер-министром Болдуином. Болдуин, однако, сохранял трезвую голову и вежливо отклонил приглашение Гитлера (135). Премьер-министр выудил на задворках британского лагеря умиротворителей Ллойд Джорджа и послал его в Баварские Альпы, в резиденцию «Орлиное гнездо» на встречу с Гитлером вместо себя.

Таким образом, состоялось событие с совершенно иным символическим значением: 4-го сентября 1936 года Гитлер пожал руку не своему британскому противнику, а одной из самых удачливых повивальных бабок нацизма: тому самому Ллойд Джорджу, который заключал Версальский договор. Гитлер и его гость с воодушевлением беседовали о войне, политике и рабочем классе. Фюрер был очарован Ллойд Джорджем, которого он в своих отзывах описывал как «гения». Гитлер рассчитывал представить гостя на съезде партии, но Ллойд Джордж, проявив разумную осторожность, отказался, хотя при этом не удержался от злословия в адрес чехов (136) — это был довольно прозрачный намёк.

В целом встреча могла считаться успешной; Ллойд Джордж по возвращении в Британию превозносил фюрера в газетах, называя его «величайшим немцем нашей эпохи».

В связи с этим эпизодом вполне правомерно был поднят вопрос: «Кто кого здесь одурачил?» (137). Здесь не ставится вопрос о том, дурачило ли Гитлера британское правительство, — ответ на этот вопрос может быть только утвердительным; причем несущественно, был ли сам Ллойд Джордж активным действующим лицом или не осознававшим своих действий орудием этих манипуляций, — и с полной определённостью можно сказать одно — ни Гитлер, ни нацисты ни разу не смогли никого ввести в заблуждение.

Надувательство тем временем продолжалось со всё возраставшей изобретательностью. В то время у короля Эдуарда VIII была возлюбленная, американка миссис Уоллис Симпсон.

В последние месяцы 1936 года премьер-министр Стэнли Болдуин, с полного одобрения Эдуарда, был готов к постановке феноменального спектакля. Вероятно, принца Уэльского специально проинструктировали, чтобы он на публике вечно повторял одну и ту же мантру: «Ни свадьбы, ни коронации». При всём том он публично поставил следующее условие: если коронация состоится, то принц Уэльский возведёт на престол в качестве своей королёвы Уоллис Симпсон — дважды разведённую американскую простолюдинку. Болдуину предстояло проследить, затем организовать газетную кампанию и запросить мнение доминионов относительно допустимости такого брака — с тем чтобы и доминионы, и пресса единодушно осудили такое бракосочетание (138). Болдуин осуществил этот сценарий 16 ноября; после этого у Эдуарда осталось три альтернативных возможности: (1) отказаться от миссис Симпсон и сохранить трон, (2) уволить в отставкy Болдуина и его кабинет и (3) отречься.

Несмотря на то что Уоллис умоляла принца сохранить трон, оставив её при своей особе в качестве всемогущей наложницы (139), Эдуард из-за «любви» сделал наименее целесообразный выбор и 10 декабря 1936 года отрёкся от престола. «Боже, храни короля!» — воскликнул он, заканчивая свою речь. На престол, под именем Гeoрга VI, взошёл Альберт, герцог Йоркский; таким образом, королевское достоинство было поделено между обычным регентом и его братом, пронацистским принцем Эдуардом, который после отречения принял титул герцога Виндзорского.