Пляска змей (СИ) - Боровски Марк

Узор наливался все большим сиянием, и всё — стены и потолок, пульсировало, будто живое. Вот еще один силуэт… Спутанная грива рыжих волос, круглое лицо, также покрытое узором из сплетающихся вен, но только черных… Сара. Она приоткрыла рот, и меж желтых зубов я увидала кончик черного языка, через несколько мгновений этот язык выстрелил вперед, шипя, обвился вокруг младенца на моей груди, оторвал его от меня вместе с кусками кофты, и несколько раз с ужасающей силой и быстротой ударил о стену. Это заставило младенца успокоиться навеки…

Остальные маленькие чудища бежали. Я слышала, как они убегают, слышала, как отдаляется влажный, шуршащий шум…

Сара, между тем, спрятала язык обратно в рот, затем приблизилась ко мне, и протянула руку… Я посмотрела на ее кисть испещренную черными венами, потом на лицо… Сейчас, жутким узором была покрыта только половина этого лица, и лишь один глаз — правый, источал тьму, второй же оставался человеческим.

— Не бойся, девочка… — Голос Сары был слегка огрубевшим и хриплым. Она поморщилась, из левого уголка рта у нее стекала струйка красной крови, а с правого — черная шипящая жидкость: кровь темных существ.

— Ты научилась контролировать Волдоара, сестрица! — Это восклицание принадлежало Амелии. — Так быстро. Насколько мне известно, на это годы обычно уходят.

Я обернулась на Амелию. Серо-зеленое одеяние той теперь было изорвано еще сильнее, чем раньше… Во многих местах я видела белую кожу.

— Не совсем. — Сара вновь болезненно скривилась, и второй рукой схватилась за живот. — Оно активно сопротивляется… Мне так больно! Давай же, Алиса! Вставай!

Я ухватилась за ее руку, и встала. Сердце мое было готово выпрыгнуть из груди, но вот отдышка загадочным образом куда-то пропала…

Чернота начала медленно сползать с лица Сары. Вены светлели и становились менее выпуклыми…

— А что у тебя за язык, сестрица! — В голосе Амелии слышалось явное восхищение. — Он может удлиняться бесконечно, как моя шея?

— Почем мне знать… — Сара выплюнула шипящее черно-красное месиво. — Мне бы успокоить эту боль.

Рвотный спазм согнул ее пополам.

— Моя бедная сестрица. — Амелия приблизилась к ней. — Это благостная боль, вытерпишь ее и получишь силу.

— На черта мне такая сила? Не хочу всего этого…

— Никто из нас не хотел всего этого…

Пошатываясь, я подошла к Марку. Тот, не открывая глаз, шептал что-то…

— Марк?

— Алиса? — Какой слабый у него голос.

Синее сияние вокруг начало гаснуть.

Марк дышал ртом, тяжело и надрывно. Он попытался выпрямиться, и едва не упал, Асху выскользнул из его ослабевшей руки, и покатился по полу туннеля… Только сейчас, я смогла разглядеть этот камень как следует… Я знала, что синие драгоценные камни называют сапфирами, и даже видела украшения из сапфира, в частности сапфировую заколку, которой Линда иногда закалывала свои пепельно-русые волосы. Сейчас, я также видела перед собой сапфир, но крупный, с белыми прожилками, и светящийся изнутри… Я потянулась к нему рукой, но Марк ее перехватил.

— Нет, Алиса. Тебе нельзя дотрагиваться до Асху. Его сила разрушит тебя. Лишь я могу.

Вот как… Я посмотрела в его глаза, и поняла, что это правда…

— Это было через чур, Алиса. — Кожа Марка сделалась сухой и мертвенно-бледной, совсем как у его матери. Он покачал головой. — Так использовать Асху — это слишком. У каждой силы есть своя цена.

Он вновь покачнулся, после чего выплюнул на ладонь несколько зубов…

— Зубы выпадают… — Проговорил Марк задумчиво. — Я должен вновь взять Асху в руку, но… больше не совершать подобного. Нужно использовать эту силу разумно, иначе она убьет меня. А зубы, ну и черт с ними… Хорошо, что выпало всего три, и не передние.

Он наклонился, и взял сияющий сапфир.

— Постарайся больше не падать, Алиса. — Глаза его вновь засветились. — Постарайся… Помнишь, ты сказала, что хочешь быть со мной, и помогать мне. Так вот, я тоже… — Он вдруг осекся, но потом продолжил. — Я всегда вернусь, чтобы помочь тебе. Но, все же, ты постарайся, чтобы подобных ситуаций было поменьше. Ведь неизвестно, к чему это приведет в следующий раз…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я поняла, Марк.

Он улыбнулся. И я улыбнулась, а потом вдруг рассмеялась.

— Ты чего хохочешь?

— От облегчения.

— Ничего еще не кончено.

— Да, знаю я… Я просто так рада, что мы все живы.

Марк не переставал улыбаться. И от этой улыбки, даже боль в моем теле вроде бы уменьшилась…

А ведь передние то зубы у него и вправду все на месте… И кожа начинает приобретать нормальный цвет. Так может, и зубы новые вырастут? А что? Возможно, чудодейственная сила Асху разрушает организм лишь при избыточном использовании, и при разумном — исцеляет. Эти свои мысли я немедленно озвучила Марку.

— Возможно, ты права, Алиса. Да нет же… Ты точно права! Как жаль, что у нас мало времени, и я не могу как следует разобраться с возможностями этого камешка, а вынужден действовать наобум.

Да… Времени у нас действительно было мало. Тьма близилась. Зловещая тьма демонического лабиринта, скрывающая в себе множество ужасных тварей… А ведь мы еще даже не пересекли третью реку.

Глава 28. Певец (Сара)

1

Во рту настолько мерзко, что и удавиться впору. Язык печёт, словно бы я выпила через чур горячего чая и обожглась. В желудке — боль соседствует с тошнотой.

Сестра сказала, что боль эта благостная. Мол вытерплю ее, и получу силу… Да только нужна ли мне сила, что способна лишить разума?

Растекаясь по венам, Волдоар заставляет мою кровь чернеть. И тогда я чувствую веселье, его веселье — злобное и яростное… Точно так же, как я пытаюсь подчинить это существо, оно пытается подчинить меня. Оно старается ослабить мой разум болью, оно заполняет его злым весельем…

Когда мы убегали от младенцев, мне было так больно, что я даже не заметила, как Алиса упала. Марк тоже не заметил. Так бы мы и бежали вперед, если б не Амелия. Ее шипящий голос, в какой-то момент, заполнил пространство внутри моего черепа: “Мы позади, Алиса упала! Возвращайтесь-с-сь… Ш-ш-ш-ш… Быс-с-с-стрее…”

Мы вернулись. И в этот самый момент Волдоар вновь попытался взять контроль надо мной. Да только я ему не позволила… Мне было так больно, и весело, и яростно. Но я обратила все это на него — и боль и ярость и веселье. Я ударила по Волдоару его же оружием, и он притих на время, сделавшись смирным, будто котенок. Тогда я обнаружила, что могу взять часть его силы, но лишь часть… Это и дало мне возможность помочь Алисе…

Однако, потом боль все же вернулась, еще сильнее чем прежде, а вот ярость с весельем начали угасать…

Как невыносима эта боль! Она лишает всяких сил. Хочется просто лечь во мраке, свернуться калачиком, и тихонько скуля забыть обо всем, кроме нее… Но надо идти.

Марк прогнал младенцев. Он пропустил через себя столько силы Асху, что едва не умер… Но младенцы непременно вернутся, и, конечно-же, вновь попробуют напасть. Поэтому надо идти…

Алисе, которая шла прямо за мной, тоже было не сладко. После всего того, что произошло в гроте, девочка совершенно обессилила. К тому же, дыхание у нее было скверным… Легкие Алисы не в порядке, это точно. Время от времени я слышала, как она начинает задыхаться…

Проходы лабиринта сделались более узкими, поворотов и развилок стало куда меньше. Я знала, что совсем скоро мы должны выйти к черной реке.

Вскоре, боль в желудке приобрела приступообразный характер. Она то утихала на несколько секунд, то вспыхивала вновь, заставляя меня морщиться и тихонько стонать сквозь зубы. Однако, к моему облегчению, с каждым разом эти вспышки были все менее чувствительными. Возможно, со временем боль и вовсе исчезнет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Волосы Марка, густые, темные и растрёпанные… Когда я была маленькой, то у отца волосы были точно такими же… Отец всегда казался мне очень сильным человеком. Сильным не только в физическом смысле, но и в духовном. Чуть позже я поняла, из чего проистекает эта сила — из эгоизма и увлеченности. Доктор Григорович был всегда сосредоточен только на своих идеях, и только на своих целях. Он мало времени уделял семье, да и вообще, мало времени уделял чему-либо, кроме своей “работы”. Да… Он называл это “работой”. Но неужто, действительно, все это он делал лишь для одного себя? Неужели может человек быть настолько эгоистичен? Хотя… Опять-таки, он пытался вылечить маму. Но неужто не было никакого другого способа?! Зачем же, он превратил ее в то, во что превратил?