Перегрузка - Артур Хейли

Руки Нима крепче сжали руль.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

— О чем?

Ним уже больше не мог сдерживать себя.

— О том, зачем ты бываешь у доктора Левина, почему ты тревожишься и почему скрываешь это от меня. Да, еще твой доктор просил извиниться перед тобой за бестактную обмолвку. Он сказал, что мне обязательно надо знать все, что бы это, черт возьми, ни означало.

— Да, — сказала Руфь, — я полагаю, что время для этого настало. — Голос ее звучал вяло, от прежней веселости не осталось и следа. — Может, подождешь, пока приедем домой? Там я тебе все и расскажу.

Оставшуюся часть пути они ехали молча.

— Я бы выпила бурбон с содовой, — сказала Руфь. — Не мог бы ты позаботиться об этом?

Они сидели в маленькой уютной гостиной своего дома. Вокруг царил полумрак. Был почти час ночи. Леа и Бенджи уже несколько часов спали у себя наверху. Руфь, обычно предпочитающая вино, попросила вдруг крепкий напиток. Подойдя к стенному шкафу, служившему в качестве бара, он смешал бурбон с содовой, себе же налил коньяка. Вернувшись, Ним сел напротив жены. Руфь одним глотком выпила треть содержимого своего бокала, потом, поморщившись, поставила его на стол.

— Хорошо, — проговорил он, — теперь начинай!

— Ты помнишь родинку, которую я удалила шесть лет назад?

— Да, конечно. — Странно, но Ним только недавно вспоминал об этом. В ту ночь он был совсем один в доме. Руфь уехала, а он собирался вылететь в Денвер. Он случайно заметил родинку на портрете Руфи, висевшем в их гостиной. На нем она была изображена в открытом вечернем платье. Ним снова взглянул на портрет, увидев родинку такой, какой помнил ее еще до удаления — в виде маленького темного пятнышка на левом плече.

— Ну и что же? — спросил он.

— Это была меланома.

— Что-что?

— Меланома — родинка, представляющая собой злокачественную опухоль. Поэтому доктор Миттельман — ты, наверное, помнишь, он тогда занимался мной — посоветовал ее удалить. Я согласилась. И тогда другой врач-хирург ее вырезал. В общем, ничего особенного. После этого оба врача заявили, что родинка оказалась чистой, без каких-либо последствий.

— Да, я действительно помню, Миттельман это говорил. — В то время Ним был немного обеспокоен, но врач уверял, что это было лишь мерой предосторожности и ничем более. Как сказала Руфь, это произошло несколько лет назад, и Ним уже позабыл детали.

— Но оба доктора ошибались, — проговорила Руфь, ее голос дрогнул и зазвучал уже как шепот. — Это была меланома — раковые клетки. Пошли метастазы. Теперь они… все больше… распространились по всему телу.

Руфь с трудом выговаривала последние слова. И вдруг ее прорвало, и она потеряла всякий контроль над собой. Пронзительный вопль отчаяния вырвался из ее груди, и все тело содрогнулось от рыданий. На мгновение Ним замер в оцепенении, он отказывался поверить в услышанное. Затем к нему вернулось ощущение реальности происходящего. Захваченный вихрем бурных эмоций — это и ужас, и вина, и боль, и жалость, и любовь, — он придвинулся к Руфи и обнял ее. Он старался утешить ее, крепко прижимая к себе.

— Моя родная, моя самая любимая, почему ты ни разу не сказала мне? Ради Бога, скажи, почему?

— Мы не были близки… Не любили больше друг друга… Я не хотела от тебя жалости… Ты был занят другими делами… другими женщинами…

Волна стыда и отвращения к самому себе нахлынула на него. Непроизвольно он опустился на колени перед Руфью и, взяв ее за руки, взмолился:

— Поздно просить прощения, но я это делаю. Я был непростительно глупым, слепым эгоистом…

Руфь покачала головой, к ней постепенно возвращалось самообладание.

— Ты не должен был все это говорить!

— Но это правда. Я не ощущал этого прежде, однако теперь точно знаю, что так оно и есть.

— Я уже говорила тебе, мне не нужна… только жалость.

— Взгляни на меня! — убедительно проговорил он. Когда она подняла голову, он мягко произнес:

— Я люблю тебя.

— Ты уверен, что говоришь это не потому, что…

— Я сказал, что люблю тебя, и это правда! И считаю, что всегда любил, просто из-за своей глупости находился в каком-то дурмане. Чтобы понять это, видимо, надо было такому случиться… — Он замолчал и спросил с мольбой в голосе: — Может, уже слишком поздно?

— Нет. — По лицу Руфи проскользнула едва заметная улыбка. — Я не переставала тебя любить, несмотря на то что ты вызывал во мне отвращение.

— Я это принимаю.

— Знаешь, — сказала она, — мы оба с тобой в долгу перед доктором Левином.

— Послушай, дорогая. — Он аккуратно подбирал слова, чтобы успокоить жену. — Мы вместе одолеем недуг. Испробуем все, что предлагает медицина. И ни о каком разводе речи быть не может.

Она с убежденностью подхватила эту мысль.

— А я никогда и не желала нашего развода. О, Ним, дорогой, обними меня! Поцелуй меня!

Он выполнил ее просьбу. И после этого возникло ощущение, что пропасть между ними исчезла, словно ее никогда и не было. Он спросил ее:

— Ты не очень утомилась, чтобы все подробно мне рассказать?

Руфь покачала головой:

— Я готова это сделать.

И она в течение целого часа говорила, а Ним внимательно слушал, задавая ей вопросы. Как выяснилось, примерно восемь месяцев назад Руфь обнаружила небольшой узелок слева на шее. Доктор Миттельман к тому времени ушел на пенсию, поэтому она попала к доктору Левину. Тот с подозрением отнесся к опухоли и назначил серию процедур, включая рентген грудной клетки, обследование печени и костного мозга. Продолжительные тесты стали причиной дневных исчезновений Руфи, на которые обратил внимание Ним. Результаты гистологических анализов показали, что раковые клетки после шестилетнего затишья вдруг активизировались и распространились по всему телу Руфи.

— Когда я узнала об этом, — сказала Руфь, — у меня голова пошла кругом, я не знала, как мне реагировать.

— Что бы там ни было между нами, тебе следовало поставить меня в известность, — решительно возразил Ним.

— Мне казалось, тебя захлестнули дела. Как раз в то время при взрыве на «Ла Мишен» погиб Уолтер. В общем, я решила ни с кем не делиться своими переживаниями, переключившись на бумажную войну со страховой компанией и прочие заботы.

— Твои родители в курсе?

— Нет.

Руфь рассказала, что, когда был поставлен диагноз, она стала регулярно, раз в неделю, посещать местную клинику, чтобы пройти курс химио- и иммунотерапии. С этим также было связано ее отсутствие дома в дневное время. Руфь часто мучила тошнота, она потеряла в весе из-за многочисленных процедур, но ей удавалось скрывать от Нима и то и другое, потому что он нередко отсутствовал дома. Ним обхватил голову руками, его мучил стыд. Он предполагал, что Руфь встречается с мужчиной, а она все это время… Руфь рассказала Ниму, что доктор Левин проинформировал ее об институте «Слоун Кеттеринг» в Нью-Йорке, где практикуют новый метод лечения. Он настоял, чтобы она поехала туда и все выяснила. Руфь последовала этому совету и в течение двух недель проходила там бесчисленные обследования. Тогда Ним подолгу ее не видел. Тот период времени он воспринял в общем-то с безразличием. Это беспокоило его просто как ощущение некоторой бытовой неустроенности. Ним просто не знал, что сказать.

— Ну, что было, то было, — сказала Руфь. — Ты ведь не мог знать.

И тут он задал вопрос, который ему самому внушал страх:

— Каковы же их прогнозы?

— Во-первых, нет необходимых лекарств. Во-вторых, оперировать уже слишком поздно. — Ее голос звучал спокойно. К ней полностью вернулось самообладание. — Но мне еще отпущено много времени, хотя никто не знает сколько. А что касается института «Слоун Кеттеринг», мне пока самой не ясно, стоит ли пройти там курс лечения. Врачи в этом институте применяют микроволновой метод для повышения температуры опухоли с последующим радиоактивным облучением, которое может — или не может — уничтожить раковую ткань. — Руфь грустно улыбнулась. — Как ты понимаешь, я разузнала об этом все, что могла.

— Я хотел бы сам поговорить с доктором Левином завтра, — сказал Ним и поправился: — То есть это получается уже сегодня. Как ты думаешь?

— Думаю? — вздохнула Руфь. — Нет, я ничего не думаю. Это так прекрасно иметь человека, на которого можно положиться. О, Ним, мне так тебя не хватало!

Он снова обнял ее. Чуть позже Ним выключил свет, и они поднялись наверх. Впервые за несколько месяцев Ним и Руфь легли вместе и ранним утром, когда забрезжил рассвет, отдались любви.

Глава 12

Сверкнуло лезвие ножа. Струей брызнула кровь. Наблюдая за процедурой кастрации, Ним ощутил легкое головокружение… Стоявший рядом судья Йел весело посмеивался:

— Благодари Господа Бога, что тебе выпало родиться мужчиной, а не таким вот бычком.