Сила ненависти - Тери Нова

вышла из такси, поправляя подол серого пальто, и для успокоения несколько раз провела рукой по волосам, собирая выбившиеся из пучка пряди обратно в прическу, но их тут же подхватило ветром, снова бросив мне в лицо.

Сумерки окрасили трехэтажное здание из темного кирпича в мистически-черный, высокие витражные окна и покатая черепичная крыша на фоне вьющейся вдоль стен зелени создавали ощущение, словно я перенеслась в другую эпоху. Все место не было огорожено, и поначалу я так и норовила заглянуть в некоторые из окон, в надежде увидеть отсюда интерьер.

Черно-золотая вывеска «Другая жизнь» красовалась на фасаде над дверью, но я струсила сразу войти внутрь, решив для начала прогуляться и осмотреться. Не знаю почему, но необъяснимая сила подталкивала в спину, подсказывая, что я иду в правильном направлении. Даже тот факт, что в темноте дважды споткнулась, не умолял уверенности. Обогнув все здание, я вышла к единственному ярко освещенному месту – стадиону, и присела на краешек трибуны, глядя на пустое футбольное поле перед собой. Мои руки дрожали от пронизывающего ветра, а горло сжималось тоской. Всего лишь дважды я видела его игры вживую, но пересматривала каждую из тех, что транслировали по телевизору, бессчетное количество раз. И всегда, абсолютно всегда мое сердце колотилось оглушительно сильно, стоило ему выбежать из туннеля на поле.

Сейчас, глядя в никуда, я задавалась вереницей вопросов. Где он? Что делает? И почему, ради всего святого, не удосужился связаться со мной? Вернется ли он вообще когда-нибудь?

Доминик

Раньше пребывание вдали от дома не вызывало внутри ничего, способного растопить лед. Я скучал по временам, которые безвозвратно ушли, и был рад прозябать вдали от хаоса. Все изменилось каких-то полгода назад, а может, задолго до этого, просто тогда я был слишком слеп, чтобы разглядеть что-либо в тумане собственной ненависти к себе и этому миру.

Я уже говорил, что самое сложное для наркомана – встреча с правдой. Первую золотую фишку я получил, когда отец силой упрятал меня в реабилитационный центр. Именно тогда, пройдя путь длиной в двенадцать шагов, сдрейфил вслух признаться себе и окружающим, кем на самом деле являюсь. А фишку просто выкупил у другого парня, успешно завершившего курс, лишь бы отец от меня отвязался. Она почти ничего не значила, но у меня не было ничего более наглядного, чтобы оставить это Ливи, чем инструмент размытых обещаний, в гарантии качества которых я сомневался пять месяцев назад.

Теперь, крутя черную фишку в руке и стоя в тени стадиона, я смотрел на девушку, привязанность к которой текла по моим венам плавным тягучим потоком, нагревая кровь и оживляя все тело, я мог вслух прокричать, что абсолютно, целиком и полностью от нее зависим. Зачем какие-то другие вещества, если самая сильная ломка за всю мою жизнь случилась тем же вечером, когда поклялся не звонить и не писать ей, пока не пройду программу очищения. С каждым днем это становилось все более невыносимым, из душевных терзаний превращаясь в физическую боль, заглушающую даже моменты выведения лекарственных и не очень веществ. Разница была лишь в том, что я бы ни за что не согласился вытравить ее из своего организма добровольно. Минуты шли, а я все стоял и пялился, улыбаясь, как идиот, потому что теперь осознавал, насколько мама была права.

– Ты солгала, – мой голос прозвучал немного резко в тишине стадиона. Плечи Ливи напряглись, а облачка пара, слетавшие с губ, резко исчезли вместе с дыханием. Она качнула головой, словно решив, что ей послышалось, а этот жест способен прогнать слуховую галлюцинацию.

– В чем? – произнесла она так тихо, что я едва расслышал слова, пока их не забрал ветер.

– Самые страшные монстры – вовсе не ангелы. И даже не демоны.

– Тогда кто же? – Она все еще сидела спиной ко мне, ее голос дрожал, а я с упоением ждал момента, когда она обернется.

– Мы сами.

Тихий смешок, и коробка в моих руках показалась на сто фунтов тяжелее от этого звука. Ливи медленно поднялась и на выдохе наконец встретилась со мной взглядом.

– Так тебя не было, потому что ты все это время читал умные книжки? – съехидничала она, вытирая слезу рукавом пальто. Я подошел ближе, едва передвигая ногами от силы эмоций, бушующих в теле. Коробка переместилась мне под мышку, а свободная рука взмыла вверх, поскольку я больше не мог вынести ни минуты без прикосновений к этой девушке. Ливи не отпрянула, но замерла, поджав губы и глядя из-под ресниц слезящимися глазами.

– Меня не было, потому что я сражался ради тебя. Ради нас.

Ее подбородок задрожал, и потребовалось все, чтобы не сорваться теперь, когда она была так близко, на кончиках моих пальцев.

– И как? Ты победил?

Я был чист четыре месяца и двадцать два дня, с тех самых пор, как последние следы препаратов были удалены из моего тела. Все остальное время посещал сеансы с психологами, занимался групповой терапией, читал, медитировал, работал над собой и своей травмой и, только не смейтесь, молился. А еще в красках вспоминал все те разы, когда зависимость разрушала мою жизнь и жизнь дорогих мне людей. Конечно, кроме нашей первой ночи с Ливи, ее я так и не вспомнил, что натолкнуло меня на мысль о том, как много упускал, пребывая в состоянии спутанного сознания. И теперь, познав лучшие стороны жизни, я не хотел упустить ни минуты. Я просто хотел жить.

Вместе со мной от зависимости лечились самые разные люди, их истории борьбы с наркотиками, алкоголем, клептоманией, шопоголизмом, перееданием и прочими формами соблазнов кричали так, что стены учреждения, в котором проходила реабилитация, едва выдерживали. Столько боли, отчаяния, страха, надежды и желания вернуться к нормальной жизни – ежедневное напоминание себе, для чего я это делал. Для того чтобы смотреть в эти чистые, полные беспокойства глаза и раз и навсегда забыть, как выглядят стоящие в них слезы.

– Я все еще сражаюсь, принцесса, и буду продолжать сражаться каждый гребаный день, лишь бы только знать, что ты со мной.

Она теснее прижалась своей щекой к моей ладони и одними губами выдала тихое:

– Всегда.

Этого было достаточно, чтобы сократить расстояние между нашими лицами и наконец напомнить себе, каковы на вкус ее губы. Как солнечный свет и самая чистая музыка, такая, под которую, должно быть, танцуют ангелы.

– Черт, у тебя такой холодный нос, – сказал я отстраняясь.

– Что ты вообще здесь делаешь? – в такт со мной проговорила Ливи.

Я рассмеялся.

– Идем внутрь, у меня есть для тебя кое-что.

Взяв ее за руку, я повел ко входу в здание. Она недоверчиво скосила на меня глаза, когда я вставлял ключ в замочную скважину, но ничего не сказала, ожидая