Синдром Настасьи Филипповны - Наталья Миронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты прекрасно знаешь, «что такого», — неумолимо продолжала Нина. — Ты отдала свое приглашение бывшей жене Феликса Ксаверьевича. Она пыталась пройти сюда и устроить сцену. Сорвать нам праздник. Я хочу понять, зачем? Зачем тебе это было нужно?
— Она моя начальница, понимаешь? Даже не моя, она гораздо выше.
— Ты могла бы сказать Павлу, что у тебя проблема.
— А что Павел? Он в МИДе не работает. И потом, мне ее просто жалко стало. Ее все предали: и муж, и сыновья.
— И поэтому она решила устроить скандал. Хорошо, что мне удалось ее выпроводить. Вот сейчас ты сидишь тут, краснеешь, и я очень надеюсь, что тебе стыдно. А если бы она прорвалась, стыдно было бы всем. Прежде всего ее сыновьям. Ты этого добивалась?
— Конечно, нет! — рассердилась Тамара. — Но ее тоже можно понять. Вот тебе было бы приятно, если бы Никита завел роман с какой-то «черной», да еще и жениться бы на ней решил?
Сыновья как-то незаметно отошли на задний план.
— Я так понимаю, тут ключевое слово «черной». — Нина задумчиво вытянула губы трубочкой. — Отвечаю: мне было бы неприятно, если бы Никита завел роман на стороне, а с кем — значения не имеет.
— Да ладно, брось придуриваться.
Тамара была пассивной расисткой. Нина поняла это только теперь. У них раньше как-то не возникало разговоров на эту тему, но сама Тамара всегда четко отделяла себя от «черных», и у нее в голове не укладывалось, что у Нины может быть общего с этой «черномазой», как она мысленно называла Юлю. Ну модель. Ну и пусть себе ходит по подиуму. Домой-то зачем ее приглашать?
— Я не придуриваюсь, — сказала Нина. — Для меня это не имеет значения. Вернее, не имело бы, потому что Никита не заводит романов.
— А для меня имеет! — окончательно взбеленилась Тамара. — Если хочешь знать мое мнение, вся эта политкорректность — полная туфта! «Черных» никто не любит, и разницу все видят, только делают вид, будто тут ничего особенного нет! Есть! Вот ты бы хотела, чтобы твой сын, допустим, женился на такой, как твоя Юля?
— Я была бы в восторге, — холодно отчеканила Нина.
— Да брось, — отмахнулась Тамара. Она уже ничего вокруг не замечала. — Или взять этого Лещинского. Какой интересный мужик! Немного староват, конечно, но вполне еще ничего. Очень даже ничего. И что у него может быть общего с этой образиной?
Тут она заглянула в лицо Нине и опомнилась. Нина чуть не закатила ей оплеуху.
— Вот что, — сказала она тихо. — Мы с тобой дружим с первого класса. Я не могу об этом забыть даже после всего, что ты тут сейчас наговорила. Я даже не буду просить тебя уйти со свадьбы… ради Павла. Он ни в чем не виноват. Но я запомню твои слова.
Нина повернулась к Тамаре спиной и вышла.
А Тамара еще долго прикладывала к лицу смоченные бумажные салфетки и приводила в порядок косметику.
В зале веселье шло полным ходом. Миша Портной выделывал на рояле свои цирковые номера, Никита, Даня и Вашкевич, которого, конечно, тоже пригласили, выдали свои лучшие песни, публика помирала со смеху.
— Ты где была? — спросил Никита.
— Да так, надо было освежить боевую раскраску.
Никита окинул ее ревнивым взглядом.
— По-моему, ты выглядишь прекрасно.
— Для вас стараемся, — улыбнулась Нина.
— Но ты чем-то расстроена.
— Я тебе потом расскажу. Все нормально.
Когда все напелись, наплясались, наелись и напились, Нина пригласила самых близких — обе пары молодоженов, Божену Яновну и Софью Михайловну — заехать ненадолго к ним с Никитой. Молодоженов вместе с родственниками загрузили в «Линкольн», Нина с Никитой сели в свою машину.
Дома Нина провела всю компанию в гостиную: там все-таки было уютнее, чем в громадном холле. Она бережно усадила уставших старушек — Божену Яновну и Софью Михайловну. Никита принес коньяк и полюбившиеся Юле ликеры: «Куантро», «Гран-Марнье» и «Фрамбуаз». Все выпили по капельке, после чего Нина скомандовала:
— А теперь, Юлька, колись!
— Что, прямо сейчас? — растерялась Юля.
Даня нежно обнял ее.
— Не дрейфь, малыш. Тут вся наша семья. Самый удачный момент.
Юля сделала глубокий вдох, словно собиралась прыгнуть в воду, и рассказала о предложении Галынина. Все захлопали, а Элла неожиданно расплакалась.
— Простите, — лепетала она, — простите, ради бога…
Феликс молча обнял ее, она спрятала лицо у него на плече, но тут подскочила Юля и повернула мать лицом к себе.
— Мам, ты что? Ты не рада? Тогда я откажусь.
— Ты ни в коем случае не должна отказываться, — вмешалась Софья Михайловна. — Говорю на правах твоей новоиспеченной бабушки. Это именно то, что тебе было нужно с самого начала. Не будь у тебя способностей, это было бы ужасно, но раз сам Галынин говорит, что они у тебя есть…
— А почему мама плачет?
— Это нервы. Усталость, переутомление…
Нина уже подала Элле воды.
— Простите меня, ради бога, — повторила Элла, напившись и отдышавшись, — но мне так страшно… Театр — это такой сложный коллектив…
— Да просто змеюшник, — подсказал Даня.
— Ну и что? Я не боюсь, — заявила Юламей, у которой невидимая, но явственно ощутимая горностаевая мантия вырастала на плечах и исчезала произвольно, как улыбка Чеширского кота. — Думаешь, в модельном агентстве был не змеюшник? Еще какой! Я тебе просто не рассказывала, расстраивать не хотела. И вообще, еще ничего не известно. Может, меня еще и не возьмут. Может, я срежусь на экзамене. Галынин сказал, чтобы я не рассчитывала на блат. Но он будет со мной заниматься. Каждый день, он сам так сказал.
— Ладно. — Элла немного успокоилась. — Галынин замечательный режиссер и порядочный человек, как мне кажется.
— И ты спокойно поезжай в отпуск, мамочка, а я буду заниматься. Даня меня в обиду не даст.
Помня, что Феликсу Ксаверьевичу противопоказан жаркий климат, Даня преподнес теще и тестю в качестве свадебного подарка путевки на поездку в Норвегию. Путевки первым классом стоили страшно дорого, Норвегия вообще считалась одной из самых дорогих стран Европы, но Дане ничуть не жалко было денег. Он следовал совету своей бабушки: «Жить надо сейчас».
— Вы вернетесь как раз к экзаменам и еще успеете за нее попереживать, — успокоил он Эллу и Феликса.
— Я останусь здесь за ней присматривать, — сказала Божена Яновна.
— И я, — добавила Софья Михайловна.
— И мы, — хором сказали Нина и Никита.
Тут из-под стола раздалось негодующее «Тяф!» и на середину гостиной вылез золотистый песик с остренькой лисьей мордочкой и остренькими ушками.
— И ты, мой родной! — Юля ласково погладила его. — Видите, какая у меня семья? — повернулась она к родителям. — Какая мощная защита?