Непрощенный - Александр Лидин

Но когда их челнок приземлился на космодроме Пасмани, столицы Бенедетты, и к трапу вышел невысокий статный красавец в форме наместника, Лутта забыла о всех бедах, прошлых и будущих.

Ксан Кан… Его можно было бы принять за Древнего, если бы не чуть сглаженные черты лица и миндалевидные, сплошь черные глаза, выдающие примесь муланской крови.

Одна из обязанностей гостеприимного хозяина состоит в том, чтобы предоставить гостю и его супруге развлечения сообразно их вкусам и склонностям. И пока Отто Чаруш наслаждался искусственной невесомостью и местными опьяняющими напитками — по его мнению, это способствовало акклиматизации, — Ксан развлекал Лутту. Нет, совсем не так, как ее обычно развлекали мужчины. Но Лутте ни разу не довелось об этом пожалеть.

Он показывал ей подземный город Гурот, построенный и заброшенный давным-давно. У каждой улочки, у каждого дома в этом городе была своя легенда, и Ксан знал их все наизусть. Он рассказывал ей об исчезнувшей расе муланов, космических странниках, которые были слишком горды, чтобы делить Галактику с людьми… а может быть, их вела жажда непознанного?

Лутта любовалась радужными сталактитами, прорастающими сквозь толщу камня, и говорила о красоте, которая может нести гибель, об изменчивости и постоянстве. Они вспоминали стихи и отыскивали в имперской библиотеке отрывки голофеерий, которые приходили им на ум.

Они так и не стали любовниками, но это не имело значения. Лутта обрела нечто большее. То, что на самом деле искала всю жизнь.

Тогда она еще не осознала это. И лишь когда Отто объявил, что поставит в своем кабинете обломок радужного сталактита, покачивающийся над подставкой-антигравом — подарок Ксана, — она почувствовала, что внутри у нее что-то оборвалось. И что она не просто презирает Отто, жирного пига, который считает себя венцом творения. Что она его ненавидит.

Потом все как будто улеглось. Ксан Кан не напоминал о себе, а Лутта не находила сил сделать первый шаг. Или не считала нужным. Возможно, его чуткость, его щедрость были лишь данью обычаю, проявлением гостеприимства?

Она убедила себя, что это именно так. Что она обманывала себя, придумав безупречного возлюбленного, способного дарить наслаждение не только телу, но и сердцу, тешить не только ее самолюбие, но и занимать ее ум.

И вот сегодня…

Только что ей пришел голокосм с выражением соболезнования. Голокосм с Бенедетты.

«Я не смею надеяться, что в моих силах утешить вас в вашем горе. Но поверьте, я сделаю для этого все, что в моих силах, и даже больше. С тех пор как вы покинули Бенедетту, не проходило и дня, чтобы я не вспоминал о вас, и лишь страх повредить вашей репутации замужней дамы не позволял мне сообщить вам об этом. Но теперь, когда вам, возможно, понадобится моя помощь…»

Муланы не говорят таких слов просто так. У них не бывает гаремов, а мужчина или женщина могут вступить в брак лишь раз в жизни… или не вступить вовсе, если не удастся найти ту единственную или того единственного, с кем можно связать свою судьбу навсегда.

Может ли она оказаться той единственной для императорского наместника на Бенедетте Ксана Кана?

Кто знает…

А если и нет, что с того? Перед ней тысячи, миллионы дорог. Вся Галактика. Лутта Чаруш красива, богата… и свободна, свободна, свободна…

В темноте, что-то заскреблось. Возможно, именно этот звук вывел Мехмеда из забытья.

Он не спал. Он даже не понял, когда вышел из обморока, но все это время находился в состоянии полуоглушенности. Обычно для того, чтобы сосредоточиться, он читал про себя суры Корана, но сейчас понял, что эта мысль даже не приходила ему в голову.

Ни эта, ни какая-либо другая.

Его тело понемногу начинало ощущать само себя, и первое, что он понял, было — все его раны непонятно каким образом зажили.

Нет, не так. Зажившие раны так или иначе напоминают о себе, сколько бы времени не прошло. С этим можно научиться жить, можно научиться не обращать на них внимание. Но на этот раз его раны…

Просто исчезли. Так, словно их никогда не было.

Инша Аллах… сколько же времени прошло?

Следующее, что он осознал: из одежды на нем не осталось ничего. Он был гол, как новорожденный младенец… и так же безволос. По неизъяснимой воле Аллаха, на его теле не было ни единого волоска. Даже в тех местах, где правоверный никогда не станет выводить себе волосы — разве что шайтан помрачит его рассудок.

Может быть, и его рассудок помрачен шайтаном? Может быть, он спал, и все это ему приснилось? Нелепые существа, управляющие космическими кораблями, попытка захватить трон барона при поддержке не менее нелепых созданий, схватки на гладиаторской арене… Наверно, он все еще в Севастополе, все еще лежит в подземной лаборатории, замурованной под толщами обрушившегося камня?

Странный звук повторился. Мехмед напряг зрение, но ни один луч света не рассеивал окружающую темноту.

Значит, он ослеп?

Такая возможность не пугала Мехмеда. На все воля Аллаха. Может быть, если он посмотрит, скажем, на свои руки, то сумеет что-то разглядеть? Кажется, его конечности ничем не связаны…

Он попытался согнуть руку.

Потом еще раз.

И понял, что не может даже пошевелиться.

Наверно, впервые в жизни Мехмеду стало страшно. Страшно по-настоящему.

И он закричал. Дико, истошно закричал.

Впрочем, сами танцы ему понравились, особенно кувырки в невесомости, в прозрачной сфере диаметром десять метров. Кстати, дама, которая показывала ему, как это делается правильно, была очень даже ничего… если не принимать во внимание полное отсутствие носа и тот факт, что вместо пальчиков у девушки были щупальца, как у актинии. Также Артем смутно подозревал наличие у нее четырех грудей, но особенно не приглядывался. Ее имя было совершенно непроизносимым и моментально вылетело из головы. К сожалению — или к счастью, — его абсолютная память оставалась таковой, только пока дело касалось прошлого — его собственного и прошлого Диска, а также расположения и состояния различных корабельных помещений. Запомнить все имена и безумные титулы оказалось выше его сил.

Левитирующий робот-официант, кокетливо покачиваясь, завис неподалеку. Артем задумчиво посмотрел на него, потом ткнул пальцем в экранчик и попытался разобраться в бесконечном меню.

— Вам помочь, капитан Ар-тем?

Вот она, сила мундира. При прочих равных, мужчина в мундире выглядит на порядок привлекательнее мужчины без оного. Даже если для самого мужчины мундир выглядит несколько непривычно. Все равно в глазах женщины он, то есть мундир, таинственным образом делает его, то есть мужчину, совершенно неотразимым.

Даже если у женщины вместо глаз зрительная полоска.

— Да… Может, поможете сориентироваться?..

— Сорие… что?

В точности как Матильда… Артем огляделся по сторонам, но не заметил ее. И неожиданно понял, что великанша-паучиха — единственное по-настоящему близкое существо в этом мире.

А, нет. Вон она: устроившись на странновидном пуфике, болтает с коренастым федом из Надзорного отдела… Артем почувствовал, как отлегло от сердца.

— Ну… — он снова посмотрел на меню — вид собеседницы его немного смущал. — Сориентироваться… это значит «разобраться». Вот.

«Красавица» передернула плечами.

— Ничего сложного! Коснитесь вот этой полоски — это поможет определить ваш метаболизм…

Через минуту, потягивая кремообразную пену, от которой пахло хризантемами, он смотрел на танцующих в огромной сфере гостей, из которых только двое отдаленно напоминали людей, и думал о том, что жизнь, в общем-то, вовсе не так плоха.

Как говорится, упремся — разберемся.

Вот только было бы во что упираться…

— Куттор-боа-аэтда, куратор гнезда Хэх-ммоуу-тут из бввва…

Звуки, которые раздавались из ретранслятора на груди барона Пако, невозможно было воспроизвести с помощью человеческих органов речи. Полупрозрачное голубоватое существо, похожее на двухметровый человеческий зародыш с лицом негритянской красавицы, наполнилось призрачным сиянием, над его изящной головкой замелькали искры.

— Да будет у вас в достатке воды и света, повелитель Пако.

Из уст куратора донеслись несколько иные звуки, и барон едва ли смог разобрать в них звучание собственного имени.

Праздник был в разгаре, но Тоар Гемельсоирский уже приготовился к тому, что повеселиться ему не удастся. Каждый третий гость прибыл на Диск не только поздравить правителя с блестящей победой, но и пожаловаться на проблемы и, пользуясь тем, что он, то есть правитель, пребывает в добром расположении духа, попросить помощи. Проблема в том, что настроение правителя с каждой такой просьбой становилось все хуже.