Тайник - Элизабет Джордж

— Отвечай мне, черт тебя побери. Я этого не потерплю. Я приехала на Гернси для того, чтобы обеспечить твое будущее, и не собираюсь стоять здесь и терпеть твое обращение со мной, как будто я…

— Что? — Он стремительно обернулся. — Как будто ты что? Предмет мебели? Который двигают то туда, то сюда? Как ты обращаешься со мной?!

— Яне…

— Думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься? Чего ты всегда добивалась? Чтобы все было так, как ты хочешь. Как ты запланировала.

— Как ты можешь так говорить? Я работала. Я выбивалась из сил. Я организовывала. Я устраивала. С тех пор как ты родился, я жила только ради того, чтобы ты мог гордиться своей жизнью. Чтобы ты чувствовал себя ровней со своими братьями и сестрами. Чтобы ты стал человеком.

— Не смеши меня. Ты всю жизнь делала из меня бездельника, а теперь, когда я стал им, ты пытаешься сбросить меня со своей шеи. Думаешь, я не вижу? Думаешь, я не понимаю? В этом все дело. Для этого ты сюда приехала.

— Это неправда. Это дурно, неблагодарно и намеренно…

— Нет уж. Если ты хочешь моего участия в приобретении того, что ты для меня запланировала, так давай убедимся в том, что мы с тобой правильно друг друга понимаем. Ты хочешь, чтобы я получил эти деньги и наконец отстал от тебя. «Больше никаких оправданий, Адриан. Теперь ты сам по себе».

— Неправда.

— Думаешь, я не знаю, что я неудачник? И обуза?

— Не говори так о себе. Не смей!

— А когда у меня в руках окажется целое состояние, время оправданий кончится. И ты сможешь выпихнуть меня из своего дома и из своей жизни. Ведь тогда у меня хватит денег даже на то, чтобы засадить себя в сумасшедший дом, если до этого дойдет.

— Я лишь хочу, чтобы ты получил то, чего заслуживаешь. Господи, неужели это непонятно?

— Понятно, — отозвался он. — Поверь, мне все понятно. Только почему ты решила, что я не получил того, что заслуживаю? Уже, мама. Уже получил.

— Ты его сын.

— Вот именно. В этом-то и суть. Его сын.

Адриан смотрел на нее долго и пристально. Маргарет вдруг поняла, что он пытается ей что-то сказать, она почувствовала напряжение в его взгляде. Ей вдруг показалось, что они — как два незнакомца, которые не встречались до тех пор, пока их не столкнула жизнь.

Но в этом непривычном чувстве отстраненности было и нечто утешительное. Другие эмоции могли заставить ее думать о том, о чем думать было нельзя.

Маргарет спокойно сказала:

— Одевайся, Адриан. Мы едем в город. Нам надо нанять поверенного, и у нас мало времени.

— Я хожу во сне, — сказал он, и в его голосе зазвучал слабый надрыв. — И еще черт знает что делаю.

— Вряд ли нам стоит обсуждать это сейчас.

После разговора в номере отеля Дебора и Сент-Джеймс разделились. Она отправилась выяснять, может ли существовать еще одно немецкое кольцо, подобное тому, которое они нашли на пляже. Он пошел разыскивать наследников Ги Бруара. Цель у них была одна: обнаружить возможный мотив, но подходы разные.

Признав, что наличие умысла в этом преступлении указывает на возможность его совершения кем угодно, только не братом и сестрой Ривер, Сент-Джеймс благословил Чероки на участие в экспедиции Деборы к Фрэнку Узли, которого они собирались расспросить о военных сувенирах. Если убийцей окажется именно он, то лучше, чтобы при их с Деборой разговоре присутствовал мужчина. Сам он отправлялся на поиски тех, кого в наибольшей степени коснулось завещание Ги Бруара, один.

Начал Сент-Джеймс с поездки в Ла-Корбьер, где обнаружил хозяйство Муленов на повороте одной из узких тропинок, которые вились по всему острову между оголенных живых изгородей и высоких земляных валов, поросших плющом и густым дерном. Он лишь в общих чертах представлял себе район, где жили Мулены, то есть собственно Ла-Корбьер, но найти его большого труда не составило. Остановившись у большого желтого дома на краю крошечной деревушки, он обратился за помощью к женщине, оптимистически развешивавшей на просушку белье в тумане.

— А, так вам Ракушечный дом нужен, миленький, — сказала она и махнула куда-то в восточном направлении.

Пусть он держится этой же дороги, только не сворачивает к морю, пояснила она. И не ошибется. Так и случилось.

Сент-Джеймс остановился на подъездной дорожке и оглядел территорию вокруг дома Муленов, прежде чем идти дальше. Выглядела она любопытно, и это заставило его нахмуриться: обломки ракушек, куски проволоки и цементная пыль вместе составляли когда-то фантастический сад. Некоторые объекты сохранились и показывали, каким он был. Под огромным каштаном красовался нетронутый колодец, а на причудливом ракушечно-цементном шезлонге уцелела думка из ракушек, на которой кусочками темно-синего стекла были выложены слова «Папа говорит…». Все остальное превратилось в пыль. Казалось, на землю вокруг маленького приземистого домика пролился дождь из кувалд, которые вбили в землю все.

Рядом с домом стоял амбар, из него доносилась музыка: Фрэнк Синатра выводил какую-то песенку на итальянском. Сент-Джеймс направился туда. Дверь амбара была приоткрыта, и сквозь нее виднелись беленые стены, освещенные рядами флуоресцентных ламп, которые свисали с потолка.

Сент-Джеймс громко поздоровался, но ему никто не ответил. Тогда он шагнул через порог и оказался в мастерской стеклодува. Судя по всему, там изготовляли предметы двух различных видов. В одной половине резали стекло для теплиц и оранжерей. Вторая половина была отдана искусству. Здесь неподалеку от потухшего горна стопкой лежали мешки с химикалиями. Прислонившись к ним, стояли длинные трубки для выдувания стекла, а на полках красовались готовые изделия, декоративные предметы ярких цветов: огромные тарелки на подставках, стилизованные вазы, современная скульптура. Эти объекты куда уместнее смотрелись бы в каком-нибудь ресторане Конрана, чем в амбаре на Гернси. Сент-Джеймс рассматривал их в некотором изумлении. Их состояние — ни на одном не было ни пылинки ни соринки — контрастировало с состоянием горна, трубок и мешков, покрытых толстым слоем копоти.

Сам стеклодув даже не заметил появления незнакомца. Он работал у широкого верстака на теплично-оранжерейной стороне мастерской. Над его головой висели чертежи сложного оранжерейного сооружения. Их окружали рисунки других, еще более изысканных конструкций. Но мастер, стремительным движением разрезая прозрачный лист, который лежал перед ним на скамье, смотрел не на них, а на обычную салфетку, где, похоже, были нацарапаны какие-то размеры.

Наверное, это и есть Мулен, подумал Сент-Джеймс, отец наследницы Бруара. Он окликнул его по имени, на этот раз громче. Мулен поднял голову. Когда он вынул из ушей восковые затычки, стало понятно, почему он не слышал шагов Сент-Джеймса, но непонятно, зачем ему тогда Синатра.

Затем он подошел к источнику музыки, компакт-проигрывателю, где Фрэнк уже перешел к следующей песне, «Luck Be a Lady Tonight». Мулен прервал его на полуслове. Протянув руку за полотенцем, на котором киты выпускали фонтаны воды, он накрыл проигрыватель и сказал:

— Я всегда включаю его, когда работаю, чтобы люди знали, где меня найти. А чтобы он не действовал мне на нервы, вставляю беруши.

— Может, лучше другую музыку поставить? — спросил Сент-Джеймс.

— Я ее все равно ненавижу, так что без разницы. Чем могу помочь?

Представившись, Сент-Джеймс протянул ему свою визитку. Мулен посмотрел на нее и бросил на верстак, где она упала рядом с его салфеточными расчетами. Его лицо немедленно стало настороженным. Он отметил, чем занимается Сент-Джеймс, и, очевидно, не верил, что судмедэксперт из Лондона зашел к нему с мыслью заказать стекло для оранжереи.

— Похоже, ваш сад серьезно пострадал, — заметил Сент-Джеймс, — Ни за что бы не подумал, что здесь процветает вандализм.

— Вы приехали его посмотреть? — спросил Мулен. — Это что, тоже ваша работа?

— Вы обращались в полицию? — вместо ответа вновь спросил Сент-Джеймс.

— Незачем.

Мулен вынул из кармана металлическую рулетку и начал измерять лист, над которым работал. Сделав пометку на салфетке с цифрами, он осторожно поднял стекло и прислонил его к дюжине других у стены.

— Я сам его разбил, — пояснил он. — Время пришло.

— Понятно. Мелкий домашний ремонт.

— Ремонт жизни. Сад построили мои девочки, после того как ушла жена.

— У вас не одна дочь? — спросил Сент-Джеймс. Мулен словно взвесил его вопрос, прежде чем ответить:

— У меня их три.

Он отвернулся и взял новый кусок стекла. Положил на верстак и склонился над ним: человек за работой. Сент-Джеймс воспользовался моментом и подошел ближе. Он взглянул на чертежи и рисунки над скамьей. Слова «Йейтс, Добри-Лодж, Ле-Валлон» относились к сложной оранжерее. Рисунки изображали стилизованные окна. Они принадлежали «Военному музею Г. У.».