Алтарь Отечества. Альманах. Том I - Альманах

Чувство опасности как-то притупилось. Я даже не могу сказать, что было страшно – скорее любопытно: лез туда, куда мне совсем не надо было!

В дни смертельной опасности больше думал о матери: ей тяжело будет, если меня убьют.

В 1942 году мой отец, Пётр Николаевич ВЕСЕЛОВСКИЙ также, как и в Гражданскую войну, ушёл на фронт добровольцем. В первый же день пропал без вести: поезд отошёл от вокзала, попал под бомбёжку… И всё – никаких следов о том, что жил человек на земле! А ведь у него была броня, освобождение от армии, так как у него было очень плохое зрение. В ту пору маме было всего сорок лет. Она так и не вышла больше замуж – всё ждала мужа с войны. А прожила восемьдесят девять лет!

Пётр Николаевич Веселовский (первый ряд, крайний справа) – в 16 лет в должности комиссара лыжного батальона. 1919 год.

Должен заметить, что тогда не было чувства какого-то героизма: делал то, что нужно. И всё! Сейчас уже многое забылось, вспоминаются отдельные эпизоды.

Однажды ночью мы с шофёром на грузовом автомобиле везли мины к 120-миллиметровым миномётам: это боеприпасы очень большой взрывной силы.

Уже рассветало, а мы были ещё в пути. Буквально в полукилометре от батареи, куда я вёз мины, был мостик через небольшую, безымянную речушку, вернее, ручей. Брёвна на мосту, видимо, не скреплённые между собой, раскатились в разные стороны, и наша машина села на раму. В это время более десятка наших танков пошли в атаку. За ними на бреющем полёте гонялись немецкие самолёты. Ко мне подбежал майор-танкист.

– Убери машину! – Кричал он, размахивая пистолетом.

Один из самолётов дал очередь прямо по нам, и мы упали рядом.

Я говорю ему:

– В машине 120-миллиметровые мины, если они сдетонируют, от нас останется лишь мокрое место.

Один из танков вытолкнул наш автомобиль вместе с остатками моста. Другие танки форсировали ручей сходу и вступили в бой. Мне пришлось добираться до батареи под обстрелом. Тем не менее, мины я привёз вовремя: как оказалось, их запас на батарее подходил к концу.

Мы внимательно слушали мерный, тихий голос нашего видавшего вида бывшего фронтовика.

День Победы Александр встретил буднично: студент Горьковского индустриального института (сегодня это Технический Университет), в который поступил в 1944 году на автобронетанковый факультет. Он шёл от поезда домой. Его ждала мама.

– Моросил дождик. Я шёл быстро. Навстречу шли люди, которые и сообщили мне радостную весть. Наконец, наконец-то разгромили врага!..

Александр Веселовский после пяти с половиной лет учёбы в институте стал дипломированным специалистом, и в январе 1950 года был направлен на Горьковский автозавод. Прошёл все этапы становления руководителя: мастер, начальник участка, заместитель начальника цеха. Член партии стал заместителем секретаря парткома. И пошёл в рост по партийной линии. Секретарь райкома партии, заместитель председателя Комитета Областного Партийно-Государственного Контроля. Не удивительно, что образованный, умный и серьёзный специалист в один прекрасный день стал заместителем главного инженера Горьковского автозавода, а через некоторое время – директором Заволжского моторного завода, откуда его перевели в Москву в Госснаб СССР (Государственный комитет СССР по материально-техническому снабжению) на должность начальника Управления машиностроения. На этом посту Александр Петрович находился до выхода на пенсию.

Не могу представить его начальником: он никогда не повышает голос. О крепких выражениях не может быть и речи. И сейчас льётся спокойный, полный драматизма, рассказ.

– Удивительно, – встрепенулся Александр Петрович, – как лошади чувствовали бой! Жаль, погибало их много.

Как-то ночью я наткнулся на нашу разбитую батарею. Весь расчёт погиб, а непривязанные лошади хмуро стояли, понурив головы, как будто скорбели. Когда я тронул одну из них, она переступила с ноги на ногу и снова приняла такую же печальную позу. Ржание лошадей, как плач по бойцам, было еле слышным. Даже дарованная лошадям свобода казалась совсем ни к месту, не радовала их.

В конце июля, видимо, из-за больших потерь в технической силе, у немцев появились танки и небольшие двукрылые самолеты «Фиат», окрашенные в жёлтый цвет. Они первоначально, как говорили, предназначались для ведения боёв в Африке. Заняв место на господствующих высотах, лётчики с этих самолётов наблюдали и гонялись даже за одинокими людьми. Один из них обстрелял и меня. Я ехал верхом на лошади, вдруг на меня с горки буквально на высоте телеграфного столба летит самолёт. Каким-то образом я успел слететь с лошади, а он первым заходом убил лошадь. Потом дважды разворачивался и строчил по мне. Я, скорее инстинктивно, чем осознанно, укрылся за телеграфный столб, – если человек вообще может укрыться за столбом. Другого выхода не было.

В третий раз, не знаю почему, немецкий лётчик высунулся из кабины – я хорошо видел его лицо в больших очках – пригрозил мне кулаком и улетел.

Уцелел я только благодаря тому телеграфному столбу.

И ещё помню, как мне дважды говорили о смерти без всяких на то видимых причин. Как предчувствие.

– Кто говорил? – Не понял Евгений, старший сын Веселовских, мой муж.

– Мы с квартирьером полка шли в хутор Плесистовский. Был хороший, тихий солнечный день. Словно и не было войны вокруг. Вдруг он говорит:

– Меня сегодня убьют!

Я даже не обратил внимания на его слова. Смерть ходила за нами по пятам, потому и не придал особого значения его высказыванию.

В хуторе квартирьер зашёл в одну из хат, а я остался на улице.

Начался авианалёт. На этот раз я притаился за погребом, покрытым дёрном, и переползал с одной стороны на другую, когда самолёты меняли направление. Вдруг одна из бомб попала прямо в хату! Все, в том числе и квартирьер, погибли! Тут же вспомнил его слова о смерти, и мне стало не по себе. Выходит, человек предчувствует последние мгновения своей жизни?..

Второй случай был на пароходе «Иван Тургенев», когда меня тяжелораненого везли из Сталинграда. Там, в одном из госпиталей, мне удалили четыре осколка без обезболивания: держали за руки и ноги, так как никаких наркотических средств не было. Даже водки не дали – не было!

Один из моих соседей, старший лейтенант, был ранен в кисть руки. На пристани в Камышине он плясал под гармошку, а потом сел ко мне на постель и говорит:

– Я сегодня умру…

– Ты что? – отвечаю ему, – здесь вон, какие лежат: одному кишки запихнули в живот, у другого обе ноги ампутировали, а ты ранен в руку! Ты что, брат?!

Когда раздавали ужин, медсестра спрашивает:

– А где старший лейтенант?

Я ответил, что после Камышина он сидел рядом со мной и почему-то говорил, что сегодня умрет. Стали искать его везде, и нашли на багажной полке мёртвым.

г. Магнитогорск. Декабрь 1942 года. Эвакуационный госпиталь. Начальник госпиталя врач Смурова (в первом ряду третья справа). Раненые перед выпиской. Крайний справа в первом ряду Александр Петрович Веселовский.

Александр после госпиталя. Начало 1943 года.

Горько, очень горько и обидно, когда гибнут люди.

Шестого августа 1942 года после отражения немецкой атаки остались мы, несколько солдат, с начальником штаба нашего полка капитаном САУНИНЫМ Павлом Ивановичем. От огня противника и без того малочисленные наши подразделения несли тяжёлые потери. Поэтому в бою участвовали все – и мы, и штабные санитары. Боем руководил непосредственно Павел Иванович. После боя мы возвращались на командный пункт полка. Шли рядом. Вдруг ему чем-то снесло верхнюю часть головы. Я онемел от ужаса, потом по инерции рванул вперёд: вот она, Косая, дышит прямо в затылок!

В это время неподалеку появились немецкие танки и автоматчики. Похоронить капитана я не смог.

С группой в пять-шесть человек по оврагу мы отошли к хутору Гуреев. О том, как и где погиб капитан Саунин П. И., я смог рассказать однополчанам только через сорок лет, когда на встрече с учениками московской школы имени В. И. Чуйкова, нашёл Совет ветеранов нашей дивизии. А тогда, во второй половине дня седьмого августа 1942 года мимо нас, нескольких бойцов, шедших по дороге из хутора Плесистовского, промчалась телега. Ездовой крикнул:

– Что вы здесь сидите?! Впереди уже никого из наших нет! – Проехал мимо.

Некоторое время спустя на этой самой дороге появилась наша пушка на конной тяге. А затем один за другим стали спускаться с бугра шестнадцать немецких танков, сопровождаемые большим количеством автоматчиков, ведущих огонь.

Наша единственная пушка решительно приняла бой на себя. К сожалению, не знаю, кто были те артиллеристы, но они оказались настоящими героями: шли заведомо на верную погибель, так как отступать возможности не было.

Прикрывшись берегом реки Лиски в трёхстах метрах от нас, молодые, бесстрашные ребята открыли огонь по приближающимся немецким танкам, которые потом развернулись по фронту и пошли на нас в атаку. У нас же были только винтовки, мы оказались под шквальным огнём танков и автоматчиков. Пройдя берегом спасительной речки по пшенице перевалили через высотку и вышли из-под обстрела.