Забытые учителя - Александр Токунов

На территории анклава располагались две станции метро — «Крылатское» и «Молодёжная», их своды давно и намеренно были обрушены, а пространство вокруг них огорожено завалами и стенами, но мутанты всё равно находили способ прорыть ходы под станциями метро и выбраться на поверхность. Поэтому вокруг станций были оборудованы круглосуточные посты охраны, чтобы исключить малейшую возможность прорыва.

Самой больной точкой была станция метро «Крылатское», потому что она располагалась между двумя жилыми районами Внешнего города, да ещё и близко к стене — мутанты постоянно делали подкопы под нее, и во время массированных атак две волны тварей, пытаясь соединиться, пёрли на стену как безумные (впрочем, они и были безумны).

Оставлять станцию за периметром, как это сделали с «Молодёжной», было нельзя, потому что это ещё больше ставило под угрозу жилые районы. Посему две волны мутантов было решено отделить друг от друга минными полями. Также на этих полях было организовано кладбище. Мусульмане предпочитали хоронить своих покойников в земле, засыпая в мешки с телами гашёную известь и закладывая туда мины и иные взрывоопасные вещества. Таким образом, воин даже после смерти мог забрать с собой несколько десятков мутантов. Посещение могил было строжайше запрещено, ибо поклоняться следует не мертвым, а только Всевышнему.

Представители исконных верований, к коим принадлежал и Владимир, предпочитали предавать своих умерших огню. Для этого сооружалась крода или ладья, которую отправляли по реке, предварительно расстреляв мутантов поблизости. Огонь погребального костра ещё долго отпугивал мутантов на воде. Как пелось в одной очень старой песне, «Наши мёртвые нас не оставят в беде», а от себя Володька добавлял: «Ибо они с нами всегда в нашем сердце и памяти».

Всего у анклава было три бункера, и самым оборудованным из них был бункер под ЦКБ. Убежища под кардиоцентром и воинской частью не были столь вместительны.

Почти всю наземную территорию анклава занимал Внешний город с его узкими улочками и рядами теплиц. Часть аграрной продукции анклав получал от общины МГУ, но большую часть выращивал сам.

В былые времена приходилось снаряжать вооружённую колонну, которая охраняла караваны, но некоторое время назад ситуация изменилась. Проект Игоря Эдуардовича наконец-то перешёл от опытных моделей к практическим, и был построен аэростат — небольшой, но вместительный. Каждый месяц, а иногда и два-три раза, в МГУ ходил рейс за грузом припасов и продовольствия. Эмгэушной общине доставлялась помощь в виде лекарств, оружия и прочих необходимых для жизни средств.

Объединённый генералитет эти полёты, конечно, раздражали. И начали раздражать ещё пятнадцать лет назад, когда были запущены первые экспериментальные зонды. Что значит «Крылатский анклав может, а мы не можем»?! За это время пытались сделать много пакостей: и выкрасть чертежи, и переманить специалистов. Но ничего не получилось, ибо дальше Рынка чужаков не пускали. В конце концов все потеряли к шарам интерес и вроде бы перестали их замечать — какой с них толк, если они даже человека поднять не могут?

И вот теперь Объединённый генералитет снова начал интересоваться проектом. Тем более что начали ходить странные и противоречивые слухи о том, будто общине заражённых из аэропорта Домодедово удалось снарядить самолёт на Готланд и даже успешно вылететь. Вернулись они или нет, никто не знал, но слухи об этом просочились в общество, и уже один только факт полёта вызвал нездоровую ажиотацию.

Володька с Ивлевым должны были вылететь к Соколиной Горе — объясняться, да и торговый договор следовало продлить. Анклав Соколиной Горы поставлял огнесмесь для огнемётов анклава, «Буратино»[2] уже служил только орудием устрашения и символом военной мощи анклава, снаряды берегли, поскольку те были чрезвычайной редкостью, а всё топливо для двигателей внутреннего сгорания за давностью лет разложилось и было непригодно для использования по прямому назначению. Поэтому приходилось задействовать стационарные огнемёты, вмонтированные в стены и установленные на некоторых важных зданиях анклава — во время осады рота РХБЗ[3] зажигала не по-детски. Химики очень любили свои огнемёты и своего «Буратино», Имаму приходилось многократно им объяснять, что огнесмесь — вещь крайне дефицитная и дорогая, но тем не менее химикам прощалось всё, ибо они были эффективны. Страшное, но завораживающее это было зрелище: живые факелы в ярости бросаются в реку, успевая прихватить с собой нескольких собратьев и заставляя живую волну мутантов, штурмующих стену, отступить.

Владимир был одним из немногих, кто умел управлять аэростатом. Заодно он должен был сопровождать Ивлева на этом совещании как полномочный представитель анклава. Никто не знал, сколько времени оно может продлиться, поэтому аэростат было решено отправить домой. В былые времена анклав во всех внешних связях представлял отец, однако Константин Фёдорович решил, что времена меняются и нужно дать дорогу новым людям.

Подполковника Ивлева Володька недолюбливал. Несмотря на свои боевые заслуги, тот был флюгером и провокатором. Казалось, что слова старой песенки написаны про него: «У меня был друг по фамилии Флюгер, он всегда и во всем был прав, оттого, что знал, куда дуют ветра. Он мне часто доказывал с остервенением, что свободен во всем и смел, но подул ветерок, он сменил направление, уверяя, что сам захотел».

За эти годы Ивлев сменил много направлений. Он и сам был похож на флюгер: маленькие острые глаза, длинный нос и такая же долговязая фигура. После революции он и его люди были отправлены на поверхность, но искупили свой позор исправной службой, и Имам вернул их в бункер. На прямой вопрос отца: «Зачем нам здесь эта погань?» — Константин Фёдорович отвечал: «Он всегда знает, куда дуют ветра. Он безопасный и изученный индикатор общественного мнения».

Смена заканчивалась, и Володька был этому рад. Дежурство слишком затянулось, смена задерживалась. И хотя это дежурство было спокойным, за последние пять дней произошло три нападения мутантов — все в районе реки, но ребята говорили, что были сделаны подкопы под метро «Крылатское» и в районе воинской части. Прорыва удалось избежать. Его группе приходилось каждый раз вылетать на отражение этих атак с воздуха, поэтому огнесмеси осталось мало. Да и сапёры не зря ели свой хлеб: они постоянно взрывали туннели мутантов и делали контрподкопы. Спать приходилось в верхних казармах менее чем по три часа в сутки.

«Мама, наверное, волнуется… — с грустью подумал Володька. — А вот и смена! Что-то Алексашка сегодня еле ноги передвигает… Сейчас прожарюсь, потом отдых, и нужно будет лететь с Ивлевым…»

— Привет, Штирлиц! — окликнул его Алексашка.

— Привет, Меншиков!

— Ну, как смена? Всё спокойно?

— Да, сегодня как никогда! Несколько тварей подорвались на минном поле, но остальные их трупы подобрали, а в атаку не пошли. Выдохлись, наверное.

— Да нет, Штирлиц, они просто знают, что ты в охране, а не на «шаре», поэтому и не лезут, — пошутил Алексашка.

Вообще-то Меншикова звали Алексей. Но ещё с детских лет, после просмотра фильма про Петра Первого, к нему приклеилось прозвище Алексашка — из-за фамилии. Меншикову это имя понравилось, поэтому он не возражал, ему очень нравился беззаботный балагур Сергей Паршин, сыгравший Меншикова в фильме.

Володька спустился по лестнице с наблюдательной вышки и направился к бараку внешних казарм. Войдя в небольшую пристройку оружейной комнаты, он поприветствовал часового и прошел к стойке дежурного.

Василий был на посту и, видимо, принял смену недавно, так как взгляд его был ещё весел. Из-за жёсткого ёжика тёмно-каштановых волос, которые норовили отрастать слишком быстро, и крепких передних зубов Василий получил среди сослуживцев прозвище Бобр.

— Ну что, Бобр, ты сегодня добр? — шутливо осведомился Владимир.

— Вполне добр, — в тон ему ответил Бобр. — Что слышно?

— Кроме выстрелов — ничего. Сегодня ночью опять пытались други наши пробраться со стороны реки. Ан нет, не удалось, мины воспрепятствовали.

— Видимо, Взрослых с ними уже нет, вот и лезут на мины. Устали, видно, стратеги нас штурмовать, хорошо, что за эту неделю ни раненых, ни убитых не было, — Бобр сверкнул щитком противогаза.

— А мне кажется, что они просто нашли себе более лёгкую добычу, вот и пируют сейчас в реке.

— Они любят вкусно поесть, но сегодня обошлось без десерта, — усмехнулся Бобр.

— Тебя когда сменят? Ты же сегодня в экипаже?

— Обещали через час. Какие-то накладки, поэтому попросили внеурочно подежурить, — Бобр улыбнулся, вновь сверкнув выступающими передними зубами.

— Ну и хорошо, успеешь отдохнуть!

Володька сдал оружие, и они ещё с полчаса разговаривали с Бобром. Тот как всегда балагурил, и с ним время ничегонеделания текло незаметно.