Убийство арабских ночей - Джон Карр

Джентльмены, это была настоящая женщина. Мне доводилось видеть девушек и покрасивее в классическом смысле слова, но ни одна не обладала таким очарованием, которое мгновенно брало в плен и не отпускало. Ее присутствие сразу же дало о себе знать. Я видел, что несколько секунд на свету она была недвижима; вскинув руку, словно стоя на цыпочках, она моргала, чтобы привыкнуть к сиянию. На ней была темная пелерина, откинутая за плечи, а под ней виднелось вечернее платье темного пурпура с низким декольте. Она была невысока ростом, но излишней полнотой не страдала. Мне трудно сформулировать свое впечатление, джентльмены, и я предпочитаю ограничиться легким карандашным наброском, хотя после этой встречи наше знакомство продолжилось. У нее были густые темные волосы, на которые падали блики света, большие лучистые глаза под густыми ресницами, розовые губы и изящная шея. В глазах читалось напряжение, и было видно, что она нервничает. Но несмотря на взвинченное состояние девушки, она была полна такой жизненной силы, веселой и раскованной, которая сразу же бросилась в глаза, едва только ее пурпурное платье появилось в коридоре. Над головой ее покачивалась лампочка, и тень гостьи падала на стенку. Осмотрев коридор, она уставилась на меня.

– Я так и подумала, Рональд, – возбужденно начала она. – Я увидела свет, но решила, что тебя здесь нет. Я думала, что ты у себя дома, куда и направлялась. Что-то слу… – Она осеклась. – Кто это? Кто здесь? Что вам надо?

– Мадам, – сказал я, – не испытывая излишнего любопытства, я все же хочу выяснить, что происходит в этом сумасшедшем доме? Кто вы?

– Я Мириам Уэйд. А вот кто вы?

Услышав ответ, она широко открыла глаза и приблизилась, чтобы лучше рассмотреть меня. В ее темных глазах читались растерянность и страх.

– Офицер полиции, – повторила она. – Но что вам здесь надо? Что произошло?

– Убийство.

Сначала она не поняла; с тем же успехом я мог бы сказать: «Парковка тут разрешена только на двадцать минут». Когда до Мириам Уэйд наконец дошел смысл моих слов, она рассмеялась, но в ее голосе, пока она продолжала смотреть на меня, стали появляться истерические нотки. Стиснув ладони, она поднесла их ко рту, а потом к щекам:

– Вы шутите…

– Нет.

– Вы хотите сказать… тут мертвый? Но кто? Конечно же не…

– Вот это я и хочу выяснить, мисс Уэйд. Не угодно ли вам войти и посмотреть, не можете ли вы опознать жертву?

Она продолжала рассматривать меня с таким видом, словно искала книжку, исчезнувшую с полки; в ее взгляде под длинными черными ресницами читалась такая настойчивость, что я обеспокоился выражением этих остекленевших глаз.

– Конечно, мне угодно, – наконец с трудом сказала она. – Я все же думаю, что вы не это имели в виду, но я пройду. Мне бы хотелось… то есть я никогда не видела… очень ли это страшно? Не можете ли вы хоть что-нибудь рассказать мне? Кто вас впустил?

Я провел ее в зал. Прежде чем я показал ей, она и сама увидела Этот Экспонат, который лежал головой к нам. В одном я был уверен, когда она отпрянула: мисс Уэйд ожидала, что увидит кого-то другого. Она опустила руки, и ее заколотило. Сделав шаг вперед, она вгляделась в лицо мертвеца и застыла. Внезапно нагнувшись, словно собираясь встать на колени, она справилась с волнением. Ее лицо, сияющее красотой в лунном свете, было совершенно бесстрастно, когда она ухватилась за верх экипажа, из которого выпал мертвец. Да, бесстрастно, но почему-то на него легла тень взросления. Что-то в ней изменилось, создав впечатление, что она молча плачет; она окаменела, и на мгновение мне показалось, что ее глаза наполнились слезами. Но это длилось лишь несколько секунд.

Она с трудом выпрямилась и тихо сказала:

– Нет, мне он незнаком. Я должна и дальше рассматривать его?

Откуда у нее эта дьявольская логика? Мне казалось, что лежащий на полу человек чем-то смутно напоминал жиголо; было что-то вызывающее в его мертвой язвительной усмешке, в его потертом вечернем костюме, что и заставило меня обратиться к ней с соответствующими словами.

– Не врите, – сказал я. – Если вы будете врать и дальше, то ситуация, с моей точки зрения, значительно усложнится.

Несмотря на владевшее ею потрясение, она еле заметно улыбнулась, приглаживая смявшееся платье.

– Вы очень любезны, – сказала она. – Но я не вру. Просто он мне кое-кого напомнил… вот и все. Ради бога, объясните мне, что тут случилось! Как он сюда попал? Что произошло? Этот нож… – Показав на него, она вздрогнула, и у нее упал голос. – Этот тот, который Сэм…

– Тот, который Сэм?..

Не слушая меня, она повернулась и уставилась на длинную неуклюжую упаковочную клеть, которая продолжала лежать там, где вокруг нее танцевал Пруэн. Но у нее было что спросить. Повернувшись ко мне, она решила пококетничать, что производило жутковатое впечатление, ибо лицо ее было застывшей маской, а грудь продолжала взволнованно вздыматься.

– Вы не должны осуждать меня. Ведь, притащив меня сюда, чтобы показать этот труп, вы не ждали, что я буду собранной и логичной, не так ли? Честное слово, я ничего не понимаю. Сэм… Сэм Бакстер, это мой приятель, – он просто восхищался этим кинжалом. Он лежал где-то в одной из этих витрин. Сэм всегда хотел купить его у моего отца и повесить на стенку в своей комнате, он говорил, что оружие уродливо в своей обаятельности и в нем есть что-то зловещее…

– Успокойтесь, мисс Уэйд. А теперь идите со мной. – Я взял ее за руку и повел к лестнице. – Почему вы сегодня вечером оказались в музее?

– Я не собиралась! Я хочу сказать, что Рональд Холмс – это помощник моего отца – сегодня вечером устраивал у себя небольшую вечеринку, и я направлялась к нему. В этих местах я всегда оставляю машину на Палмер, где за ней присматривает полицейский и… Словом, когда я ее поставила, то увидела ваше освещенное окно. Вот и я подумала, что Рональд, должно быть, задержался…

С каждым словом она отходила все дальше от мертвеца, и мне приходилось следовать за ней, хотя предполагалось, что это я веду ее. Она оказалась под колоннами с правой стороны зала. Протянув руку, она коснулась огромного персидского ковра, свисавшего со стены за ее спиной; богатство его красок окружило ее светящимся ореолом, когда она прислонилась к нему и стала гладить тонкими изящными руками, словно бы пытаясь обрести уверенность.

– Значит, вы отправлялись на прием в квартире мистера Холмса, – повторил я. – Но почему без своего жениха? – Она молчала, и мне пришлось проявить настойчивость: – Насколько я понимаю, вы обручены с мистером Грегори Маннерингом?

– Да, что-то вроде… неофициально. – Она без промедления отвлеклась от этой темы, и в голосе ее появились небрежные нотки, словно предмет разговора не представлял для нее никакого интереса; она все время удивленно посматривала на мертвеца. – Грег! То есть какое отношение он имеет ко всему этому? Его тут и близко не было… или что, он был?

– Я склонен думать, что был… Видите ли, мисс Уэйд, я не пытаюсь ни запугивать вас, ни намекать на какие-то таинственные секреты. – Может, это было и не самое умное, но я точно изложил ей все события ночи.

Казалось, она была погружена в свои мысли как женщина, которая что-то ищет в своем гардеробе, но могу поклясться, что один раз она пробормотала: «Окно в подвале». Тем не менее я продолжил:

– В этом все и дело. Я изложил несколько не связанных между собой фактов об исчезновении человека с бакенбардами, смысла которых никто не может понять, – и тут ваш жених валится в глубокий обморок. Вы хоть что-то понимаете?

Но, похоже, ее это даже не заинтересовало.

– Полицейский, – продолжала она, не отвечая на мой вопрос, – ваш полицейский сказал, что человек с белыми… – ну почему слово «бакенбарды» кажется таким жутко смешным? – с белыми бакенбардами обвинил его в убийстве? – Мисс Уэйд понизила голос; почему-то она казалась куда спокойнее, чем раньше, и вспомнила мой предыдущий вопрос: – В обморок? Ах, это! Вы не понимаете. Грег упал в обморок потому… если бы вы только знали, каким он может быть забавным! Грег служил в испанской Национальной гвардии, а потом Иностранный легион послал его шпионить среди арабов, когда у них где-то там были неприятности, и он прекрасно провел время… Но понимаете, все это сказалось на его сердце; ему приходится принимать таблетки дигиталиса. Вот почему он и отключился. Если он испытывает сильное напряжение или возникает какая-то сложная ситуация – вы рассказывали, что он поссорился с полицейским, не так ли? – он выходит из строя. Только на прошлой неделе он взвалил себе на спину сундук и притащил его наверх, ибо Рональд Холмс побился с ним об заклад, что ни у кого не хватит сил сделать это в одиночку, а после этого у него был сердечный приступ. Грег ужасно сильный; он нес сундук целых два пролета, лишь после чего споткнулся и уронил сундук: но в нем был какой-то старый фарфор, и отец просто вышел из себя. Грег потерял сознание потому, что кто-то сказал ему что-то. Это абсурд. Вы же понимаете, не так ли?