Бессмертие - Грег Бир

— Не волнуйся, только приготовься к любым сюрпризам. Все будет в порядке. Сам-то я едва выдержал, но ведь меня захватили врасплох.

Голова Ольми дернулась назад, конвульсия свела мускулы. Из-за панели шли мощные импульсы, от кого-то или чего-то, не знакомого со строением человеческого организма. В мозгу замелькали обрывки видений и мыслей — не просто искаженных, а почти непостижимых:

«Проблема времени. Проблема задания. Неизвестен срок бездействия».

Оторвать руку от панели удалось с немалым трудом.

Черты лица Мара Келлена искривились, губы распялились в азартном возгласе. Старый вояка сохранил свою искренность, зато утратил чувство ответственности. Совершенное им открытие глубоко потрясло его, даже, возможно, искалечило психику, но вплоть до сего момента он довольно ловко скрывал это от Ольми.

Map Келлен рассмеялся и шумно перевел дух. Буквально на глазах к нему вернулось самообладание.

— Как ты думаешь, кого тут спрятали? — спросил он.

— Не знаю, — откровенно ответил Ольми.

— Есть у меня довольно неплохая гипотеза. — Map Келлен выпятил подбородок и снова осклабился в недоброй ухмылке. — Похоже, его захватили давным-давно. И тайком поместили психику или какой-нибудь ее эквивалент в это незаметное хранилище… А затем позабыли о нем. И все эти века, в спячке, он ждал. Признайся, ты ведь уверен, что скоро нам предстоит новая встреча с яртами. И если твои опасения не беспочвенны, Гекзамону очень пригодился бы разум пленного ярта, а?

Утратив от изумления дар речи, Ольми сумел лишь кивнуть:

— Пойдем, полюбуешься на него. — Map Келлен шагнул к стене напротив дверного проема. Составляющие ее пять Г-образных сегментов медленно, плавно раздвинулись. Они вошли в большое темное помещение, в водовороты холодного воздуха.

— Эй, ты, ублюдок, покажись.

Высоко над головами вспыхнуло кольцо ламп. В центре восьмиугольной комнаты стоял куб из чистейшего хрусталя, а в нем находилось создание, подобного которому Ольми не видел ни разу в жизни. Синевато-серую голову, напоминающую поставленный стоймя молот, прорезали три горизонтальные щели. Из верхней щели наружу торчали мерцающие белые трубки с черными капельками на концах — возможно, глазами, а из двух нижних топорщились длинные пучки черных волос. Несоразмерно большая голова покоилась на гладкой зеленой грудной клетке величиной с туловище взрослого человека и отдаленно схожей с ним по очертаниям. Вдоль позвоночника тянулся гребень, из него выступали раздвоенные бледно-розовые щупальца. Нижнюю часть спины, за щупальцами, покрывали короткие красные не то шипы, не то усики. Необычнее всего, пожалуй, выглядели семь пар «ног» по сторонам туловища — не ноги в общепринятом смысле и даже не конечности, а ходули: длинные, заостренные книзу шесты цвета обсидиана и такие же блестящие. Из шеи, а может быть, из нижней части головы, двумя пучками росли многосуставчатые руки: одни были увенчаны хватательными придатками, похожими на пальцы, другие прозрачными розоватыми щупальцами.

— Красавчик, правда? — Map Келлен обошел вокруг прозрачного куба. Длина существа — от кончика поднятого хвоста до макушки — достигала четырех метров.

— Наши предки-спасители, о которых мы наслышаны, на чьих великих деяниях воспитаны, поймали ярта. Но почему не было даже слухов? Ведь это же сенсация, ее невозможно переоценить…

Ольми понимал, к чему он клонит. Ярты ни разу не откликнулись на дипломатические потуги человечества; собственно, через несколько военных десятилетий люди оставили надежду поладить с ними. Обе стороны не имели точного представления, как выглядит враг. Расставлялись ловушки, применялись военные хитрости, но добытые сведения походили на домыслы. Пленить ярта, пусть даже умирающего или мертвого, и покопаться в его мозгу…

Действительно, это был бы успех, сравнимый с победой. Но зачем секретничать? Чем так напугал предков их трофей, что они пошли на исключительные меры предосторожности?

Старый солдат ткнул пальцем в белую пластину возле блока:

— Есть и другие способы с ним познакомиться. Чертова гадина выводится на дисплей, то есть выводится аналог ее психической активности. Должно быть, эксперты сразу расшифровали бы все эти закорючки. А я вот не смог.

Ольми смотрел на пластину, где возник светящийся цилиндр. Он распустился, как геометрически безупречный цветок, и исторг из себя кружащуюся паутину. Нити гипнотически танцевали. Нижняя часть цилиндра вытянулась и превратилась в разноцветную мозаику: черный цвет граничил с серым, кроваво-алый с зеленым, багровый с черным, и так далее. Вскоре цвета застыли.

— Это диаграмма разума? — спросил Ольми.

— Это ярт, — раздраженно отозвался Map Келлен. — Судя по всему. Это сознание ярта, его память. Я за ним часами наблюдал. Потом пришлось уйти. Иначе бы, наверное, я спятил.

Ольми зачарованно созерцал рисунок. Он коснулся самого краешка чужеродного мозга — недостаточно, чтобы определить, целиком ли он тут, невредим ли, активен ли. Но эта глухая тайна сулила ни с чем не сравнимые возможности…

Ольми ощутил, как его имплант отрегулировал выброс гормонов в кровь.

— Что, мороз по коже? — усмехнулся Map Келлен. — Слишком много вопросов для первого раза?

— Верно. — Ольми приблизился к законсервированному телу, его разум и имплант-процессор уже взялись за работу. — Ты больше никому его не показывал?

Map Келлен отрицательно покачал головой.

— Я бродяжничал.

Ольми кивнул.

Гея; Под Александрейей; Год Александроса 2345-й

От зимнего бриза Риту, стоявшую на корме парохода «Иоаннес», что вез ее в Мусейон — знаменитый Александрейский университет, спасало шерстяное родосское платье цвета сливочного масла и коричневая академейская накидка. Взгляд ее рассеянно блуждал по морской глади, задерживаясь иногда на широком и бурливом кильватерном следе. Обществом ей служила одинокая чайка, нахохлившаяся на темном дубовом планшире в нескольких локтях от нее. Раскрыв клюв, птица с любопытством вертела головой.

Серое небо унылой наседкой накрывало спокойное море. За спиной Риты, под навесом верхней палубы, стояли большие принайтованные моторные фургоны с Родоса, Кеса и Книдоса.

В двадцать один год она ощущала себя вдвое старше, чем в восемнадцать, а ведь и тогда Рита вовсе не казалась себе юной. Одно хорошо: ее не покинуло чувство юмора, она знала, что еще способна на ребяческие глупости, но увы, для них почти не осталось досуга.

В Александрейе Рита успела побывать всего дважды, еще до того как ей исполнилось десять. Береника, ее мать, старалась держать свое единственное чадо поближе к Гипатейону и подальше от космополитических соблазнов столицы Ойкумены.

Горячая сторонница Патрикии, Береника вышла замуж за ее младшего сына Рамона не столько по любви, сколько из чувства долга. В дочери она души не чаяла, видя в ней юный образ самой Патрикии. Однако характером Рита пошла скорее в мать. Сейчас, когда мать уж год как в могиле, когда софе ушла из жизни девять лет назад, а отец увяз в академейских интригах, в борьбе с бюрократами, которых бабушка откровенно презирала, сейчас Рита сочла за благо приложить свои таланты и знания там, где они могут принести максимум пользы. Если Академейя переживает упадок, Рите лучше перебраться в другое место.

Подобные раздумья отнюдь не целиком занимали ее разум и были даже приятны и утешительны по сравнению с главной заботой.

Шестьдесят лет искала Патрикия увертливую лазейку в некое пространство, которое она называла «Путь». Врата появлялись в разное время и в разных частях мира на кратчайший срок, чтобы их лишь заметили, но не успели определить точное местонахождение. Патрикия скончалась, не обнаружив их. Ныне Рита знала точно, где находятся Врата: по меньшей мере три года они остаются на одном месте.

Однако этот факт не дарил успокоения. Рита привыкла к своей ноше и, пожалуй, уже не тяготилась ею вопреки опасениям бабушки, позаботившейся о том, чтобы только ее юную внучку Вещи признали своей хозяйкой.

Возможно, в тот год, перед смертью, Патрикия была малость не в себе. Как бы то ни было, Рита дала бабушке клятву. Все остальное: ходатайство о переводе в Мусейон, личная жизнь и прочее были средствами для достижения цели. Даже отцу она не сказала об этом.

В большом дорожном сундуке, она везла Ключ и аппарат жизнеобеспечения. В сундуке поменьше лежала бабушкина «грифельная доска» — плоское электронное устройство для чтения и письма. Стерег эти сокровища, не выходя из ритиной каюты, ее телохранитель кельт Люготорикс. Оружия он не носил, но был от этого не менее опасным.

Рите казалось, что с Ключом ее соединяет невидимая, но прочная нить, и если с этой Вещью случится какая-нибудь неприятность, если вдруг она пропадет, то Рита сразу узнает об этом и найдет ее где угодно. Но пока опасаться нечего: ведь рядом с ней Люготорикс, а среди воров едва ли найдется самоубийца.