Капитали$т. Часть 1. 1987 - Деметрио Росси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4
Искал я долго и упорно, стараясь по возможности не шуметь и не привлекать внимания маменьки. Черт, я слишком давно был подростком. Совершенно забыл, где они прячут запретное. Пришлось делать тотальный обыск. В общем, журнал «PLAY BOY» я нашел в ящике, под кучей детских пластинок. Довольно затертая колода карт с обнаженными девицами хранилась в зимнем сапоге. В томике Гарднера нашелся черный конверт, а в нем — фото обнаженных дам, Брюса Ли и группы «Айрон Мейден», черно-белые и довольно паршивого качества, явная кустарщина. Но это все пустяки. Главное оказалось в прекрасной книге Вениамина Каверина «Два капитана». Простой почтовый конверт. Без марок и подписей. А в нем… Хрустящие советские деньги. Шестьсот восемьдесят пять рублей. И еще — двадцать долларов одной купюрой. Брюс Ли и «Айрон Мейден» еще куда ни шло. Тлетворное влияние Запада, конечно, предосудительно, но не ужасно. С каждым может случиться. От прослушивания «Братца Луи» тоже никто не застрахован — музыка, конечно, чуждая, но молодо-зелено, что возьмешь… А вот порнуха (хотя это эротика же, но кто там будет разбираться!), да еще и иностранная валюта… Это, знаете ли, статья уголовного кодекса. И срок заключения. Да еще и приличная сумма советских рублей. У простого (ну ладно, пусть не очень простого) одиннадцатиклассника — откуда дровишки? Нужно еще здесь покопаться. Может у Алёши Петрова здесь где-то «Стечкин» заныкан, а в свободное от уроков время он с корешами выносит сберкассы или грабит подпольных советских миллионеров — нарождающийся класс буржуазии?
— Алёша-а! — раздался призывный голос маменьки. — Алёша-а-а!! Обедать!
Я пошел на зов, тем более, что есть действительно хотелось. На кухне была раскрасневшаяся маменька и приятно сервированный стол, на котором издавала убойные запахи тарелка супа, кажется, харчо. Я опустошил тарелку почти моментально и получил на второе порцию макарон с очень приличной котлетой. Все это было прекрасно, насытившись, я поблагодарил маменьку от всей души.
— На здоровье, сынок! — расплылась в улыбке маменька и поставила передо мною громадную чашку кофе. Без молока. Конечно, есть люди, которые пьют кофе без молока, и делают это с удовольствием. Это, вероятно, какая-то особая порода людей. Им всё ни по чём. Они могут пить чай без сахара. Или томатный сок с солью. Вставать в пять утра, обиваться холодной водой, завтракать овсянкой и летать в космос. Лично я к этой породе людей никогда не принадлежал. И я терпеть не могу кофе без молока. Казалось бы — чего проще — попросить молока у любящей и заботливой маменьки? Но! Откуда я нахрен знаю, какой кофе любит Алёша Петров?! Может у него непереносимость лактозы? Или он в принципе ненавидит молоко в любых его проявлениях — от кефира до мороженного? Вот она, несчастная доля человека, попавшего в чужое время. Приходится пить и терпеть. И изображать удовольствие.
— Бразильский! — гордо сказала маменька, и я, упоенный своим страданием, не сразу понял, что речь идет о кофе.
— Класс! — сказал я мрачно.
— Валерий Александрович подарил! — похвалилась маменька и замолчала, погрузившись в какие-то мысли.
Я что-то невразумительно промычал. Видимо, я должен знать, кто такой Валерий Александрович. Но я, увы, понятия не имею об этом достойном муже. Так что, заострять тему я не стал, мирно допил кофе, поблагодарил маменьку и ретировался в свою комнату — переваривать обед и полученную информацию. Все явно шло к тому, что у меня случится информационное несварение.
Закрывшись, я еще немного пошарился по комнате — больше ничего интересного не нашлось, не считая початой пачки «Мальборо». Ну это уж слишком, подумал я. С курением подвязываем. Спорт и здоровый образ жизни прямо с завтрашнего дня.
Я пересмотрел все шмотки, которые смог найти. В общем, Алёша Петров гардероб имел вполне ничего себе. Три пары джинсов, две джинсовых куртки и джинсовая рубашка. «Левайс» и «Рэнглер». Еще — два официальных костюма-тройки, целую кучу свитеров, три пары кроссовок («Адидас» рулит!), два спортивных костюма — невзрачный отечественный и ярко-синтетическая «Пума», это не считая всяких футболок, сорочек, кедов и прочих мелочей. По-моему, для восемьдесят седьмого года вполне прилично.
В общем, обследовав все, что можно, я прилег отдохнуть с томиком Конан Дойля, который совершенно не лез в голову, а лезло всякое беспокойство — вот завтра-послезавтра выходные, а в понедельник начинается школа. А я даже не знаю — КАКАЯ, нахрен, школа — куда идти и чего там делать?
Отдохнуть мне толком не дали. С работы заявился папенька и дернул меня на ковер — в свой кабинет. Об аудиенции торжественно сообщила мне маменька:
— Зайди, Алексей! У отца разговор есть!
Ох как я не люблю эти официальные разговоры. Но деваться некуда — пришлось придавать лицу почтительное выражение и топать на прием.
Папенька встретил меня развалившись в кресле. Перед ним на столе лежала газета «Труд» и пепельница со свежим окурком. Вид у папеньки был, как у человека, который много и хорошо потрудился, а вот теперь — заслуженно отдыхает.
— Садись, Алексей, — папенька указал на кресло. — В ногах правды нет!
Я повиновался.
— Значит… выписались? — спросил папенька, глядя в газету.
— Выписались, — сдержанно подтвердил я.
— А врач что говорит?
Я коротко пересказал прощальную речь Бориса Михайловича, обращенную к нам с маменькой. Она сводилась к тому, что мне нужно по возможности избегать стрессов, придерживаться режима и здорового образа жизни. Лично меня это вполне устраивало, особенно в той части, где было о стрессах.
— А ты сам как себя чувствуешь? — спросил папенька.
— Да вроде бы все в порядке, — ответил я, стараясь оставить в этом вопросе некоторую долю неопределенности, — голова почти не болит. И вообще…
Папенька мрачно покачал головой и надолго задумался. Что-то определенно было не так. Я поднял глаза на Владимира Ильича, который смотрел на меня с портрета. Кажется, Ильич смотрел на меня с некоторым подозрением — наверное, с
