В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Даниил Галкин

И я решил, в унисон с духом времени, к предстоящему уроку подготовить сюрприз. С этой целью недалеко от дома сорвал с забора большой лист бумаги с каким-то извещением. Почти до рассвета на его обратной стороне изображал карикатурный образ американского богатея со страшным оскалом лица. На голове высился черный цилиндр. Своими крючкообразными руками, как щупальцами, он обхватывал небоскребы. А внизу копошились сгорбленные фигурки обездоленных чернокожих. Получилась смесь агитплаката и наглядного пособия. Впечатление я усилил наивным патриотическим четверостишием:

Свирепый мистер Сэм в АмерикеПростых людей доводит до истерики.Недолго жить осталось мистеру Сэму,Социализм наш придет ему на смену.

Плакат и текст произвели в школе фурор. Приходили посмотреть из соседних классов. Появился даже директор школы. Впервые за годы учебы в школе я удостоился высокой похвалы из его уст. Это как бы немного уравновесило плохое поведение и низкие оценки по ряду предметов. Воодушевленный похвалой, я активно творил и продолжал «дело Маяковского» в масштабе школы. По распоряжению директора мне стали выдавать для реализации творческих замыслов очень дефицитную ватманскую бумагу, акварельные краски, кисти, цветные карандаши и т. д. У меня даже появились два сподвижника. Оба любили рисовать, и общее призвание нас очень сблизило.

Один из них имел странную фамилию Конон. Звали его Валера. Высокая спортивная фигура завершалась густой копной огненно-рыжих волос. Поэтому он получил яркую кличку Конон Рыжий[11]. В силе он уступал только Ивану Глобе. Хотя неоднократно побеждал его в самодеятельном единоборстве, так как был более ловок, увертлив и обладал мгновенной реакцией. Его мечтой было стать чемпионом Полтавы по спортивной борьбе. Второй был маленького роста, щуплый очкарик Миша Шер. Ему пророчили большое будущее. На математических спартакиадах города он неизменно занимал призовые места. В школьном возрасте его знания по высшей математике соответствовали вузовским требованиям. Мы настолько сдружились, что после школы вместе выполняли домашние задания и придумывали различные развлечения в свободное время.

«Визит» в Архимандритский сад

Однажды Конон Рыжий предложил нам втроем совершить налет на яблоневый сад. Я, с моим авантюрным характером, согласился сразу. Миша, с его математическим складом ума, долго переминался с ноги на ногу, почесывая черную кудрявую шевелюру и взвешивая все за и против, и в глубокой задумчивости долго протирал абсолютно чистые очки. Наконец нехотя согласился с обреченным видом – и стал третьей спицей в нашей дружеской колеснице. Для Миши подобное развлечение было чем-то совершенно новым и пугающим. Хотя мы заметно повзрослели и все реже транжирили свободное время на бессмысленные проказы, но в этот раз желание полакомиться спелыми яблоками оказалось сильнее.

На следующий день в воскресенье мы собрались в условленном месте у одного из узких проломов в толстой стене Архимандритского сада. С трудом протиснув в него свои тощие тела, оказались внутри. Тишина настораживала. Сад посменно охранялся старенькими сторожами. Для острастки мелких воришек и просто проказников они были вооружены допотопными винтовками, заряженными бертолетовой солью. Как правило, поймав мелких нарушителей, они долго и нудно отчитывали их и затем отпускали с богом – после обещания больше здесь не появляться. Самым свирепым сторожем был дед Никанор. Он спуска никому не давал. Заряд бертолетовой соли навсегда отбивал охоту воровать яблоки и другие фрукты. Но опасение с ним встретиться нас не остановило. Мы облюбовали развесистое дерево, густо усыпанное крупными, сочными яблоками. Валера с ловкостью обезьяны взобрался почти на вершину яблони. Я – намного ниже. Миша был на шухере.

Процесс заполнения матерчатых сумок отборными яблоками завершался, когда, к нашему ужасу, появился дед Никанор. С диким визгом Миша бросился наутек, первым получив в зад изрядную дозу бертолетовой соли. Корчась от нестерпимой боли, он повалился на землю, вращаясь, как юла. Вторая доза угодила в зад Валере. Он свалился с дерева, сильными руками хватаясь за ветки, которые смягчили его падение с высоты. Я успел соскочить вниз, когда третья доза досталась мне. Дед Никанор очень метко целился исключительно в пятые точки. К тому времени подоспели мужички помоложе, и вместе они с позором выставили нас наружу. Каждый получил в дополнение по крепкому подзатыльнику. Перед расставанием дед предупредил, что в случае повторного визита в сад он отведет нас в милицию.

Оказавшись за пределами Архимандритского сада на Монастырской улице, мы стали думать, каким путем пойти домой и как оправдываться перед родителями. Дефицитные и дорогие штаны были сзади изодраны в клочья бертолетовой солью. Перекрестный осмотр показал, что их прикрывающая функция практически полностью нарушена. Распухшие, багрово-пятнистые пятые точки с глубоко сидящей солевой шрапнелью живописно выглядывали наружу. В воскресенье на улицах прогуливалось гораздо больше людей, чем в обычные дни. Поэтому было принято соломоново решение: домой возвращаться тихими окраинными улочками и переулками. Пройдя по мостику через узкую речку Тарапуньку, мы направились в сторону Крестовоздвиженского монастыря. Обойдя его по железнодорожной насыпи с кладбищем, через Подол каждый направился в отчий дом в состоянии страха и душевного самобичевания.

«Теплая» встреча с родителями не предвещала ничего хорошего. Но их реакция, как камертон, звучала на разных диапазонах. Валера на следующий день в школу пришел с заплывшим, в окружении зловещей синевы, глазом, с рассеченной губой и асимметрично распухшим носом. Нетрудно было догадаться, что его крепкой рабочей закалки отец урок перевоспитания усиливал прикосновениями увесистых кулаков. Миша поведал, что шокировал интеллигентных родителей своим «яблочным подвигом». Отец Шера, профессор в области медицины, вместе с мамой-акушеркой ювелирно очистили его тощий зад от солевой шрапнели. Посоветовали подальше держаться от таких порочных друзей, как Валера и я. Мой отец, представляющий средний класс новой социалистической формации, с трудом воздержался от кулачного перевоспитания. Но я чувствовал, что и он с превеликим удовольствием приложился бы к физиономии непутевого сына. Бедная мама с тяжелыми вздохами, вся в слезах отвела меня к соседу-врачу. Он, по аналогии с родителями Миши, очистил поврежденную часть тела. Затем мама до поздней ночи штопала злосчастные штаны.

Тяжкие воспоминания о яблочном набеге я на следующий же день в школе выразил в стихотворной форме: