Правила боя - Борис Седов

Потом он снова посмотрел на экран и сказал:

– В мое время такого не было.

Ночной выпуск новостей ничем не отличался от вечернего, разве что добавилось сообщение о железнодорожной катастрофе в Читинской области. Я отнесся к этому известию спокойно – последние годы в России едва ли не каждый день что-нибудь рушится, сходит с рельсов или падает с неба. Однако Петр Петрович оживился.

– В Чите? – переспросил он. – Это же на границе с Китаем!

И пересел к телефону.

Сначала он недолго поговорил по-немецки с кем-то, кого называл «герр полицайкомиссар», потом позвонил в Москву, на сей раз разговор шел, конечно, по-русски, но он больше спрашивал, чем отвечал, поэтому понять суть разговора было довольно трудно.

В общих чертах стало ясно, что потерпевший крушение поезд шел в Читу из Китая и, скорее всего, был подорван, потому что многие в округе слышали взрыв такой силы, какой не могло возникнуть по простой железнодорожной причине.

Судя по всему, пассажирами были исключительно китайцы, возможно, в поезде везли и контрабанду, если – да, то наверняка наркотики, но это установить уже невозможно. Сергачев несколько раз упоминал какого-то «Мандарина» и еще одного китайца, но как они связаны с этим поездом, я не понял.

Когда Сергачев положил трубку, лицо его радости не выражало.

– Наш клиент, – сказал он загадочно.

Потом подумал и добавил:

– Подробности мне дадут, но думаю, что наш. В Москве у китайцев власть переменилась – «Мандарин» исчез, значит, скоро найдут его труп. Вместо него Гунь Юй, бывшая правая рука «Мандарина», человек «Триад». Причем случилось это до катастрофы, а не после, значит, китайский переворот со взрывом поезда не связан. Думаю, завтра я узнаю о письме с требованием десяти миллиардов. Гунь Юй перед камерами выступать, конечно, не будет и пресс-конференции не даст, но о письме известно станет, и шаги он какие-то по этому поводу делать будет. Так что – утро вечера мудренее.

Сергачев встал от телефона, походил по номеру, бездумно трогая разные вещи, посмотрел в темное ночное окно, потом сказал:

– А знаете, кто будет следующим? Колумбийцы или японцы. А может, и те, и другие сразу…

– Почему? – удивился я.

– А ты, Лешенька, посмотри, кто уже был. Мусульмане, которых сейчас весь мир не любит, вроде как всемирные враги – Бен Ладен, и вообще… Потом – итальянская мафия в Америке, это совсем уже хрестоматия – Коза Ностра, Аль Капоне и город такой выбран – Чикаго, криминальная столица Америки, как у нас Петербург. Следующие – китайцы, на Дальнем Востоке их уже больше, чем русских, а за китайцами – «Триады», тоже притча во языцех, все о них слышали, но никто их не видел. Кто у нас остался из таких знаковых, как теперь модно говорить, фигур? Колумбийские наркобароны и японская якудза. Те и другие нам, русским, вроде по фигу, якудза нас вообще никаким боком не касается, а наркотики в Россию идут в основном из Афганистана или из «Золотого треугольника», который опять-таки под «Триадами». И все эти акции, кроме читинской, проходят за рубежами нашей великой Родины, значит, и ориентированы они не столько на русских обывателей, сколько на мировое общественное мнение. Потому – ждем известий из Боготы и Токио.

– А причем здесь я, то есть Господин Голова? – спросил я.

– А черт его знает! – ответил Петр Петрович. – Все, хватит, идем спать.

– Достанет дневи заботы его, – добавил он и поднял вверх указательный палец.

Возле одного из терминалов иокогамского грузового порта стоял российский сухогруз «Иван Сусанин», порт приписки – Владивосток.

Все таможенные и прочие формальности были пройдены быстро и бесхлопотно, потому что сухогруз совершал регулярные рейсы между Владиком, как на матросском жаргоне испокон веку именуется Владивосток, и японской Иокогамой, доставляя туда важный для японской промьппленности и совершенно напрасно засоряющий российскую землю металлолом.

Почти вся команда уже сошла на берег, остались только вахтенные и ответственные за разгрузку, поднялся на борт стивидор, молчаливые японцы в ярких касках и куртках начали командовать огромными кранами, почему-то не крича сиплыми пропитыми голосами – «Вира!» или «Майна!», а что-то нашептывая в торчащие из-под каски микрофоны. Дежуривший у трапа полицейский полез за термосом с зеленым чаем и коробочкой с обеденной порцией креветок.

В это время на обрезе палубы появились четверо матросов, по всей видимости, не спешивших за покупками и сувенирами, крупные, вялые, с медленными движениями сильных и опасных животных.

Полицейский убрал в сумку термос и темпуру, вытер чистые ладони носовым платком, проверил матросские документы, дежурно спросил:

– Девочки? – добавив по-английски. – Girls?

И дождавшись отрицательного ответа, понимающе кивнул – русские моряки бедные, у них мало американских денег и совсем нет йен. Моряки пошли в сторону города, а полицейский спокойно принялся за еду, до позднего вечера можно было отдохнуть…

Перед воротами порта выстроилась вереница желтых машин такси, и японские шоферы-таксисты, как все таксисты мира, стояли маленькой кучкой, травя обычные шоферские байки.

При виде вышедших из ворот матросов они быстро расселись по своим желтым телегам, оставляя выбор клиенту. Старший из матросов прошел вдоль стоящих у тротуара машин, остановился у одной из них, перекинулся парой слов с водителем и махнул рукой остальным. Моряки уселись на заднее сиденье, старший – на переднее, рядом с шофером и машина сразу тронулась с места.

– Куда едем? – спросил водитель на чистом русском языке.

– А где сейчас находится объект? – в свою очередь спросил старший.

– Мацумото-сан сейчас принимает участие в чайной церемонии в тясицу, в парке Хибиа, это в центре города, – ответил водитель. – Там он пробудет еще часа два, а потом поедет в каресансуи у отеля «Огани». Это – надолго, часа на два, на три. Думаю, проще всего застать его именно там.

– Годится, так и сделаем, – решил старший.

Повернувшись к расположившимся на заднем сиденье морякам, он сказал:

– Для начала сообщу вам, господа мореманы, что тясицу – это домик для чайных церемоний, специальный такой, а каресансуи – сад камней. Я об этом потом расскажу.

Водитель такси ошибался, господин Мацумото не принимал участие в чайной церемонии, на сей раз он избрал домик-тясицу для встречи с прибывшим из Америки гостем. Мастер церемонии, гейша и даже оба телохранителя Мацумото-сан были отпущены, хозяин и гость остались наедине.

Восьмиметровая комнатка, где проходили чайные церемонии, словно жала в плечах огромному американцу, он долго пытался устроиться на пятках, так же, как сделал это его японский хозяин, потом бросил напрасные попытки и просто сел на циновке, вытянув длинные ноги к низким входным дверям.

– Садитесь как вам удобно, Карлуччи-сан, – сказал господин Мацумото, едва заметно улыбнувшись, – вы гость, вы устанавливаете правила…

– Мистер Мацумото, давайте отложим церемонии до лучших времен, через два часа я должен быть в аэропорту Ханэда и лететь обратно, в Нью-Йорк.

– Вы – редкий гость, господин Карлуччи, потому каждое ваше слово особенно драгоценно для ничтожного Мацумото. Я весь обратился в слух и внимание, чтобы не пропустить ничего из сказанного вами.

Карлуччи поморщился, черт его знает, когда эти япошки говорят серьезно, когда шутят, а когда уже пора обижаться.

– Вы уже слышали о несчастье, которое постигло семью Чинквента?

– Ваш недостойный слуга слышал об этом, большое горе пришло в дом уважаемого Падре Луиджи, – Мацумото наклонил голову.

– Сейчас начнутся большие изменения в нашем бизнесе, наверх придут новые люди. Может быть, они по-другому будут вести дела… – Карлуччи замялся: – У нас с вами сложились неплохие отношения…

– Я еженощно возношу молитвы богам за то, что они даровали мне такого партнера, как вы! – молитвенно прошептал Мацумото. – Вы – прекрасный человек и замечательный партнер, господин Карлуччи. И пусть наше сотрудничество продлится еще десять тысяч лет!

Издевается желтопузик, точно издевается, подумал мистер Карлуччи, дай срок, мы тебя научим разговаривать по-людски.

– Я бы хотел знать, господин Мацумото, поддержите ли вы меня вовремя…

Карлуччи задумался, подыскивая подходящее название той грызне, которая началась в итальянских кланах на северо-востоке Америки.

– Конечно, дорогой господин Карлуччи! Я старый больной человек и мое слово мало что значит, но я его скажу в вашу пользу.

– Спасибо, господин Мацумото, я знал, что найду у вас поддержку. И еще, что вы думаете об этом русском синьоре Капо – Господине Голове? Из ваших окон видна Россия, вы лучше меня знаете, что там происходит…

Карлуччи обрадовался, что нашел такое удачное выражение, совершенно в японском стиле – «Из ваших окон видна Россия».