Снайпер - Павел Яковенко

Тишина исчезла, как будто ее и не могло быть на этом свете: противник открыл огонь.

Их было много, скорее всего, у каждого на спине прикреплено по «Мухе», не считая гранатометчиков, и подготовленные снайпера. Они не успели подобраться на линию броска гранаты, но и того, что творили они своими гранатометами, было более чем достаточно.

В окружившем его реве и вое Саша не слышал команд, не замечал, что творится у него за спиной: он наслаждался. Он слился с винтовкой в одно целое; чудилось, будто она сама находит цель, а Саша только нажимает на курок и меняет обоймы.

«Один — готов, второй — готов; ага, гранатометчик… Да, есть! Еще один… Опля! Пятый — готов».

За спиной заработал миномет — один. Непонятно было, насколько точно он кладет мины, но огонь нохчей слабел, они отступали.

«Седьмой — готов!» — Саша с сожалением опустил винтовку и сполз на столбик. Только сейчас он почувствовал ноющую боль за ухом, и немного липкой крови.

— Надо же! А я ничего и не заметил: откуда это у меня? — возмутился Саша. Он оглянулся: блокпост был освещен. Горели две машины. Сразу же пропала приятная усталость, и появился страх — не Борина ли машина горит? Как же винтовка? Он вскочил на ноги, но остался на месте: не Борина.

— Рыжий! Рыжий!! — позвал он.

Рыжий молчал.

Утром блокпост представлял из себя картину, достойную кисти самого Верещагина.

У въезда стояли танк и два БМП-1, присланные на подмогу типично по-русски — через несколько часов после события.

Укрепление на верхушке кургана снесло прямым попаданием, мертвый солдат лежал под разлетевшимися цинками с землей. Черные остовы сгоревших машин напоминали скелеты доисторических ящеров. Одного из минометов не было: его искореженные составные части разбросало по всему блоку.

На разложенных плащ-палатках уцелевшие бойцы укладывали в один ряд тела тех, кому в этом бою повезло намного меньше. И таких было немало. Очень жаль, но немало. Среди них был Рыжий. Саша Куценко стоял над его головой на коленях и бесцельно качался из сторону в сторону. Вместо нормального звука из горла слышалось только хриплое:

— Ы-ы-ы-ы….

Посреди плаца начальник штаба внимательно слушал обгоревшего и перевязанного лейтенанта Дробязко.

— Товарищ майор! Из командного состава убит прапорщик, Саблин, похоже, контужен, ничего не слышит, но внешне повреждений нет. Из личного состава убито семь человек, одиннадцать ранено. Две машины уничтожено, один миномет тоже.

— Что, тоже?

— Уничтожен.

— Противник?

— Всю ночь вели обстрел местности из всех видов оружия. Забрать они никого не могли. Утром я насчитал девять трупов. Раненые могли уйти.

— Да, могли… Лейтенант, сколько у вас осталось боеспособных?

— Минутку… Ага — восемь моих и четыре минометчика!

— М-да… Не густо. Придется вас менять. Через час пришлю машину, погрузите раненых, убитых; продержитесь ночь, а завтра придет смена — обещаю! Выполняйте!

Дробязко построил остатки своего взвода на плацу и честно сказал, что это последняя ночь, завтра их обещали сменить, поэтому стоять будут все, кто способен носить оружие, в том числе и водители, и всю ночь.

Ну надо, так надо. Никто и не спорил. Даже Боря, который бы в другое время, заставь его стоять на посту, выдал бы всем, что он о них думает; и тот молча взял автомат и безоговорочно занял пост. Там, где еще этой ночью стоял Рыжий.

Саша пришел в себя: слезы высохли, мысли притупились; он опять осматривал подступы в НСПУ, отвечал на оклики лейтенанта, грыз сухари из собственного НЗ и старался вспоминать только приятное. Но в это приятное неизменно вторгался вчерашний бой.

«Такого кайфа я давно не испытывал!» — невольно думалось ему. — «И надо же: из девяти нохчей — семь мои!.. Но где гарантия, что я убил всех, в кого попал. Может быть, только ранил?.. Черт его знает!».

Около трех часов ночи он внезапно подумал, что поедут теперь они все на одной «шишиге», кроме минометчиков, и Дробязко будет сидеть в кабине у Бориса, и свои вещи туда начнет запихивать! Саша спохватился, и быстро отправился к Борьке. Тот не спал, что, впрочем, было и не удивительно.

— А, Шурик! Ты как?

— Я нормально… Боря! У меня вопрос, слышь? Ты мой кейс хорошо спрятал? С тобой летеха поедет, вещи свои засовывать станет — не найдет случайно, а?

— У меня не найдет. Я не в кабине спрятал. Никто не найдет!

— Хорошо, Боря! За мной не заржавеет, учти!

— Да помню я! Помню! Иди на пост лучше, а то мы до смены можем не дожить!

— Типун тебе на язык, земляк!

— Сам не хочу…

Глава 5

Новое место несения службы располагалось на границе Дагестана и Чечни, в поселке под названием Гирзель-аул. Граница проходила по небольшой каменистой речушке, через которую проходил основательный бетонный мост; на его дагестанской стороне и находился блокпост федеральных сил.

Сразу после перевода Борькину машину запланировали на отправку в место постоянной дислокации — Каспийск. Борька сам сказал об этом земляку, и Саша понял, что сейчас решается очень многое. Кроме того, у него появилась еще одна немаловажная причина для поездки в часть: та рана за ухом, на которую он попервоначалу не обратил никакого внимания, продолжала болеть, при чем боль усиливалась, а пальцами он явственно различал признаки нагноения. Штатного медика на блоке не было, и Саша с чистой совестью подошел к Дробязко с просьбой отправить его ближайшим рейсом в Каспийск, в медроту. Командир взвода лично осмотрел больное место у подчиненного, хмыкнул, но разрешение дал. Первый рейс на Каспийск — это и была Борькина машина.

Через два дня они тронулись: ехали долго, но это не раздражало, Саша смотрел на убегающую дорогу, и мысленно подсчитывал, сколько еще осталось ему служить — получалось не так уж и много.

«Только бы сегодня не сорвалось; только бы кейс донести до Полины Яковлевны. И главное, чтобы она в него не залезла»!

Рано или поздно, но любая дорога заканчивается. Показались окраины Каспийска. Но вместо радости, Саша почувствовал нарастающее напряжение: как все сложится — удастся ему незаметно вынести кейс из части, или нет.

«Так, уже стемнело — это хорошо. Но если мы заедем в часть, то кейс вынести будет очень трудно: я же не офицер. Других привлекать нельзя, лишние люди, и так Боря знает слишком много. Надо вынести его до части… Черт! А я даже не знаю, где Борька его прячет: не сказал ни слова, паразит… Надо что-то делать! Если кейс найдут потом, то дело раскрутят, и мне о-очень плохо будет! Что делать?!» — мысли скакали в голове как скакуны, но ничего не придумывалось. А «шишига» в это время неумолимо приближалась к первому КПП.

Внезапно машина остановилась, и сидящие в кузове услышали слова прапорщика:

— Стой здесь, я сейчас сигарет куплю и вернусь!

Не теряя ни минуты, Саша выпрыгнул из кузова, обежал машину со стороны, противоположной движению прапорщика и заглянул в кабину.

— Слышь, Боря, надо сейчас мой груз снимать, в части поздно будет!

— Да как я сниму, он под днищем закреплен — туда лезть надо, отсоединять.

— А как же быть, Боря? Из части как его вытащить? А если тебя на ремонт поставят, все, хана!

— И чего?

— Да того, Боренька, что если найдут, нас с тобой очень далеко законопатят, за контрабанду оружия-то, пойми!

— О черт! Втянул ты меня! Ладно, иди, а то уже прапорщик возвращается, сейчас что-нибудь придумаю.

— Давай, Боря, давай!!

Саша тем же маршрутом вернулся в кузов. Сердце бешено колотилось: такого напряжения он не испытывал даже в бою за блокпост. Слишком многое было поставлено на карту. До первого КПП оставалось примерно полтора километра.

Они проехали еще минут пять, и под днищем что-то загрохотало.

— Товарищ прапорщик! Проволоку намотало! — жалобно произнес Боря, стоя у дверцы со стороны прапорщика. — Надо лезть с плоскогубцами: обрезать и разматывать. Работ минут на пятнадцать.

Прапорщик был раньше учителем, но из-за хронического безденежья в семье бросил педагогику, устроился по блату в часть и служил не слишком-то еще и долго. Сказать по другому — в технике он был почти «ноль». Боря со спокойной душой мог навешать ему лапши на уши, ничуть не рискуя.

Бывший учитель посмотрел на часы, и наблюдательный водитель сразу заметил жест нетерпения, невольно выдавший прапорщика с головой.

«А, дружок, домой хочешь!»

— Товарищ прапорщик! Тут до КПП — пять минут пешком. Вы, может, с личным составом так дойдете, а я все сделаю и подъеду за вами?

Прапорщик заколебался. Конечно, ему хотелось домой ужасно, но оставить машину в темное время суток с одним водителем в городе? Его просто никто бы не понял. Он молчал, мучительно раздумывая, но все же чувство долга победило:

— Нет, я дождусь. Ты же не долго?