Гностические евангелия - Элейн Пейджелс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему ортодоксальная традиция приняла буквальное понимание воскресения? Вопрос становится еще более трудным, если мы посмотрим, что говорит об этом Новый Завет. Некоторые рассказы, подобно уже упоминавшейся истории Луки, сообщают, как Иисус является своим ученикам в образе, знакомом им по его земной жизни; он ест с ними и предлагает им прикоснуться к себе, чтобы доказать, что он «не призрак». Иоанн рассказывает похожую историю: Фома заявляет, что не поверит в воскресение Иисуса, пока сам не увидит и не прикоснется к нему. Явившись, Иисус говорит Фоме: «подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим»[83]. Но другие истории, прямо противоположные этим, предполагают другое понимание воскресения. И Лука, и Марк рассказывают, что Иисус являлся «в ином образе»[84] — не в своем былом земном образе — двум ученикам, когда они шли по дороге в Эммаус. Лука говорит, что ученики, глубоко опечаленные смертью Иисуса, беседовали со странником, очевидно, несколько часов. Они пригласили его поужинать, и только когда он, сев рядом с ними, благословил хлеб, они узнали Иисуса. В этот момент «Он стал невидим для них»[85].Также и Иоанн непосредственно перед историей о «неверующем Фоме» помещает рассказ совсем иного рода: Мария Магдалина, оплакивая Иисуса возле его могилы, видит человека, которого она сначала приняла за садовника. Когда он произносит ее имя, она узнает Иисуса, — но он запрещает ей прикасаться к себе[86].
Итак, если некоторые новозаветные истории утверждают буквальное понимание воскресения, другие предоставляют почву для иных истолкований. Можно предположить, что в моменты величайшего эмоционального напряжения люди ощущали присутствие Христа. Опыт Павла может быть понят в этом ключе. Когда он шел по дороге в Дамаск, полный решимости арестовать христиан, «внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю» и услышал голос Иисуса, упрекающий его за задуманное гонение[87]. Одна версия этой истории сообщает: «Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя»[88]; другая говорит противоположное (как пересказывает Лука, Павел сказал, что «бывшие же со мною свет видели, и пришли в страх; но голоса говорившего мне не слыхали»)[89]. Позднее сам Павел, конечно, защищал учение о воскресении как фундаментальное для христианской веры. Но, хотя его рассуждения часто считают аргументом в пользу телесного воскресения, заключает он словами: «скажу вам, братия, что плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия, и тление [то есть смертное тело] не наследует нетления»[90]. Павел описывает воскресение как «таинство»[91], преображение от физического существования к духовному бытию.
Если новозаветные рассказы допускают различные истолкования, почему ортодоксы во втором столетии настаивали на буквальном понимании воскресения и отбрасывали все иные понимания как еретические? Полагаю, мы не сможем адекватно ответить на этот вопрос, пока рассматриваем учение только с точки зрения его религиозного содержания. Но обратившись к его практическому значению для христианского движения, мы увидим, что доктрина воскресения плоти парадоксальным образом обладала важнейшей политической функцией: она узаконивала авторитет определенных людей, претендовавших — как преемники апостола Петра — на исключительное лидерство над всеми церквями. Начиная со второго столетия эта доктрина придавала законную силу апостольской преемственности епископов, поныне являющейся основанием власти пап. Христиане-гностики, объяснявшие воскресение иначе, не претендовали на власть: заявив о своем первенстве, они были отвергнуты как еретики.
Добиться политического и религиозного авторитета было не просто. Мы уже отмечали, что в ранние годы христианского движения процветали различные формы христианства. Сотни странствующих проповедников заявляли, что учат «истинному учению Христа», и разоблачали друг друга как обманщиков. В церквях, рассеянных от Малой Азии и Греции до Иерусалима и Рима, христиане разделялись в спорах о лидерстве. Все заявляли, что представляют «подлинную традицию».
Как могли христиане разрешить эти недоумения? Единственным авторитетом, который все они признавали, был сам Иисус. Даже во время его жизни, в маленькой группе, путешествовавшей с ним по Палестине, никто не ставил под сомнение авторитет Иисуса и никто не пытался с ним сравняться. Будучи независимым и решительным лидером, Иисус порицал подобные попытки среди своих последователей. Марк рассказывает, что, когда
Иаков и Иоанн подошли к нему, чтобы попросить для себя особого места, он резко высказался против их честолюбия:
Вы знаете, что почитающиеся князьями народов господствуют над ними, и вельможи их властвуют ими. Но между вами да не будет так: а кто хочет быть большим между вами, да будем вам слугою; и кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом.[92]
После казни Иисуса его потрясенные горем и опасающиеся за свою жизнь последователи рассеялись. Большинство признало, что их враги были правы, — движение погибло вместе со своим основателем. Но вскоре их потрясли удивительные новости. Лука рассказывает, как они услышали, что «Господь истинно воскрес и явился Симону [Петру]!»[93] Что он сказал Петру? Рассказ Луки внушил последующим поколениям христиан, что он назвал Петра Своим преемником, передав лидерство ему. Матфей говорит, что еще при своей жизни Иисус решил, что Петр, «камень», должен стать основанием будущей церкви.[94] Только Иоанн говорит, что сказал воскресший Иисус: он сказал Петру, что тот должен занять Его место как «пастырь стада».[95]
Оставаясь на исторической почве, мы не сможем ни подтвердить, ни опровергнуть этого рассказа. У нас есть только вторичные свидетельства верующих, которые принимают его, и скептиков, которые отвергают его. Но нам известен исторический факт, что несколько учеников — и среди них Петр — заявили, что воскресение было. И, что еще важнее, нам известен результат: вскоре после смерти Иисуса Петр принял руководство группой на себя. Согласно Иоанну, он получил свой авторитет из единственного источника, который группа признавала, — от самого Иисуса.
Что связывало собравшуюся вокруг Иисуса группу с всемирной организацией, развившейся за сто семьдесят лет после его смерти в трехчастную иерархию из епископов, священников и дьяконов? Христиане последующих поколений утверждали, что это была весть о
