Властелины Срединной Тьмы - Джек Чалкер

Она видела, что он еще слаб и измучен жаждой, но ее забавляло его смущение. Наконец она встала и строго взглянула на него.

– Ладно, лежи, как лежишь. Я сейчас принесу бульона и сделаю отвар из трав – это вернет тебе силы. Интересно посмотреть, на что ты похож, когда похож на самого себя.

Силы и ясность мысли возвращались к нему с поразительной быстротой – и не в последнюю очередь благодаря ее заботе и вниманию. Теперь Козодой знал, что даже будь у него выбор, он все равно позвал бы на помощь именно ее; даже сквозь горячечный бред он все время чувствовал, что она рядом, заботится о нем, унимает его боль, – однако он так и не мог понять, чем это вызвано.

Разумеется, он хорошо сознавал свою необычность в ее глазах, которая притягательна для любой женщины – но этого явно было недостаточно. Что касается мужской привлекательности, то внешность у него была самая заурядная – не говоря уж о многочисленных шрамах по всему телу, памяти об одной давней детской шалости. Логичнее всего было бы предположить, что она надеется с его помощью избавиться от собственных трудностей, но это подразумевало некий торг, а он сомневался, что она может быть настолько неискренна. В конце концов он задал ей прямой вопрос.

Она задумалась:

– Ну во-первых, всегда приятно сознавать, что приносишь пользу… А еще потому, что ты относился ко мне как к равному и никогда не осуждал меня.

Об этом он и не подумал – и, как ни странно, почувствовал вдруг, что начинает сердиться. "Черт возьми, старина, – мысленно сказал он себе, – оказывается, все эти дни она нуждалась в тебе не меньше, чем ты в ней!"

Следующие несколько дней его раздирали противоречивые чувства. Он действительно нуждался в ней – но о том, чтобы взять ее с собой, не могло быть и речи. Остаться сам он тоже не мог – во всяком случае, не на этот раз; он оставил незавершенным одно крайне важное исследование – от его успеха зависело едва ли не само существование народа хайакутов. Правил, запрещающих ему жениться на ней, в принципе, не существовало, но имелись строжайшие ограничения, запрещающие доступ дикарям к тем медикаментам и приборам, которые позволили бы ей хоть в какой-то степени приспособиться к огромным различиям в образе жизни. В Консилиуме никто не говорил на ее языке, а единственную знакомую ей работу выполняли медикаменты. Но как объяснить это человеку, который никогда не видел даже водопровода, не говоря уж о смывном туалете? Как рассказать ей об одноразовой одежде или готовке еды с помощью клавиш компьютера?

И самое ужасное – как объяснить ей, что в Консилиуме те же сиу вовсе не презренные нелюди и смертельные враги, а друзья и коллеги, к которым требуется относиться соответственно?

Раньше, когда ломка заканчивалась, он просто давал себе волю и радовался жизни, но на сей раз знахарь взвалил на него тяжелейшее бремя – и отнюдь не по неведению, – чем испортил все удовольствие.

И все же без нее ему было тоскливо, он хотел ее общества, он хотел ее саму. Он до поздней ночи просиживал на пороге в окружении деревьев и звезд, пытаясь найти какой-то выход, и в один из таких вечеров его посетил незваный гость.

Обернувшись на слабый шорох. Козодой почти сразу увидел черный силуэт, резко выделяющийся даже в такой темноте.

Поняв, что обнаружен. Вал неторопливо и уверенно скользнул в круг света, образованный угасающим костром.

Он был огромен, не менее двух метров в высоту, – грубое подобие человека из блестящего иссиня-черного материала. Вместо лица – застывшая маска с двумя трапецеидальными прорезями, в которых угадывался обсидианово-черный блеск глаз. Он двигался легко, с кошачьей грацией, казалось бы, невозможной у такого огромного создания.

– Добрый вечер, – произнес Вал приятным женским голосом, с совершенно человеческими интонациями. Он говорил по-хайакутски, но не из-за уважения к собеседнику, а чтобы дать понять, что мог свободно подслушать все, о чем говорили Козодой и старый знахарь. Женский голос, столь странно звучащий в устах механизма, доказывал, что его миссия не связана непосредственно с Козодоем, но почему-то эта мысль не приносила особенного успокоения.

– И тебе добрый вечер, – ответил Козодой, стараясь, чтобы внезапная сухость во рту не отразилась на его речи. – Могу ли я спросить, что привело тебя к моему костру?

– Обычное дело. Ты здесь единственный чужак на данный момент и на много дней вперед, и поэтому ты представляешь собой некий.., скажем так, центр притяжения.

– Ты ищешь кого-то из тех, с кем я работал?

– Нет. Ее имя Кармелита Менделес Монтойя.

– Испанка?

– Нет. Карибеанка.

Для Козодоя это было почти одно и то же. Кстати, на Карибских островах были образованы новые сообщества на основе существовавших там культур. Коренное население островов попросту не дожило до этого времени, так что восстанавливать там было нечего.

– Откуда здесь взяться карибеанке? Вал перешел на классический английский, но голос его по-прежнему остался женским.

– Она бежала. Это обширная и пустынная земля, где очень легко затеряться. Обломки ее скиммера были обнаружены со спутника две недели назад. К несчастью, до меня там уже успели побывать все, кому не лень, от любопытных индейцев до многочисленных стад бизонов. Потом я обнаружил некоторые признаки того, что она двигается в этом направлении. Выйти она не может: эта территория сенсибилизирована – однако она уже продержалась намного дольше, чем я предполагал. Впрочем, этот район малонаселен и постоянно наблюдается. До сих пор она избегала любых контактов, но по моим расчетам ее запас продовольствия на исходе, и скоро ей придется либо просить о помощи, либо умирать с голоду.

– И ты считаешь вероятным кандидатом меня. Но почему? И что она такого сделала? – Козодой тоже перешел на английский: это было сложнее, зато позволяло избежать излишней метафоричности.

– Ее проступок не имеет к тебе никакого отношения. И вообще – я только арестовываю. Я не осуждаю. Впрочем, в любом случае тебе лучше ничего не знать. Что касается твоего первого вопроса, то я рассуждал просто. Она чужая на этой земле, местные наречия ей незнакомы. Я практически уверен, что она видела, как приземлялся и взлетал твой скиммер, и, следовательно, сообразила, что ты – человек не из этих мест. Цивилизация твоего народа настолько отличается от ее собственной, что твои соплеменники представляются ей просто сборищем дикарей. Она не сомневается, что они откажут ей в помощи, если вообще не убьют ее и не съедят.

Такого нельзя было спустить даже Валу.

– Мой народ – люди древней и высокой культуры! Они могут убить, но только когда это необходимо, а людоедство им отвратительно!