Банкет на перекрёстке - Вадим Вадимович Кондратьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А как там сейчас с мутантами?
— Уже не там, — проворчал Кусто. — Уже тут. По Зоне идём. По самой что ни на есть Зоне.
Макар повертел головой, не видя каких-то особых признаков легендарной Зоны. Переформулировал вопрос.
— Правда, что тут в Зоне так хреново, как рассказывают?
Лодочник недовольно хмыкнул.
— Нормально тут. А уж чё кому рассказывают, то слушать надо. Бывает и правду говорят, а бывает и бред.
— Ну, рассказывают, в основном, про мутантов, — пояснил Макар. — И, в основном, ужасы один другого страшнее.
Лодочник кивнул, как давно устаревшему анекдоту. Не переставая зорко следить за берегами, затянулся, качнул головой.
— Про мутантов больше брешут, — буркнул он и пустил дым по ветру.
Помолчав немного, ещё раз затянулся и угрюмо заговорил.
— Зона — их дом родной. Пусть не ласковый, пусть жестокий, но дом — не больше и не меньше, и другого у них попросту нету. И человека сюда никто не приглашал. Потому что человек тут на фиг никому не нужен. Хватает и того, что этот человек со своими научными экскрементами здесь нахреновертил.
Кусто отправил окурок за борт, и в такт словам стал тыкать в колено указательным пальцем.
— Более того! Человека сюда и не пускают. Причём для его же блага, всячески оберегая этот зажравшийся венец творения. Но венец творения сюда, сука, прёт и прёт, как голодный на буфет. Спрашивается: зачем прёшь, человече?
Кусто, не прекращая следить за берегами, поднял палец к небу.
— А ясно зачем! За наживой прёшь! За выгодой! Не считаясь, сука, ни с обитателями, ни с хозяевами этой бедной изуродованной земли! Прёшь, гад, убивать для развлечения! Прёшь ковырять в этой земле её болячки. Чтобы на этих болячках нажиться…
Он опустил руку на руль и продолжил усталым голосом.
— А мутанты эти, по сути, просто живут на своей территории и не дают каждому дураку лазать с горящей свечой в пороховой погреб…
Он замолчал. Макар ждал продолжения, но, судя по всему, Кусто решил, что дал исчерпывающий ответ.
Извивающаяся ужом река заложила большой поворот, за которым открылся длинный песчаный пляж с редкими островками кустов. Кусто прищурился сквозь лобовое стекло.
— Вон, комиссия по встрече дожидается.
Макар проследил за его взглядом, широко улыбнулся. От костерка на берегу поднялась знакомая фигура и, махнув рукой, шагнула к воде. Скоро стала видна намотанная вокруг шеи арафатка, над которой белела седая борода Ждана.
Лодочник заложил вираж и, направив посудину под прямым углом к берегу, заглушил двигатель. Нос катера прошуршал по песку и замер. Макар, забыв о багаже, спрыгнул на песок и остановился перед Жданом. Подняв правую ладонь, приложил её к груди и вытянул в сторону и вверх. Ждан повторил приветствие и крепко сжал предплечье гостя.
Обнялись. Окинули друг друга взглядами.
— Ну, здравствуйте, дяденька Ждан! — уважительно произнёс Макар.
Ждан хмыкнул.
— Ну здравствуй, молодец! Как добрался с этим занудой? — он с улыбкой глянул на лодочника. — Утопиться не захотелось?
Макар сделал честнейшие глаза, быстро затряс головой.
— Никак нет, старшой, долетели весело и с песнями.
Кусто проигнорировал «зануду» и, поставив на нос макаровскую сумку, флегматично проворчал:
— Багаж не забудь, песенник. Тут носильщиков нет.
Ждан хохотнул, подхватил макаровскую сумку и сделал приглашающий в сторону костра.
— Пойдём, капитан, у костерка посидим, перекусим.
Кусто по обыкновению хмуро отмахнулся.
— Некогда. Вы уж сами как-нибудь. Только крейсер мой подтолкните.
Ждан передал сумку Макару и взялся за нос катера. Навалился всем весом, и мощно толкнул посудину от берега. Кусто поднял руку и, выправив «Калипсо» вдоль русла, запустил мотор. Ждан помахал на прощание, тряхнул мокрым ботинком и подтолкнул Макара к костру.
— Пойдём, а то жрать охота. Как говорится, чем богаты…
У костра на куске полиэтилена дожидались две банки тушёнки, головка чеснока и полбуханки подветренного хлеба. Над огнём потихоньку парил котелок с водой. Рядом на рюкзаке желтела пачка чая с синим слоником на боку.
— Да с такой закуской можно свадьбу сыграть, — констатировал Макар и, пока старший открывал банки, выволок из сумки поллитровку коньяку.
Ждан уважительно посмотрел на пятизвёздочную бутылку.
— Эт у нас сёдня двойной праздник! Тут с благородными напитками напряжёнка.
Он с сомнением поглядел на алюминиевые кружки, но Макар отрицательно качнул головой. Скрутив крышку, протянул коньяк.
— А давай-ко, традиционно — из горла… как тогда, на Аркаиме…
Ждан принял бутылку, помолчал, глядя в небо и, плеснув несколько капель коньяка в огонь, сделал большой глоток. Макар повторил ритуал и взялся за тушёнку.
Какое-то время ковыряли ножами ГОСТовское мясо, хрустели чесноком и, прикладываясь к бутылке, поглядывали на огонь. Говорить было о чём, но Ждан давал гостю спокойно поесть, а Макар наслаждался тишиной и покоем, от которого совсем отвык в городской суете.
Покончив с тушёнкой, положили банки в костёр и наполнили кружки чаем. Макар глянул на седые виски Ждана, покачал головой.
Ждан заметил его взгляд, потёр седеющий ёжик на голове.
— Дык стареем, потому и седеем. А ты, я смотрю, всё мужаешь.
Макар пожал плечами, обвёл взглядом берег.
— Давно тут обосновался?
— Да как тогда расстались, всё здесь.
— По цивилизации без теле-радио не соскучился?
— А разве это цивилизация? — Ждан усмехнулся. — Нет, с меня такой цивилизации хватит. Наелся и прессой, и телевидением. Какой канал ни включи — то богоизбранный, то пидор. Культурная богема называется.
— Это да, — согласился Макар. — Ты будешь смеяться, но они сейчас борются за право на пропаганду гомосексуализма по центральным каналам в дневное время.
Ждан покачал головой.
— И что законодатели?
— А там, как выяснилось, этого добра тоже с избытком. В парламентах и думах всего один процент непричастных к педерастии, педофилии или наркомании. Но и от тех постепенно избавляются. В закисающей Европе и того хлеще. Партия садистов и педофилов права на свои мерзости практически узаконила. И тамошние правозащитники доказывают, что это нормально, цивилизованно и толерантно.
Ждан мрачно покачал головой.
— Вот потому-то мне здесь и нравится. Тут пока всё здраво, всё честно. Всё ясно и относительно стабильно. Дерьмо, конечно, попадается, но долго оно тут не плавает, и не плодится без меры… По крайней мере до последнего времени не плодилось…
— А что изменилось в последнее время?
