Легенда о свободе. Крылья - Анна Виор

Вирд пожал плечами, разгрызая нежное куриное крылышко вместе с костью:

– К’Хаиль?

Ого громко засмеялся, он всегда был, как огонь в его волосах, быстрым, шумным, несдержанным.

– Нет, Рохо! Не угадал. Фенэ у меня на четвертом месте, после тебя!… Это Михель!

Вирд поперхнулся пирогом и закашлялся.

– Да, да! – продолжил Ого. – Она сделала для меня больше, чем кто-либо другой, кроме разве что моей золотой мамочки. Вот если бы она меня полюбила – и что? Этот жирный ревнивый ублюдок, Оргон-младший, прирезал бы меня где-нибудь в поле и тело бросил на растерзание падальщикам. А так – меня продали! Ты понимаешь? ПРОДАЛИ! И я в раю – у к’Хаиль Фенэ! Я ем все, что хочу, сплю на перьевых перинах, и каждую ночь… – Он закашлялся. – И она ничего, очень даже ничего! Ты уж мне поверь!

– А шрам? Откуда? – бросил Вирд, пережевывая очередной кусок пирога и заедая его куском куриной грудки. Он уже чувствовал себя захмелевшим, не от пенного горького напитка, к которому почти не притронулся, – от сытости.

– Это? – Ого громко заржал. – Ты что, думаешь, это от хозяйки? Да это подарок жирного борова – Оргона-младшего! Тогда, когда я висел на столбе и орал благим матом от того, что Михель сдабривала мне солью свежие раны. Этот, сожри его эфф, ублюдок подошел ко мне спереди и располосовал мне полщеки своим мечом – видно, научили его такому приему, фехтовальщика проклятого! Он такую мне рану оставил, что через нее зубы можно было увидеть – прямо второй рот! И когда он собственноручно плеснул соленые остатки из кружки в рану – тогда я не орал – я визжал, как резаная свинья! Это было больно!.. – Ого помрачнел на мгновение и тут же вновь расцвел широкой улыбкой. – Он тогда сказал, что благодаря этому «подарочку» ни одна рабыня, даже самая отвратительная, на меня не посмотрит: таким, мол, я стану уродом. Только он не учел, что у меня кровь кутийца, а на кутийце раны заживают в десять раз быстрее и лучше, чем на любом арайце. Если бы такая рана была на его жирной щеке – тогда точно любая бы побрезговала его целовать, да и без раны – та еще харя, сожри его эфф! Два месяца меня никто не хотел покупать – боялись, что рана загноится и я подохну! И к’Хаэль Оргон ходил злой, как эфф без ошейника, на своего жирного сыночка. Уж я надеюсь, что он тогда всыпал тому как следует по жирному заду. А через два месяца у меня остался только шрам. Да и тот мне идет. Фенэ говорит, что купила меня благодаря ему, с этим шрамом у меня лицо не смазливого юнца, а воина из Куты! – Глаза друга лихорадочно горели, Вирд мельком взглянул на него и заметил, что действительно, шрам его совсем не портил и придавал мужественности и серьезности его озорной лисьей физиономии.

– Да! Я счастливец! У меня только три мечты осталось. Представляешь? Только три! Остальные – исполнились! Я хочу, – он демонстративно загнул один палец, перечисляя свои желания, – чтобы ты оттуда выбрался и жил как я. И эта мечта уже почти исполнилась! Еще я хочу, – второй палец согнулся, – высвободить мою золотую мамочку!

Вирд одобрительно кивнул, глядя на остатки пирога. Он слушал вполуха, все его внимание было сосредоточено на недоеденном куске: он смотрел на еду с упреком, понимая, что больше не сможет проглотить ни крошки, но и оставить съестное не мог. Он глядел на поджаристую корочку, силой воли заставляя себя доесть.

– И третья! – продолжал Ого, согнув наконец третий палец. – Пустить кровь Оргону-младшему! Увидеть, как он хнычет и просит пощады!.. – Ого замолчал на миг, представляя, видимо, себе, как измывается над толстым сыном к’Хаэля Оргона, и снова продолжил: – Три мечты! А я ведь так хотел послать маме весточку, что со мной все хорошо, и ты – посланник судьбы – ты тут как тут.

Подавальщица принесла что-то плоское и округлое, замотанное в льняную ткань, и Ого, приняв у нее сверток, протянул Вирду.

– Вот! Возьми!

– Что это? – икнул Вирд.

– Пирог с персиками. – Вирд судорожно сглотнул: какое лакомство… но он ведь уже не сможет съесть ни кусочка, ни крошечки… Он замотал было головой, но Ого продолжал говорить, не обращая на него внимания: – Моя золотая мамочка так любит пирог с персиками, она не пробовала его с юности. Передай ей, пожалуйста, – в глазах друга заблестели слезы, – отдай, чтобы никто не видел, и скажи, что у меня все хорошо и что я ее обязательно вытащу оттуда. Не знаю как, но вытащу рано или поздно.

Вирд машинально принял сверток из рук друга и опомнился только тогда, когда прижатый к его груди горячий еще пирог стал жечь его кожу через ткань рубахи.

– Я не могу. Прости. Я туда не вернусь, – твердо сказал Вирд и положил сверток на стол перед собой.

– Что? – Ого выпучил глаза, все еще кособоко улыбаясь одной стороной рта.

– Я убежал, – тихо сказал Вирд.

Ого перестал улыбаться, поставил резко с грохотом кружку на стол и расплескал пенный напиток.

– Ты что? За тобой же пошлют эффа… – прошептал он, склонившись к Вирду.

– Уже послали, – холодно и тихо ответил Вирд.

– Рохо! Да как же? Он же…

– Он уже не придет, – продолжил Вирд; он огляделся вокруг – не смотрит ли кто в их сторону – и, потянувшись за пазуху, показал Ого краешек ошейника.

– Что это? – сощурился Ого.

– Ошейник, – тихо, одними губами, произнес Вирд.

Ого мгновенно вскочил на ноги, его деревянный табурет со страшным грохотом, перекрывшим все остальные звуки таверны, упал и ударился об пол. Ого стоял посеревший, обомлевший, и все вокруг затихли и смотрели на него. Вирд съежился, он не знал, что сейчас будет.

Наконец Ого сообразил, что привлек всеобщее внимание, и во весь голос крикнул:

– Эй! Хозяин! Настоящего вина нам! Мой друг надумал жениться! – Люди расслабились и вновь зашумели.

– Это чтобы не пялились, – пояснил он тихо, медленно присаживаясь на место.

Ого молчал все то время, пока хорошенькая девушка-подавальщица подносила им две деревянные чаши, наполненные ароматным и красным, как кровь, напитком.

Вирд потянулся к чаше и пригубил вино: терпкий, кисловатый вкус. По крайней мере, лучше, чем то пенное пойло… вполне приятная штука.

Молчание Ого говорило о том, как он удивлен и озадачен. Его лицо без улыбки и со шрамом действительно походило на лицо сурового кутийского воина. Наконец рыжеволосый парень выдавил из себя вопрос, он спрашивал, чеканя каждое слово, тихо, его мог слышать один только Вирд:

– ТЫ УБИЛ ЭФФА?

– Нет! – быстро ответил он. – Я только снял ош… – он запнулся, решив, что лучше не употреблять слов «ошейник» и «эфф» здесь, – эту штуку.

– КАК? – Глаза Ого чуть не вылезли из орбит. – С живого?!

– Я не знаю как… Он прыгнул, но не смог меня достать… А я только вытянул руку… Я ему приказал, и он послушался… лег… И я снял… ЭТО… с него… А потом отпустил… его… Мне просто очень повезло…

– Ты свободен? – вновь спросил Ого. – Ты предъявил права?

– Нет пока…

– Почему?

– Я боюсь, понимаешь. Я ведь не убил его.

– Ну и что, главное – что ош… ЭТО – у тебя! – Ого наклонился к другу, и в его глазах проснулся азарт. – Ты СВОБОДЕН! И не важно, КАК ЭТО у тебя оказалось!

– Вероятно, Оргон и не сможет уже предъявить Права на меня. Но я его опозорил, понимаешь? Он мне этого не простит. Я убежал! И я снял… эту штуку… со зверя… и отпустил. Пойми, Ого! Он ВСЕ сделает, чтобы меня уничтожить. Меня просто тихо прирежут в переулке, и никто и не вспомнит, был ли я. И историю мою все позабудут. А где тот мальчишка, где его доказательства? Оргон ведь не просто лишился раба, он лишился чести, понимаешь? У него ведь лучшие… твари! Были лучшими. А тут я – мол, снял… как с котенка… и отпустил… даже не убил – отпустил… И не важно, что мне просто повезло…

– Может, ты и прав, Рохо… Ты всегда разбирался в этих хозяйских штучках слишком хорошо для раба. По крайней мере, лучше, чем я. Что ж теперь делать? Вот ведь влипли мы…

– Я не хочу тебя впутывать, Ого. Тебе сейчас хорошо. И я не хочу портить твою жизнь.

– Не говори ерунду. Ты то же, что я. Мы с тобой как братья! Мы с тобой столько пережили! Да и неужели я упущу возможность прославиться, как лучший друг того, кто снял, – он перешел на шепот, – ОШЕЙНИК с ЖИВОГО ЭФФА?! – И привычная улыбка вновь озарила его веснушчатое лицо.

Вирд невольно тоже улыбнулся.

– Что собираешься делать, Рохо? – Ого, по-видимому, уже полностью пришел в себя.

– Не знаю… Только, пожалуйста, не называй меня так больше.

– Как? – Ого вновь удивился, глаза его широко распахнулись.

– Рохо. Я вспомнил, как меня зовут на самом деле, – я Вирд!

– Ты вспомнил детство?

– Нет. Только имя. Вирд.

– Вирд… – посмаковал Ого и расплылся в улыбке. – Ладно! Мне, например, никогда не хотелось сменить имя, моя золотая мамочка назвала меня Лисом по-кутийски, и это мое любимое имя! А ты как знаешь, может, Вирд тебе идет даже больше… Да, точно – Рохо тебе не подходит. – И он вновь, как при встрече, хлопнул крупной ладонью со всей силы по плечу Вирда.