Рожденные Смершем - Николай Николаевич Лузан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предрассветные сумерки разорвали яркие вспышки. Шквал артиллерийского огня обрушился на расположение 5-й погранзаставы младшего лейтенанта Кирилла Алексеева и расположенного по соседству с ней села Шепот. Первые снаряды легли на подступах к ним. Следующий артиллерийско-минометный залп грязно-желтыми тюльпанами усыпал плац и хозяйственный двор заставы. Пристрелявшись, вражеские батареи повели прицельный огонь по зданиям и сооружениям. Взрывом артиллерийского снаряда сорвало дверь конюшни, обезумевшие от страха лошади, вырвавшись из бушевавшего пламени, носились по двору. Наиболее интенсивному обстрелу подверглись казарма, штаб, вскоре на их месте осталась груда дымящихся развалин. Чудом устояла наблюдательная вышка, иссеченная осколками, она походила на решето.
Несмотря на массированный огонь, продолжавшийся около пятнадцати минут, застава не понесла людских потерь. Сказалась предусмотрительность Алексеева. Опытный, инициативный командир, начинавший службу на границе еще в 1934 году, он больше полагался на свой практический опыт и реалии складывающейся оперативной обстановки, чем на устаревший Полевой устав и указания, поступавшие от вышестоящего начальства. Обстановка на границе, накалявшаяся с каждым днем, говорила ему о неизбежности войны. Вместе с подчиненным Алексеев готовился встретить ее во всеоружии. В последние две недели пограничники с наступлением ночи, соблюдая маскировку, возводили ложные опорные пункты обороны, строили запасный командный пункт, землянки и в них же оставались ночевать. В час испытаний предусмотрительность Алексеева спасла жизнь ему и подчиненным.
На часах было 4.15. Обстрел расположения заставы так же внезапно, прекратился, как и начался. Наступила зыбкая тишина. Ее нарушали треск пламени и ржание метавшихся по двору лошадей. В нее вкрадывался и постепенно нарастал звук мощных моторов. Порыв ветра подул со стороны горы Буковинки и разорвал молочную пелену тумана. За ней проступила серая лента горного серпантина шоссе. По нему, лязгая и громыхая, извивалась металлическая гусеница из танков и бронетранспортеров. Прошла минута, другая, и из ближайшего к расположению заставы лесочка показалась мышиная стая-цепь противника. Немцы и румыны шли в полный рост, рассчитывая на легкую и бескровную победу. На заставе, перепаханной минами и снарядами, казалось, не могло уцелеть ничего живого. Но те, кого они посчитали мертвыми, восстали из руин. Мощный взрыв под головным бронетранспортером вздыбил землю. В следующее мгновение из скрытых укреплений и замаскированных огневых точек на вражескую пехоту обрушился шквал огня. В этот удар пограничники вложили всю ненависть к вероломному врагу. Не выдержав натиска, он, огрызаясь короткими очередями, попятился назад и скрылся в лесу. Не давая пограничникам передышки, противник снова подверг заставу мощному артиллерийско-минометному огню, а затем, перегруппировав силы, повторил атаку, но и она провалилась.
С перерывами бой продолжался до захода солнца. С особой настойчивостью противник пытался пробиться на участке шоссейной дороги. Очередная, седьмая атака на этом направлении захлебнулась. Пограничникам удалось подбить еще один бронетранспортер в узкой горловине, и он закупорил проход остальной колонне. Попытки оттащить его в сторону каждый раз терпели неудачу. Меткий огонь пулеметного расчета, занимавшего господствующую высоту — гору Буковинку, не давал возможности буксировщикам подобраться к бронетранспортеру.
Захлебнулась атака и на северном фланге обороны заставы, где находился Леонид Иванов. Поредевшая под прицельным ружейно-пулеметным огнем цепь наступающих откатилась назад и потонула в тумане, поднимавшемся из низины. Молочно-белые языки наползали на поле боя и скрадывали язвы войны: воронки от разрывов мин и снарядов, тела убитых и раненых. Наступила хрупкая тишина. Об ожесточенном бое напоминали стоны раненых, отрывистые команды и прогорклый запах пороха, витавший в воздухе.
Иванов положил на бруствер карабин, сполз на дно окопа и закрыл глаза. У него уже не оставалось сил пошевелить ни ногой, ни рукой. Он жил только одной мыслью:
«Живой! Ты живой еще, Леня!»
— Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант! — как сквозь вату донесся голос.
Иванов встрепенулся, поднял голову и открыл глаза. Перед ним стоял пограничник, на его почерневшем от копоти лице жили только одни глаза. Он доложил:
— Товарищ лейтенант, младший лейтенант Алексеев собирает офицеров на командном пункте.
— Иду, — коротко обронил Иванов, с трудом поднялся на ноги, забрал с бруствера карабин и направился на КП.
На его пути встречались бойцы. Воспользовавшись затишьем, одни очищали оружие от грязи, другие — восстанавливали траншею, разрушенную минами и снарядами, пулеметные расчеты меняли позиции, чтобы уйти от огня вражеских батарей. На их лицах Иванов не находил ни страха, ни растерянности, сказывались боевая выучка и интенсивные тренировки. На входе к КП он столкнулся с политруком младшим лейтенантом Леонидом Базылевым — заместителем Алексеева, руководившим обороной на южном фланге обороны. На правом рукаве его гимнастерки расплывалось бурое пятно.
— Ты ранен, Леня?! — всполошился Иванов.
— А, пустяки, — отмахнулся Базылев, азартно блеснул глазами и заявил: — Всыпали гадам так, что только пятки сверкали.
— Мы тоже. Дальше ручья они не смогли пройти.
— Одно слово, мамалыжники! Из них бойцы, что из говна пуля, — с презрением бросил Базылев и распахнул дверь на КП.
Возвращаясь к тем первым часам войны, Леонид Георгиевич вспоминал:
«…ранним утром несколько резких выстрелов прозвучали рядом. Заметив знакомого мне разведчика — пограничника, я поспешил к нему. Он шел к своим бойцам, оборонявшим северный участок заставы. Его участок представлял собой продуманную и оборудованную систему обороны, включающую несколько господствующих над местностью, связанных ходами ДЗОТов и остроумно выполненных схронов <…>
Благодаря сложной для наступающих горной местности и в немалой степени труду и смекалке пограничников мы наносили противнику значительный ущерб, практически не неся потерь в живой силе <…>
В пограничных боях ценой жизни нескольких пограничников были уничтожены сотни вражеских солдат и офицеров»[12].
Стряхнув с себя пыль, Иванов и Базылев вошли на КП.
На КП помимо Алексеева находился старшина Михаил Мордвинов. В свете керосиновой лампы их исхудавшие лица походили на восковые маски. Алексеев провел ладонью по запавшим щеки и осипшим от команд голосом произнес:
— Какие у кого потери?
— У меня трое раненых, но все в строю, — доложил Базылев.
— Есть те, кто нуждается в госпитализации? — уточнил Алексеев.
— Таковых нет.
— Береги людей, Леня! Под пули зря не бросай! — потребовал Алексеев и обратился к Иванову.
— Что у тебя, Леонид?
