Реализм фантастики - Дмитрий Биленкин

Эта ее черта особо наглядна в тех случаях, когда произведение сталкивает с будущим или с чем-то, быть может, грядущим оттуда не отдельного человека, а все человечество.

Снова не мешает приглядеться, что тут НФ проигрывает в сравнении с обычной прозой, а что, наоборот, выигрывает.

Общепризнанно, что Уэллс и Чапек стоят в ряду талантливейших писателей двадцатого века. Однако попытайтесь припомнить характеры в чапековской пьесе "Р. У. Р"., едва ли это удастся. А как насчет глубокого психологизма в "Войне миров" Уэллса? В "Войне с саламандрами" того же Чапека? Думаю, каждый согласится, что с характерами и психологизмом у столь замечательных писателей дело хуже, чем у других крупных прозаиков того времени.

О слабости художественного дарования тут не будешь говорить. Причина в ином. Перед нами классический пример того случая, когда объект изображения диктует выбор художественных средств. Ведь в названных произведениях Чапека и Уэллса главный герой - не индивидуальность, а совокупность, не личность, а человечество. Человечество, оказавшееся перед лицом невероятного, но, быть может, таящегося там, за чертой горизонта...

Как писать такого героя? Он нов, необычен, литература, кроме Жюля Верна, отчасти Вольтера, Свифта, за него еще не бралась. И тут нет зримого образа, а где его нет, там литературе столь же трудно, как винтомоторному самолету в стратосферной разреженности. Но время выдвинуло такого героя, уклониться от него литература не может, новую, крайне сложную художественную задачу надо решать. Ее-то и решали как Уэллс, так и Чапек. Каждый по-своему, но схожими средствами. Где более удачно, где менее, но в целом научная фантастика добилась успеха. И тем самым внесла новаторский вклад в развитие всей художественной литературы. То, как была решена задача, какие художественные новоизобретения здесь потребовались, - это особая, литературоведением почти нетронутая тема. Оставим ее будущим диссертантам, для себя отметим, что здесь литературе пришлось взять новый масштаб видения и изображения. Личность при этом несколько стушевалась, ослаб психологизм, более схематичным стал рисунок характеров. Зато каков выигрыш!

Ладно, возразит оппонент. Но когда героем НФ оказывается человек, наш современник, уж тут-то возможен психологизм высочайшего, такого же, как в обычной литературе, класса? А где же он, покажите!

Отвечу: показать не могу, поскольку обычный психологизм едва ли возможен в НФ. Иной наблюдается, есть он, как было показано у "непсихологичного" Жюля Верна, тем более у современных мастеров (одна "Маска" Лема чего стоит!). Но это не такой психологизм, как у классиков обычной прозы. И то же самое относится к разработке характеров.

Причина в следующем. "Человек перед лицом невероятного..." - так? Теперь представим себя на его месте. Вы столкнулись с невероятным, потрясающим, фантастическим: каков спектр ваших эмоций? Что происходит с вашим сознанием? Как насчет глубины рефлексии и самоанализа? Весь ваш характер тут проявляется или какая-то решающая в данной ситуации его сторона?

В том-то и дело! Нельзя описывать героя так, будто в невероятной ситуации он раскрывается точно так же, как в обычных обстоятельствах. И тут есть богатейшие возможности для психологического анализа и выявления характера. Но есть ограничения, с которыми обычная проза не сталкивается. Прежде всего по этой причине в научной фантастике редко возникает тема любви, а если и возникает, то почти никогда не становится ведущей. То, как и почему эта тема никнет, можно пронаблюдать на примере, скажем, лемовского "Соляриса"; здесь хорошо видно, что ее забивает. Доминирует-то четвертая метатема, а не первая, не вторая!

Издержки очевидны: при доминировании четвертой метатемы едва ли возможен образ, адекватный Наташе Ростовой. Зато возникает Аэлита! Нет Пьера Безухова, но есть капитан Немо.

И тут, кроме потерь, есть обретения. Сужая поле психологического анализа, четвертая метатема одновременно позволяет его расширять в сторону своего рода "художественного ультрафиолета". Вот как это происходит. Обычный прозаик работает в пределах реальных условий и ситуаций. Фантастика же позволяет создать в принципе любые условия и ситуации. Например, можно свести современного человека с Платоном. Или влюбить в инопланетянку. Сдружить с разумным кибером. Все, что угодно! Но это, понятно, условный опыт, некий интеллектуально-художественный эксперимент. В нем есть искусственность, порой ощутимая даже не в бесталанных произведениях НФ, что плохо. Зато есть надежда выявить таким способом какие-то черты современного человека, которые слабо проявляются или вовсе не проявляются в реальной действительности. Отнюдь не безосновательная надежда. Именно так Жюлю Верну удалось высветить те особенности психики Барбикена и К+-, которые зловеще и явно предстали перед людьми спустя столетие. Не менее примечателен Гриффин, уэллсовский человек-невидимка; это едва ли не прототип современного и вполне реального Эдварда Теллера, ядерного маньяка, агрессивного честолюбца, злого гения американской науки. Многое в этом роде еще можно припомнить, многое.

Здесь мы сталкиваемся с очередной особенностью научной фантастики: подмеченное ею в людях и обществе часто не сразу предстает в своей истинной значимости. Это мы сейчас обнаруживаем и говорим: а ведь было, литература предупреждала, что в человеке есть и такое! А тогда те же барбикены казались гротескным преувеличением, Гриффин выглядел одиноким и жалким монстром...

Такова научная фантастика, таковы основные особенности ее поэтики. Осталось сказать немногое.

Нравится нам это или нет, мы живем в быстро изменчивом мире, где сбывается или может сбыться самое фантастическое. В пору столь резкого ускорения прогресса вопросом вопросов становится духовное предуготовление человека к небывалым новациям грядущего. Всякое изменение требует адаптации, и коль скоро будущее несет изобилие перемен, то проблема психологической адаптации к будущему, никогда не встававшая перед обществом, приобретает исключительное значение. Здесь неподготовленность психики чревата дезориентацией, растерянностью, бегством от действительности, порой она оборачивается духовным параличем или ненавистью к прогрессу как таковому. Без воспитания гибкой интеллектуальной и эмоциональной восприимчивости, без выработки должного адаптационного настроя личности ныне не обойтись. А требуемый настрой психики, ее эмоционального состояния невозможен без усилий литературы и искусства. Эта потребность все более ощутима. Симптоматично, что в странах, идущих в авангарде научно-технического прогресса, спонтанно и повсеместно возникают десятки, сотни клубов любителей фантастики. Это сопутствующее НФ явление беспрецедентно в истории литературы. Примечательно, что столь же популярный детектив не породил ничего подобного.