Статский советник - Валерий Пылаев

А вот гордость пострадала. И еще как.

— Пора бы уже запомнить, что деление на магические классы по сути своей весьма относительно. — Дед усмехнулся и поучительно пригрозил Багратиону пальцем. — В отличие от опыта, которого у меня, кстати, ровно вдвое больше.

Его светлость не ответил — только молча склонил голову и насупился пуще прежнего. Наверняка за годы государевой службы в высших чинах он успел отвыкнуть от ощущения, когда тебя отчитывают — а ты при этом вынужден если не каяться, то хотя бы держать язык за зубами. Дед же напротив, явно искренне наслаждался конфузом своего извечного противника, но настоящего напряжения между ними не было… как и вражды.

Равный разговаривал с равным. Багратион в свои сорок пять с хвостиком успел набрать побольшу силы, чем дед — и заметно побольше, а вот в умении пользоваться родовой магией пока еще уступал. Видимо, поэтому и не смог вскрыть дедову защиту и просто поджидал нас, укрывшись маскировочным плетением — а теперь еще и попался.

— И что прикажешь с тобой делать? — Дед ловко перехватил трость и сложил руки на груди. — Ладно уж, пойдем. Покажу тебе свои… петербургские тайны.

Я едва не уронил челюсть на пол. А Багратион, похоже, удивился и того больше. Вряд ли он ожидал, что все получится так просто… и одновременно — так странно. Но мы не ослышались: дед действительно приглашал проследовать за собой нас обоих.

— Пойдем-пойдем, — повторил он. — А что еще делать? Не покажу — так мне потом внука поедом есть будешь.

Багратион снова отмолчался — но на его лице на мгновение мелькнуло недовольство, будто добиться цели столь неожиданном способом почему-то оказалось ниже светлейшего достоинства. Но возражать, разумеется, не стал — пошел за нами, спустился по лестнице в цоколь здания и терпеливо ждал, пока дед распустит очередные сторожевые плетения.

И только когда магия распалась, вокруг зажегся свет — самый обычный электрический. Его хватило достать даже до самых темных и грязных углов помещения, заваленных каким-то железками — то ли останками древних станков, то ли просто неудачными заготовками. Но на них, понятное дело, не смотрел никто — и меня, и уж тем более Багратиона занимала огромная машина посередине.

Когда я был здесь в последний раз, она выглядела раза в полтора меньше — зато теперь оккупировала чуть ли не половину цоколя, возвышаясь до самого потолка. Куча толстенных проводов еще оставались неподключенными и просто валялись по полу, но большая часть уже заняла свое место, протянувшись к каким-то коробам с надписями. Кажется, в основном на английском, хотя пару немецких слов я точно разглядел. Коробы крепились к здоровенной раме, а она в свою очередь удерживала механизмы и панели с кнопками. Но самой важной деталью установки, конечно же, была похожая на телескоп штуковина, нацеленная узкой частью вниз, на что-то вроде круглого алюминиевого столика диаметром в метр. В темноте все это можно было бы принять за гигантский сверлильный станок или фрезу.

Но никакой фрезой здоровенная железяка из подвала усадьбы Зеленой Рощи, ясное дело, не была.

Я мог только догадываться, кого привлекали к восстановлению поврежденной электрики и механизмов — и что случилось с работягами после этого. С деда вполне сталось бы покопаться в чужих головах, чтобы убрать лишние воспоминания… если не похуже.

Чего уж там — я и сам вдруг засомневался, что был здесь четыре раза за все время, а не пять или шесть.

Багратион явно был впечатлен: перед тем, как заговорить, он несколько раз прошелся туда-сюда, разглядывая машину чуть ли не со всех сторон. Не знаю, какие мысли успели прийти ему в голову, и что его светлость при этом почувствовал — даже сейчас глава Третьего отделения собственной его величества канцелярии не изменил себе: никаких эмоций я не смог ни прочитать по лицу, ни даже почувствовать Даром.

— Непростая конструкция, — наконец, проговорил Багратион. — Я не силен в технике, но, подозреваю, создание подобного потребовало немалых сил — и еще больших средств.

— Я не имею к этому никакого отношения. — Дед пожал плечами. — Эта машина — все, что от нее на тот момент оставалось — боевой трофей моего внука. Наследие покойного графа Орлова, если хотите.

— Что-то такое я и предполагал, — кивнул Багратион. — Род Горчаковых вряд ли стал бы прятать в подвале… что-то обыденное. И уж тем более вы бы не стали уделять этому столько своего времени, Александр Константинович. Правда, я все еще могу лишь догадываться, для чего служит подобный механизм.

— Не сомневаюсь, что вы догадываетесь верно, Петр Александрович, — хмуро отозвался дед. — Так или иначе — перед нами тот самый неуловимый противник, что угрожает самому существованию мира под властью Одаренных… Похоже, все это время мы не видели то, что буквально лежит на поверхности.

— Так, значит…

— Да, Петр Александрович. Именно так. Никакого сверхсильного мага, способного удерживать контур такой сложности, не существует в природе. — Дед с размаху опустил ладонь на алюминиевый столик. — Плетения создает машина!

Глава 6

Я уже давно предполагал что-то подобное — пожалуй, с того самого дня, как Багратион рассказал о безупречной структуре плетения. Ровные линии, запредельная сложность, идеальный расчет — и идеально же исполнение, не подвластное человеку — будь он хоть трижды величайшим из великих магов.

Одаренный — а скорее даже несколько — могли служить источником энергии, но для создания контура непременно должен был использоваться… некий прибор. Концентратор и приспособление, способное выводить линии и соединять их в структуру. Этакий магический ткацкий станок, использующий вместо нитей потоки чистой родовой магии.

Но последний вывод деда удивил даже меня. По всему выходило, что машина Орлова не только работала на электричестве — судя по толстенным проводам и трансформаторам — но и могла обходиться и вовсе без мага-оператора.

Или все-таки нет?

— Да, что-то подобное я предполагал… к сожалению. — Багратион протяжно вздохнул. — И более того — в каком-то смысле даже ожидал. Едва ли кто-то из вас, судари, станет спорить, что магия Одаренных по сути своей представляет лишь одну из форм энергии… вроде того же электричества или тепла. И вопрос воплощения одного в другого лично для меня, пожалуй, являлся лишь вопросом времени.

— Ваше утверждение о природе родового Дара по меньшей мере сомнительно, Петр Александрович. — Дед все-таки не удержался от колкости. — Но с самим выводом я поспорить, увы, не могу. Мы с внуком потратили немало времени на разгадку