Искатель. 2014. Выпуск №8 - Анатолий Королев

— Родители у него есть?

— Были. Строители. Отец работал каменщиком, а мать крановщицей.

— Почему — были?

— Мамаша его не прочь была выпить и погулять с мужиками налево. Муж, то бишь отец Кости, застукал ее с соседом и обоих зарубил топором. Сейчас за двойное убийство отбывает двадцатилетний срок. Костю, лишившегося матери и отца, приютила тетка, которая не очень была ему рада. Собственно, улица стала домом парню.

— С Костей понятно. Найди-ка его ближайших дружков.

— А вот они, рядом. Фамилии я подзабыл, но физиономии запомнил. Дорофеев Лева и Паша Кондратьев. Обоим по шестнадцать. У обоих есть приводы в полицию за мелкие хулиганства и кражи. Не сидели. Но до серьезного преступления, до зоны, у обоих один шаг. Оба выросли без отцов. У Дорофеева мать скорняк. Шьет шапки и продает на барахолке, где имеет свое место. Любит погулять с разными любовниками. Пьет, но не запивается. Ее муж, то есть отец Левы, погиб на зоне в криминальной разборке. Отбывал срок за грабеж.

— Я имел честь его ловить, — вставил старший лейтенант Осипов. — Я тогда младшим лейтенантом был. Он мне финкой глубокий след оставил в правом боку. При ударе он потерял равновесие, и это меня спасло. Иначе бы я сейчас с вами не разговаривал. Много крови тогда потерял. Спасибо ребятам — подоспели.

— Я слышал об этом, — кивнул участковый и, закурив сигарету, продолжил: — Теперь о Паше Кондратьеве. Вот его и можно назвать правой рукой Суглобова. Живет с матерью в старой «хрущевке» на Рельсовой. В однокомнатной квартире. Мать его работает проводницей в поездах дальнего следования. Понятно, дома не бывает часто и подолгу. Паша предоставлен самому себе и этим пользуется — собирает к себе друзей-наркоманов. Словом, в его квартире настоящий притон. Шумных оргий там не бывает, кайфуют по-тихому. Обкурятся, обколются, после чего витают в облаках. Три месяца назад некто Боря Балуев вообразил себя парашютистом и прыгнул с балкона. Квартира-то на пятом этаже — разбился насмерть.

— Таких парашютистов по городу немало, — подхватил старший лейтенант, — позавчера один такой обкурившийся сиганул с двенадцатого этажа высотного дома на Вокзальной магистрали. Не буду оригинальным, если скажу, что наркомания — это чума двадцать первого века.

— Кто бы спорил. Ладно, перейдем от разговоров к делу. — Вадим поднялся и забрал из рук участкового досье на Кондратьева. — Возьму на время с возвратом. Думаю, что в притоне всегда кто-нибудь есть. Для нас сейчас необходимо выяснить главное — кто убил Суглобова и мотивы этого преступления.

— Жаль, косячка у нас нет, — покачал головой участковый.

— Это еще зачем? — удивился Вадим.

Лейтенант со старлеем многозначительно переглянулись. Затем участковый пояснил молодому следователю:

— За дозу, Вадим Сергеевич, любой наркоман развяжет язык на всю длину. К этим типам особый подход нужен.

— Нет, ребята, давайте действовать по закону, — решительно заявил Вадим.

— По закону так по закону, — согласился участковый, запер картотеку в железный ящик и проверил наличие заряженной обоймы в пистолете.

— Следователю виднее, — кивнул инспектор уголовного розыска и. проверил свой пистолет.

— А я пистолет с собой не ношу, — заявил Вадим. — Полагаю, что надо действовать убеждением.

Все невольно рассмеялись.

— Это до тех пор, пока тебе нож под ребро не воткнули, — заметил старший лейтенант. — Не дай бог, конечно. Но если такое случится, то мнение твое насчет личной безопасности переменится. Не случайно наш полковник любит повторять: «Желаю вам, дети мои, благополучно дослужить До пенсии». И это не красивая фраза. Ее породила наша опасная работа. Вот и я тебе, следователь, желаю доработать до пенсии.

— Спасибо! Я учту. Ну, пошли в притон?

Дверь в квартиру Павла Кондратьева была приоткрыта. Изнутри доносились отчаянные женские выкрики.

Вадим толкнул дверь и, в сопровождении сотрудников полиции, вошел в коридор.

В этот самый момент худенькая невысокая женщина лет сорока пяти изо всех сил охаживала скрученным полотенцем бледнолицего, стриженного под ноль парня, сидевшего на тумбочке старого, с расколотым зеркалом трюмо. Парень совершенно не защищался, отчего создавалось впечатление, что на него удары полотенца совершенно не действовали.

Увидев Вадима в служебной форме и сотрудников полиции, женщина замерла с поднятым для очередного удара орудием избиения, но в следующую секунду, устало выдохнув, отбросила его в сторону. Потом ткнула пальцем в лоб парню и как бы подытожила: «Ну, вот и полиция. Допрыгался, балбес!» Затем закрыла лицо ладонями и тихо запричитала.

— Что у вас тут происходит? — спросил Вадим.

Женщина как-то сразу перестала плакать, вытерла ладонями мокрые от слез глаза и с тоской в голосе спросила:

— Будете забирать? Я сейчас соберу ему что-нибудь на первое время.

— Успокойтесь. Сначала мы бы хотели побеседовать с Павлом. Это он?

— А кто ж еще. Он, горюшко мое.

— А вы его мама?

— Да, Клавдия Петровна. Только вот из поездки вернулась, а тут сыночек очередной сюрприз приготовил… — Она замолчала и промокнула глаза рукавом халата.

— И что это за сюрприз?

— А пусть он сам расскажет. — Клавдия Петровна отступила в сторону. — Сил у меня больше нет. Скоро в могилу сведет.

— Да ладно тебе, мать, — буркнул Павел, приподняв опущенную голову, — что зря пылишь? Я тебе как человеку рассказал, а тебя понесло. Я же сказал — я тут ни при чем.

— Он тут ни при чем! — оборвала Клавдия Петровна. — Доведешь ты меня до инфаркта. Кто тогда тебя, балбеса, кормить будет?

— Павел, может, ты нам повторишь то, что рассказал матери, чем довел ее до нервного срыва?

— Проходите в комнату, — опомнилась Клавдия Петровна. — Извините за грязь и убогую обстановку. В поездках я часто бываю. А чадо мое тут без меня вольничает. У нас даже телевизора нет. Продал его мой дорогой сынуля. Проходите. Присаживайтесь.

Клавдия Петровна ухватила сына за ворот рубахи и силой сопроводила в комнату.

— Расскажи полиции все, как было, ничего не утаивай. Может, тебе снисхождение какое выйдет.

Когда пришедшие сели на видавшие виды стулья, а Павел опустился на продавленный диван-кровать, участковый предупредил его:

— Соврешь — пожалеешь. У меня на тебя досье толщиной в метр. Я о тебе все знаю, даже то, о чем ты и сам не догадываешься. Так что статью тебе нарисовать ничего не стоит. Мать пожалей.

— Колись, голубь, — жестко добавил инспектор уголовного розыска. — Не испытывай мое терпение.