Где спряталась ложь? - Людмила Сурская

Встать она после таблеток не могла, но промычать, промычала:

— Что тебе от меня надо?

Он затараторил:

— У папы в квартире свет…

Лена искренне изумилась:

— С чего ты взял? Наверняка ошибся окнами…

— Да нет же, нет. Я говорю тебе, свет горел, — не отставал сын.

— Оставь всё до завтра. Утром разберёмся. Может просто забыли выключить, когда ходили за одеждой. Деньги у него все в банке, компьютер старый, воровать там нечего.

Но Данька не унимался:

— Мам, пошли. Надо посмотреть. Нельзя же это просто так оставить.

Лена, пересиливая себя, встала, с трудом подошла к окну.

— Ну, где? Темно. Какой ты мучитель.

Сын побегал перед окном и нехотя согласился.

— Точно сейчас темно, но было же. Горел свет. Я ничего не перепутал.

— Дань, пожалей меня, мне плохо, — простонала Лена.

Но Данька, враз побелев, зашептал:

— Мам, может это душа его бродит неприкаянная.

Лена шлёпнула ладошкой по его лбу.

— Душа до девяти дней в теле по христианским законам. К тому же свет включать не может.

— Тогда кому те фокусы нужны?

— Завтра с утра сходим и проверим. А сейчас ложись-ка ты спать. У твоих 20 против моих 39 свои плюсы и свои минусы. Папу не вернёшь. Так сложилось. Как в народе говорят: знать судьба такая.

— Знал бы, где упадёшь соломки постелил, это тоже из той же песни. — Вздохнул Данька.

— Вот именно, а у нас нервы на пределе. Давай я дам тебе таблетку, если не можешь заснуть.

Лена промолчала, но подумала, не могла же она ему сказать, что берегись не берегись, а судьба свой хвост ухватит.

— Спасибо я справлюсь.

— Спокойной ночи.

Даньку отправила, а сама без таблетки уснуть не смогла. "Пол жизни прожила не так как хотела. Занималась совсем не тем, а счастье рисовалось вообще призрачной целью. Которую нужно заслужить, к которой нужно идти и над которой непременно надо работать. А пока можно подождать и перебиться. Так в ожидании чего-то сказочного и прошли годы. Оказалось всё не так и не правильно. Нужно было жить каждый день, каждую минуту. Только как, если он своё счастье видел в работе, а совсем не в ней. Господи, что уж теперь-то об этом говорить". Утром, даже после того, как приняла душ, всё тело противно дрожало. Завтракать не хотелось. Выпили кофе, Даньку заставила сжевать бутерброд. Посмотрела на то, как он нехотя ел, только чтоб не обидеть её, причём стоя на одной ноге и сердце сжалось. "Торопится быстрее отправиться в квартиру отца". Лена больше не задерживала. Шли не торопясь и молча. Открывал он сам, Лена не могла взять в руки даже ключи. То, что они увидели, перешагнув порог, ошеломило. В двухкомнатной квартире был полный разгром. В голове пронеслось молнией: "Всё одно к одному".

— Боже, что это такое? — привалилась она к стене.

— Это тебя надо спросить. Ты у нас детективы пишешь, — съязвил сын.

— Здесь действительно кто-то побывал, — растерянно прошептала она.

— Да что ты такое говоришь, никаких следов я не вижу, — пробурчал взъерошенный Данька. — Я ж тебя приглашал вчера пойти. Говорил, что видел свет. А ты знай своё — почудилось. Что теперь скажешь?

— Только одно, хорошо, что мы вчера не пошли сюда. Было бы ещё два трупа. — Она почувствовала, как тело, по которому уже пробежали мурашки, покрылось холодным потом.

На этот раз сын покладисто согласился с её доводами.

— Может быть. Я про это не подумал. Но что они искали и таким варварским способом? Ты ж говорила — воровать нечего?

— Не знаю. Может быть мелкие воришки. Поживиться хотели. Знают, квартира пустая стоит… — Потом в раздумье добавила:- Почему-то ключи отца до сих пор из милиции не отдали…

— А что нам остаётся думать. Ничего больше на ум не идёт. Ты возвращайся домой, а я вызову своих девчонок и мы здесь наведём порядок. — Пообещал он.

— Хорошо. Разгребай. Я тебе, конечно, сочувствую. Что-то мне в этих стенах не по себе.

Не успела она вернуться в свою квартиру, как приехали со службы Семёна какие-то совершенно посторонние люди и занесли медицинское заключение. Лена поблагодарила и, забрав документ, отпустила ребят. Белый лист, где чёрным по белому написано, что Долгов Семён Данилович был в стадии большой дозы алкогольного опьянения, задрожал у неё в руке. "Ошибка или мерзость?" Убрав бумагу, чтоб не видел сын, ушла на кухню, решив убить время и успокоить расшалившиеся нервы, в выпечку пиццы. Вколачивая злость в тесто, замешивала на слезах, не успевая вытирать и, они капали в муку. Резала затуманенными глазами ветчину и овощи, боясь задеть себе палец. Расстаралась так, что сделала аж две. Решив одну заморозить. Она сама не ожидала от себя такого вдохновения. Надо же размахалась… Данька вернулся усталый и встревоженный. Молчком отправился в душ. Освежившись, заявил:

— Мать, давай поедим, а то я замаялся.

Лена, накрывая стол, поинтересовалась:

— А что девчонок не привёл, я б покормила?

Данька отмахнулся.

— Они торопились…

— Разобрался? — поставив перед ним еду, тихо спросила она. Видя, что сын без настроения не очень усердствовала. Но он не только причмокивая накинулся на её кулинарный шедевр, но и с набитым ртом откликнулся:

— Да. Более — менее. Пицца — пальчики оближешь. Жаль, что девчонки убежали. Погрели б душеньку. Положи ещё кусочек, — прошамкал он.

— Хоть десять.

Данька расплылся в улыбке:

— Я ж не Барабек.

Мужчину накорми, а уж потом дави вопросами. Лена не отступала от народной мудрости. Поэтому дождавшись, когда любимый сыночек отвалится от стола на спинку стула и сыто икнёт, она спросила:

— Что-нибудь пропало?

Поглаживая сытый живот, тот мотнул головой. Это ничего не означало.

— В принципе нет. Только вот что удивительно. Я у отца не нашёл ни одной дискеты.

Лена не придавая большого значения, для приличия поинтересовалась:

— А куда же они делись?

Данька взбодрился:

— Это вопрос, учитывая то, что у него их было прилично.

Лена осознавая, что говорит чушь, всё же пробормотала:

— Может, на службу забрал или отдал кому?

— Может и так, но не все же сразу.

Пришлось согласиться:

— Тоже верно.

Данька поднялся, чмокнул её в щёчку.

— Ладно, спасибо за ужин, я пойду, позанимаюсь. Зачёт завтра.

Она не возражала. Да и какой смысл, если уж так определено жизнью, что у каждого поколения своя полоса. Слава Богу, что они иногда касаются боками и пересекаются.

Лена, не успела вымыть ещё посуду, как он прокричал из своей комнаты.

— Ма, посмотри — это не твоё добро?

Лена зашла и сразу узнала на мониторе картинку. Не её, но она знает чьё это… Те же сталкивающиеся на поле блестящие, шустрые точки. "Именно её рассматривали Семён с Петром Петровичем в тот вечер здесь. Забыл или перепутал с Данькиной…", — пронеслось в голове. Нашлась что сказать по ходу:

— Я заберу Даня. Это моё. Извини. Память дырявая стала.

Сын недоверчиво перекривился.

— Рано что-то она у тебя дырявиться принялась, чай не бабка ещё.

Лена забрав дискету убежала в кухню и с ходу засуетилась у раковины срочно ища работу. Понимая, что бегство не выход прокричала в сторону его комнаты:

— Такая уж я нестандартная.

Но Данька, почувствовав фальшь, был уже рядом. Утрамбовывая виском косяк, скосил хитрый глаз и зацокал языком:

— А по-моему, хитришь ты матушка, прикидываясь немощной. Сдаётся мне — ты что-то скрываешь.

Лена смутилась и пустила в ход родительский приём:

— Занимайся умник, а то весь учебный процесс на тормозах спустишь.

Данька засопел:

— Мать обижаешь.

Лена не сдержалась:

— Откуда столько обидчивых берётся. Ну, как не ткнёшь в мужика, непременно в обиженного попадёшь.

Опустив коробочку в карман фартука, она, оставив в покое кухню, отправилась в кабинет. Но с работой не сложилось. Думы совершенно другого направления теснились в голове. Долгова больше нет, а ей не верилось в это. Они редко виделись, и она привыкла к этому. Наверное, поэтому сейчас ей кажется, что он куда-то уехал, и они с Данькой вот-вот увидят его. После бесполезного и долгого смотрения в потолок и непростых раздумий, позвонила Петру Петровичу. На её вопрос, что они рассматривали в тот вечер на Данькином компьютере, он неохотно ответил одним словом: «Стрельбу». Было понятно, что ему не хотелось об этом говорить. Лена извинилась и положила трубку. "Значит, я не ошиблась и то последняя стрельба. Именно та, в которую сбили самолёт". — От понимания неприятно заныло в груди. "Ведь не будет же он тратить время на ерунду. Значит, на дискете что-то серьёзное".

Ей со дня его смерти стало казаться, что живёт она автоматически: не хватало сил даже думать. Вдруг захотелось просто постоять. Взялась за штору, отодвинула. За окном разгулялся ветер, срывая листья и выгибая ветки, он бушевал среди отбивающихся от него деревьев. Особенно доставалось невысоким молодым, совершенно не защищённым. Каждую осень, почти перед морозами и снегом, Лена высаживала новые саженцы. Их часто безжалостные дети ломали, она ругала себя и клялась, что больше не воткнёт никогда ни одного прутика, но отходила и сажала вновь. Так не хотелось, чтоб был пустырь. Вот и втыкала в мокрую землю каждую осень всё, что подвернётся под руку, лишь бы росло. Потихоньку: вишни, яблони, сливы, абрикосы, сирень, шиповник, каштан, акация, берёзы, рябины и липы, образовали приличный скверик. Но неугомонные дети тянясь за краснеющей ягодкой тупо ломали ветки. Лене опять было жаль себя и деревья, и она торопливо проходила мимо, стараясь скрыться поскорее в подъезде и не видеть того варварства. По сердцу проскребло, точно как гребешком. Ещё раз, посмотрев в окно и пощупав дискету в кармане, отправилась к Даньке.