Журнал «Вокруг Света» №08 за 1986 год - Вокруг Света

Сын Старцева, Иван Васильевич, дважды уходил из Мужикова и теперь вот снова вернулся, наверное, навсегда.

— А с чего все началось? — спросил я у него и по глазам понял, что он уже давно ожидал этого вопроса.

— В 74-м году я работал техником-лесоводом и жил в Паловой. А как батьку похоронили, меня сюда призвали. До этого здесь не одна экспедиция поработала — и из Гипролестранса, и из Архлесстроя, и бетонка с Северной Двины была почти построена. Третьего апреля получил донесение — приезжай за машиной ЗИЛ-131. И вот с сыном Колькой мы пригнали эту машину из Двинского, груз кой-какой доставили, оборудование. И стал я здесь чем-то вроде сторожа.

Потом баржи пришли по большой воде, выгрузили мы трактора, горючее, стройматериалы. И Мовсесян Рафаил Багдасарович пожаловал, управляющий Архлесстроя. «Давай,— говорит,— Старцев, забивай колышки, размечай поселок. Будешь его первостроителем. И оформим мы тебя мастером Пинежского стройучастка». Историческое дело! Я — что, я не против! «Только,— говорю,— сначала дорогу на Палову прорубить надобно, четырнадцать километров с половиною, ежли по прямой. Без этой дороги нам никак нельзя. Хватит жить раками-отшельниками, как доселе тут жили. Где кончается дорога, там и жизнь кончается». А Мовсесян сердитый, голос у него громкий — весь в меня: «Дороговато выйдет, товарищ Старцев, не потянем, пожалуй». А я ему. «Надо потянуть, Рафаил Багдасарович, обязательно надо. Дорого стоит дорога, а бездорожье обойдется в тысячу раз дороже. Сельсовет где? — спрашиваю.— В Паловой! Ремонтные службы где? В Паловой! Школа-восьмилетка где? Тоже в Паловой! Так что эти четырнадцать километров вам сама жизнь планирует...» Убедил начальника!

Вскорости получили мы бульдозер, направление дороге определили. А потом и дома стали строить, пилораму. Первые девять домов — под моим началом! И хоть проекты были утвержденные: что, как и на каком месте, я все по-своему учинил. Изыскатели тут с грунтами маленько напортачили, а проектировщики на них положились. А я гляжу — почвы-то для фундаментов не больно крепкие, сыпуны какие-то хлипкие: не устоит тут дом, поплывет. И вот нашел другое место, где печина была, крепкая такая порода, и там дома решил ставить. И себе дом тоже поставил. Рядом с батькиной избой, где на свет появился, и живу теперь там в подчинении матриархата,— заключил он с привычной ухмылкой.— Историческое дело!

Мы подошли к пилораме, и на нас обрушился разнобойный гул механизмов. Надсадный визг электропилы «Урал» сливался с могучим рокотом тракторного дизеля, в который наплывами входили сухие, отрывистые такты передвижной электростанции. К Ивану Васильевичу подходили молодые парни, здешние и приезжие, обменивались с ним крепкими рукопожатиями, уважительно хлопали его по плечу. «Когда на работу, Васильич?» — «Ну, вы даете, ребята! Я ведь только неделю как в отпуске».

Старцев ходил по пилораме, и его наметанный глаз находил досадные перекосы, помарки, недоделки. «Расплодили, понимаешь, узких специалистов, не продыхнешь! — бурчал он себе под нос, кидаясь исправлять допущенную небрежность.— Сплошь да рядом механики, электрики, операторы, у всех разряды да классы. А поставить телегу на колеса некому, печной под вычистить или пилу развести — ищи ветра в поле! Нет работников широкого профиля, повывелись универсалы!»

Сам Старцев за свои пятьдесят с небольшим лет освоил пять специальностей, начинающихся со слова «лес»,— лесоруб, лесовод, лесник, лесоустроитель, лесосплавщик. О том, что он первоклассный плотник, можно, пожалуй, и не говорить. При необходимости Иван Васильевич может заменить шофера, тракториста, столяра, электромонтера, конюха, печника, дояра. Кроме этого, природа одарила его крестьянскими навыками — он умеет пахать конным плугом, вить веревки, гнуть лошадиные дуги, чинить сбрую, валять валенки, делать лодки-осиновки — в этом ремесле он переплюнул даже Анатолия Мысова,— перегонять смолу, вязать рыбацкие сети. Много ли еще осталось таких искусников?

— Солнце выше ели, а мы еще не ели,— спохватился вдруг Иван Васильевич и проголосовал проходившему мимо самосвалу. Мы полезли в кабину. Под урчащую музыку мотора Старцев намечал программу на сегодняшний день: — После завтрака в ПМК наведаемся. Потом, если с транспортом повезет, на делянку смотаемся — посмотрите, как лес добывают. Новую ТЭЦ видели, что на берегу? Обязательно сходим! И на стройплощадку заглянем — это само собой. Поселок у нас здоровущий, только на один фонарь меньше, чем в Москве... А вечерком у заводи посидим, может, на уху что попадется. Вы как — не возражаете?..

Пос. Белореченск. Архангельская область

Олег Ларин, наш спец. корр.

Крестьяне и бедуины

Окончание. Начало в № 7.

Широкая улица в левобережной части Большого Каира превратилась в двухэтажную, чтобы дать простор стаду автомашин, несущемуся в сторону знаменитых пирамид Гизы. Снова затем став широким проспектом, недалеко от пирамид улица раздваивается — на север через пустыню пошла автострада в Александрию, а мы свернули к югу на дорогу вдоль канала, ведущую в Верхний Египет. Миновав колоссальную лежащую статую фараона Рамсеса II в Мемфисе, по которой в экстазе ползали американские туристки — последовательницы какой-то мистической секты, мы углубились в лабиринт проселочных дорог. Целью нашей поездки была деревня, расположенная на самой границе пустыни.

— Я покажу тебе, как складываются новые отношения между феллахами и бедуинами,— сказал Лютфи Гомаа.— Я сам участвовал в этом деле — помог моему приятелю, студенту, сыну феллаха, жениться на дочери бедуина,— с гордостью добавил он.

Но по мере того как мы медленно приближались к деревне, его лицо принимало все более озабоченное выражение. Дорогу заполнили возбужденные феллахи с толстыми палками. Толпа их густела. У некоторых в связках сахарного тростника, навьюченных на осликов, я заметил торчащие приклады винтовок.

— Что случилось?

— Эти бедуины, свора разбойников и бродяг, похитили двух братьев Абдель Монейма!

— Как! — воскликнул Лютфи.— Того самого, который женился на девушке из их племени?

— Разве они допустят эту женитьбу? У них нет ни веры, ни религии,— ответил пожилой феллах.— Они не знают ислама и благословения аллаха.

Мы решили объехать деревню и, оставив позади финиковую рощу, покатили по кромке пустыни. За барханом нас остановила группа вооруженных бедуинов в развевающихся на ветру одеждах.

— Вы, чужаки, держитесь отсюда подальше! — сказал не очень дружелюбно один из них, сухой, жилистый, с орлиным носом и редкой бородкой, державшийся с видом вождя.

— А что здесь происходит? — спросил я.

— Сын феллаха решил жениться на дочери бедуина!..

— Ну и что?

Бедуин смерил меня презрительным взглядом:

— Бедуин — араб благородной крови, а феллах — раб и сын раба. Мы не допустим позора — брака девушки нашего племени с феллахом.

— Но ведь они уже поженились! — не выдержал Лютфи Гомаа.

— Как?! — изумленно переглянулись бедуины.

Когда мы подъехали к деревне, толпа крестьян в несколько сот человек стояла против небольшой группы вооруженных бедуинов. Перебранка и крики становились все громче. Брось кто-нибудь камень — и могла начаться потасовка.

— Остановитесь! Сюда едут полицейские! — воскликнул Лютфи Гомаа и бросился между противниками.

Люди оторопели.

— Лучше решить дело миром! — продолжал он.— Ведь молодые уже поженились.

Насчет полиции он выдумал, однако сообщение, что брак, вызвавший столь бурную реакцию, состоялся, охладило страсти.

— А ну, докажи,— сказал один из бедуинов.

Лютфи достал фотографию, на которой был изображен его приятель Абдель Монейм в черном костюме с галстуком и красавица бедуинка в длинном белом платье. Конечно, никто не знал, что молодые взяли свадебные наряды напрокат, многие восхищенно зацокали языками.

Неожиданное вмешательство Лютфи Гомаа позволило в тот же вечер омде — старосте деревни и шейху племени бедуинов сесть за кофе и урегулировать спор. Братьев Абдель Монейма бедуины отпустили, а старики договорились о выкупе за невесту. Он оказался втрое выше обычного. Но феллахи, довольные, что дело не дошло до кровопролития, собрали его всей деревней.

— Долго же будет Абдель Монейм расплачиваться с односельчанами. Хорошо, что его братья уже завербовались на работу в княжество Абу-Даби, помогут,— сказал мой друг.

Редкий и для наших дней брак феллаха с бедуинкой состоялся. Но дело могло и не кончиться миром.

В своем презрении к земледельцам кочевник может сослаться на слова, приписываемые пророку Мохаммеду, когда в доме жителя Медины он увидел лемех плуга: «Эти вещи не входят в дом без того, чтобы вместе с ними не вошло унижение».