Мушкетеры. Том 1. Провинциал, о котором заговорил Париж - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А поворотитесь-ка, сударь! Иначе мне придется ударить вас сзади!
Неспешно повернувшись на каблуках, гигант усмехнулся то ли удивленно, то ли презрительно и протянул:
– Ударить меня? Да вы рассудком повредились, милейший!
– Быть может, – сказал д’Артаньян запальчиво. – Вот только моя шпага помешательством отнюдь не страдает… Вынимайте-ка свою, сударь, вынимайте! Если, конечно, к вашему сверкающему эфесу прилажен клинок!
– Хотите убедиться? – хищно усмехнулся великан, вмиг выхватив шпагу. – Как видите, прилажен!
– Портос, Портос! – предостерегающе вскрикнул кавалер по имени Атос, делая такое движение, словно собирался кинуться меж ними. – Опомнитесь! Молодой человек, да что с вами? Не припомню, чтобы мы как-то задели вас…
– В самом деле? – саркастически ухмыльнулся д’Артаньян. – Насколько я могу доверять собственным ушам, этот… господин упомянул что-то насчет тупого юнца с соломой в волосах, от которого за туаз несет навозом? А поскольку он при этом смотрел прямо на меня…
– Тьфу ты! – досадливо охнул Портос. – Кто бы мог знать, что он понимает по-испански?
Атос, явно настроенный кончить дело миром, сказал с мягкой укоризной, в которой не было и тени дерзости:
– Молодой человек, если вы дворянин, вам следовало бы знать, что подслушивать чужие разговоры – не самое приличное на свете…
Д’Артаньян, стоя с изготовленной к бою шпагой, отрезал:
– Очень жаль, сударь, что именно мне приходится вам разъяснять некоторые тонкости… Подслушивание, по моему глубокому убеждению имеет место, когда человек таится где-нибудь за углом… Я же стоял открыто, у вас на виду. Прежде чем отпускать оскорбления в адрес совершенно незнакомых людей, вашему другу стоило бы убедиться, что те его не понимают… Передайте ему, что он невежа… да и вы, сдается мне, тоже…
Во взгляде Атоса блеснула молния. Он сказал спокойно, но с неприкрытой угрозой:
– Молодой человек, я не привык, чтобы со мной разговаривали подобным тоном и употребляли такие эпитеты…
– Быть может, как раз и настало время обрести эту привычку? – задиристо осведомился д’Артаньян.
Это была первая дуэль в его жизни, и он твердо решил идти до конца. Он стоял с обнаженной шпагой в руке перед двумя несомненно знатными дворянами, хотя и прикрывавшимися дурацкими прозвищами, и на происходящее смотрела красивая молодая дама, носившая титул герцогини. А посему не было в мире силы, способной заставить нашего гасконца отступить.
Атос схватился за рукоять шпаги.
– Господа, господа! – с тревогой воскликнула герцогиня. – Не забывайте о деле! Вы себе не принадлежите сейчас, слышите? Вы не имеете права рисковать! я приказываю! Шпаги в ножны!
Глядя прямо на нее, гордо выпрямившись, д’Артаньян произнес со всей возможной твердостью:
– Ваша светлость, это единственный ваш приказ, который я не смогу выполнить! Что до этих господ, они вольны поступать, как им угодно. Я готов удовольствоваться извинениями…
– Он назвал ее «вашей светлостью»… – пробормотал Портос.
– Ну да, он же понимает испанский, – тихо ответил Атос. – Это все ваша несдержанность, Портос…
– Атос, Портос, я вам приказываю! – настойчиво вскричала дама.
Атос так и не вынул шпагу из ножен (хотя и не убрал руку с эфеса), Портос же в некотором замешательстве опустил клинок. Чувствуя свой перевес, д’Артаньян изобразил на лице самую издевательскую улыбку, на какую был способен, и громко воскликнул:
– Ну что же, господа, можете показать мне спины в присутствии дамы… Честью клянусь, я не буду вас преследовать…
– Вы играете с огнем, юноша, – сказал Атос, бледнея на глазах. – Не знаю, кто вы такой и как вас зовут, но хочу предупредить, что вам выпало несчастье связаться с королевскими мушкетерами, людьми опытными в тех играх, которые вы по юношескому недомыслию нам навязываете…
Услышав, что его противники принадлежат к королевским мушкетерам, юный гасконец нимало не испугался – наоборот, он был на седьмом небе от счастья. Еще и оттого, что краем глаза заметил, как растет вокруг них толпа зевак.
– Не вижу причин скрывать свое имя, – сказал он громко. – я – д’Артаньян, гасконский дворянин из Тарба. Последние пятьсот лет это имя достаточно известно во Франции, мало того, оно ничем не было запятнано. Боюсь, что с вашими именами обстоит как раз иначе – не зря же вы укрываетесь за кличками каких-то пастухов…
Атос выхватил шпагу.
– Атос! У вас письма! – вскрикнула герцогиня, бледная как полотно. – Умоляю!
Величайшим усилием воли Атос вложил шпагу в ножны и, гордо подняв голову, произнес так, словно каждое слово рождалось в мучениях:
– Сударь, я готов вас пощадить исключительно в силу вашего юного возраста… Портос, шпагу в ножны! я так хочу, Портос!
Великан с самым натуральным рычанием вложил все-таки шпагу в ножны и повернулся, чтобы уйти.
– Подлый трус! – крикнул ему д’Артаньян, уже совершенно не владея собой. – Атос! – взревел великан. – я и это должен стерпеть? Нет, тысячу чертей! И его шпага вновь сверкнула на солнце.
– Ну что же… – сказал Атос задумчиво. – Неужели Красный Герцог подослал к нам этого гасконца? Удар шпагой – всегда удар шпагой, кто бы его ни наносил, даже такой вот мальчишка…
– Верно подмечено, сударь! – расхохотался д’Артаньян. – Ну так что же, будет кто-нибудь со мной драться или вы все же покажете спины?
– Ничего не поделаешь, Портос, – сказал Атос с величайшим хладнокровием. – Убейте этого наглого щенка и скачите… ну, вы знаете. Я отправляюсь.
Он повернулся и решительными шагами направился к своей лошади.
Портос кинулся на д’Артаньяна, издав сущее львиное рычание. Клинки со звоном скрестились. После первых выпадов гасконец понял, что его противник относится к схватке довольно несерьезно, – во взмахах шпаги великана прямотаки чувствовалось некое пренебрежение. Должно быть, Портос и мысли не допускал, что враг ему достался серьезный…
Сообразив это, гасконец на ходу переменил намерения. Он уже не стремился убить противника, решив сделать его смешным, – по разумению д’Артаньяна, это было бы гораздо более изощренной местью, нежели холодный труп у ног…
Он метался вокруг великана, нападая с самых неожиданных сторон вопреки обычным приемам боя. И в какой-то миг его острому глазу открылось под роскошным бархатным плащом нечто…
Не колеблясь, д’Артаньян нанес рубящий удар, и его шпага рассекла витой шнур, удерживавший плащ на плечах. Алый бархат упал к ногам дуэлянтов. В толпе зевак послышался громкий хохот.
Догадка д’Артаньяна полностью подтвердилась. Портос, позер и фанфарон, не нашел достаточно денег, чтобы купить сплошь вышитую золотом перевязь, а потому она, блистевшая спереди, сзади была из простой буйволовой кожи. Для чего великану, надо полагать, и понадобился плащ в жаркую погоду…
– У вас оригинальная перевязь, сударь, лопни мои глаза! – воскликнул д’Артаньян, хохоча.
Портос, рыча что-то нечленораздельное, бросился на него, забыв о всякой осторожности. На миг д’Артаньяну показалось, что на него несется оживший горный утес. Но он не потерял самообладания – и пустил в ход прием, которому научился от отца.
Выбитая из рук Портоса шпага высоко взлетела, сверкая позолоченным эфесом, и жалобно зазвенела на пыльной земле.
– Вам не кажется, сударь, что ваша жизнь в моих руках? – спросил д’Артаньян, играя клинком и крепко прижав ногой шпагу Портоса. Портос хмуро смотрел на него, уронив руки. – По-моему, вам следует извиниться… – торжествующе продолжал д’Артаньян, чья душа ликовала.
– Простите, – проворчал Портос, глядя исподлобья. – Сам не знаю, как у меня вырвалось…
– Я полностью удовлетворен вашими извинениями, сударь, – сказал гасконец, поклонившись со всей возможной грацией. – Полагаю, на этом наше дело можно считать законченным, насколько я разбираюсь в правилах чести?
Портос хмурым ворчаньем подтвердил, что так оно и обстоит.
Следовало спешить – Атос еще не успел выехать со двора, поскольку все вышеописанное произошло гораздо быстрее, чем кто-то мог подумать. Не теряя времени, д’Артаньян бросился к нему, крича:
– Эй, сударь, куда же вы бежите?
Он успел еще заметить в стороне унылую физиономию слуги по имени Гримо – а в следующий миг на него накинулось сразу несколько зевак из числа слуг и горожан, осыпая гасконца градом ударов. Под ударом лопаты клинок д’Артаньяна переломился, палка обрушилась на голову гасконца и рассекла ему лоб, и он упал, обливаясь кровью, чуя боль в боках и спине, куда ему угодили каминными щипцами.
Он не выпустил эфеса шпаги, хотя обломок клинка был не длиннее двух ладоней. Видя спокойно стоявшего поодаль со шпагой в ножнах Атоса, крикнул, пытаясь приподняться:
– Сударь, и вы считаете себя дворянином, если спокойно на все это смотрите?! Такое поведение не делает вам чести! Черт побери, в таком случае велите этому сброду меня прикончить – или я, клянусь честью, непременно с вами посчитаюсь!
