Миротворец - Ольга Чигиринская

Мне хочется подробней рассказать о нашей маленькой женской общине, похожей одновременно на монастырь и отряд амазонок, потому что именно эту потерю я чувствую сильнее всего. Но когда я пытаюсь о ней рассказывать, я натыкаюсь на глухое недоумение: разве эти женщины хоть что-то значили? Разве имеет значение, кто зашивал раны и штаны эпическим героям Дарго? Что ж, я возвращаюсь к Эдику.

Рейд на Чарпи, единственный, в котором я участвовала, не относился к числу типичных — именно потому, что Эдик запланировал его образцово-показательным. Фазиль отобрал в него лучших бойцов, руководил ими лично Алихан, агентурные данные десять раз перепроверили — по 119 трассе через Чарпи шел большой военный конвой из Баку, одна из последних турецких попыток снабжать войска по суше. Боевая задача, поставленная Эдиком, полностью подчинялась пропагандистской функции этого рейда: заминировать дорогу, дождаться конвоя, взорвать дорогу, уничтожить как можно больше турецких машин, но специально солдат — ни турок, ни азеров — не убивать. Только «коллатерал», только тех, кто погибнет при столкновении. Тех, кто сразу попытается удрать, — отпустить. Тех, кто сдастся, — разоружить и отпустить. Раненых — подлатать по возможности, доставить в ближайший населенный пункт и свалить. Не раненых свалить, а нам из населенного пункта свалить сразу, как разместим раненых.

Ох, Эдька, Эдька…Гладко было на бумаге, да забыл ты про овраги… Не про военные, про эти он никогда не забывал. Забыл он про человеческий фактор, и в первую очередь про то, что Хелен — женщина, и Люсик, которую я взяла, чтобы была на подхвате, — тоже женщина.

Нет, с точки зрения военной операция завершилась успешно, конвой частично захватили, частично разогнали. Пленных отпустили, раненых подштопали, провели грамотную сортировку, Эдик лично, не отходя от трассы, несколько лигатур сделал и с турками по радио связался: забирайте ваших раненых, обернетесь за два часа — будут жить даже самые тяжелые.

А потом началось. Во-первых, Хелен сделала знаменитый Тот Самый Снимок, который потом разошелся не хуже фицпатрикова портрета Че Гевары. Рыжее солнце в рыжих волосах и щетине Эдика, голубые-голубые глаза, и рука сжимает руку турецкого раненого, просто аллегория милосердия, блядь. Кстати, тот парень выжил, и даже руку сохранил. Один из немногих турок, вспоминавших Эдьку только с благодарностью.

Эдик, конечно, привык торговать лицом во благо Свободной Дарго. Но чем это обернется впоследствии — как-то не подумал.

А во-вторых, на привале в промежуточном лагере, когда мы уже от всех дедушек и бабушек ушли, Алихан сказал:

— Отличная идея, между прочим, медиков полевым отрядам придать. Почему раньше мы не додумались?

Он сказал, а Люсик услышала. И на другой же день уведомила меня, что она в Архун не вернется. Останется с Алиханом в отряде подрывников.

Сначала я наорала на нее.

— Ты, девчонка! Ты понимаешь, что ты делаешь? Это один из последних рейдов на караваны, все! Завтра-послезавтра начнется пиздец! За вами будут гоняться по всем этим горам как за бешеными собаками!

— Я так решила, — уперлась Люсик. — Ты сама говоришь, что женщина может и должна все сама решать. Им нужен медик.

— Ты не медик! Ты коза из носа! Тебе пятнадцать лет!

— Я умею зашивать! Пули вынимать! Уколы делать! Перевязки! Шины! Я тебе ассистировала! Я Эдику ассистировала! Я могу!

Тогда я наорала на Алихана.

— Ты, джигит! Ты что мне рассказывал про «женщине на войне не место»? Ты соображаешь, что ей пятнадцать лет вообще?

— Ты мне доказала, что женщина на войне может справляться не хуже мужчины, — оскалился Алихан. — Я поверил.

— Она не женщина! Она ребенок еще! Ей пятнадцать лет!

— Если бы она не была сиротой и армянкой — уже бы просватали.

Я плюнула и пошла орать на Эдика.

— Эти горные козлы все свои мозги потеряли, когда на молитве лбом об пол бились, а ты куда смотришь?

— Она отлично справилась. Да, конечно, она не настоящий медик, но в полевых условиях ничего большего мы получить все равно не можем.

— Ты вконец охуел? Она ребенок!

— Слышу голос феминистки. Ты ее в Архуне запереть хочешь?

А потом я увидела, как Люсинэ смотрит на Эдика… Ну, короче, бесполезно ее в Архуне запирать. Сбежит.

— Слушай, — сказала я, сдаваясь, — ты хоть не отпускай ее от своего отряда. Сделай мне хоть эту божескую милость, пусть она будет у тебя и Алихана, присматривайте за ней.

На этом, само собой, не закончилось. Прецедент — дело такое, его только создай. Фазиль заявился в Архун в сопровождении нескольких молодых людей — в общем-то, мальчиков от шестнадцати до двадцати лет.

— Мне нравится идея придать каждой боевой групе медика, — сказал он. — Но такого не может быть, чтобы мусульманка жила с мужчинами, которые не родня ей. Ты должна подготовить этих парней. За месяц.

— Фазиль, давай внесем ясность. Ты хочешь, чтобы я за месяц дала этим парням ускоренный курс первой помощи… А ничего, что у нас сейчас нет раненых?

— Чем-то же занимаются твои девушки.

— Логистикой в основном. Складами. Батальоном охраны, местными, болячками по мелочи…

— Эти парни не будут заниматься болячками по мелочи. Ты будешь готовить из них медбратьев. Раненые появятся. Я заберу отсюда этих отъевшихся красавцев и пришлю тех, кто нуждается в лечении и отдыхе.

— Хорошо, — согласилась я. — Только скажи этим новым красавцам, что я майор АОД и если они начнут выпендриваться, я поступлю с ними как любой полевой командир там, в горах, поступает с теми, кто выпендривается.

Фазиль прочел этим парням дисциплинарную лекцию, но помогла она ненадолго. Юноши были недовольны, что их выдернули из боевых групп и послали учиться «женскому» делу. Они были недовольны, что приходится подчиняться женщине. Что приходится работать с женщинами, которые знают свое дело лучше их. Только занятия по теории они посещали исправно, и если случалась практика — готовы были обрабатывать раны. Но мыть пол и посуду, выносить утки и обмывать больных считали ниже своего достоинства. Я пригорозила как-то, что прострелю самому ленивому руку, а остальные будут на нем практиковаться. Мне поверили, такой у меня был грозный вид, но помогло ненадолго.

Бойцы, спустившиеся с гор на отдых и лечение, только подливали масла в огонь своими насмешками: «Эй, Ваха, когда ты наденешь косыночку, чтобы мы могли звать тебя Йиха?» Двое юношей не выдержали и сбежали. Остальных я через месяц с удовольствием спровадила назад. Видимо, качеством их как медиков Фазиль был недоволен, потому что больше никого на учебу не присылал. Люсик осталась единственной девушкой, работающей в поле.

А там становилось все опаснее. В разгаре лета турки, осатанев от безуспешных попыток наладить бесперебойное снабжение по воздуху, начали действовать так, как и предсказал Эдик: посылать в горы поисковые группы легкой пехоты. И хотя мы в принципе этого ждали, терять людей в ожесточенных столкновениях было не легче. Напрасно Эдик настаивал на том, что столкновений нужно по мере сил избегать, утомляя врага бесплодным кружением по горам: во-первых, не так-то легко уговорить горячего даргинского парня воздержаться от драки, а во-вторых, турки начали обстреливать с воздуха даргинские села. Не знаю, был то холодный расчет или остервенение, которое легко накрывает обе стороны в партизанских войнах, но несколько сел сгорели. Турки не опустились еще до того, чтобы жечь села вместе с жителями — но кого упрекали бы семьи бойцов, оставшихся без крова, за то, что отряды АОД были рядом и ничем не помешали?

Однажды ночью в Архун вкатился полуразваленный мотоцикл с коляской. К коляске был привязан полумертвый Анзор, к повязке на его груди — приколота записка от Эдика: между Чарпи и Калин-Юртом их отряд угодил в засаду.

На этот раз турок недооценили мы. Они догадались, что в Баку сидит «крот», и слили через него дезинформацию о ближайшем вертолетном рейсе. Вертолеты вылетели — но не грузовые, а боевые и десантные. Анзор, ожидая большого конвоя, как раз собрал несколько групп в одну, численностью почти под сотню, чтобы устроить туркам ад. В ад попали даргинцы.

Анзору повезло выжить. Его доставили к Эдику, тот вынул из него все железо и весь свинец, которым начинили его турки, отнял изуродованную вхлам ногу, зашил, перевязал и отправил в Архун, чтоб выходили.

Когда Анзор пришел в себя, он рассказал, что между Фазилем и Эдиком вышла ссора. Такое бывает, когда мужчины слишком устают и злость накапливается. Когда устают женщины, они безобразно скандалят. Когда устают мужчины, они сначала безобразно скандалят, а потом творят такую хуйню, что на уши не натянешь.

Фазиль, узнав, что агентурная сеть Эдика провалена, обвинил его то ли в недосмотре, то ли в сознательном предпочтении интересов генерала Яхонтова интересам АОД. За бакшиш. Эдик взорвался. Все деньги, которые проходили через его руки, он тратил на Архун и на агентуру. Он разорвал на себе куртку и вывернул карманы, он требовал обыскать его и сказать, где он спрятал деньги, он хрипел и плевался.