Красный дворец - Джун Хёр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он повернулся к медсестре Чонсу:
— Ты говорила, что тоже отправилась в Хёминсо, чтобы помочь ученицам?
— Да, — напряженно ответила медсестра Чонсу. — Это так.
— Во сколько?
— Мы часто открываем ворота для тех, кто учится на медсестер, за час до окончания комендантского часа.
— Значит, в четыре утра, в час тигра?
— Да.
— Тогда почему трое твоих соседей утверждают, что видели, как ты уходишь из дома в полночь? Куда ты направилась? Домой ты после этого не возвращалась.
Медсестра Чонсу помедлила с ответом, она была очень бледна.
— Нет ничего преступного в том, что женщина ночью находится вне дома.
И это было правдой. Женщинам разрешалось ходить по улицам во время комендантского часа; это запрещалось только мужчинам, поскольку считалось, что ночью они представляют опасность для города. Так что медсестра Чонсу не совершила ничего предосудительного.
— Повторяю вопрос, — повысил голос командир Сон. — Где ты была между полуночью и четырьмя часами утра, когда, по твоим словам, ты пришла в Хёминсо?
— Я… я гуляла, — ответила медсестра после довольно продолжительного молчания.
— Целых четыре часа?
— Мне надо было о многом подумать, господин.
Локоть командира оставался на подлокотнике кресла, пальцы по-прежнему постукивали по щеке.
— Возможно, в эти часы ты планировала убийство. Возможно, встречалась со своим сообщником.
— У вас слишком богатое воображение, господин. — Ее голос задрожал, и я не понимала, что причина тому — гнев или ужас. — Мне незачем было их убивать…
— Когда мы нашли тебя, ты была вся в крови, — сказал командир Сон. — Твои руки пропитались ею. Если ты невиновна, скажи мне: может ли кто-нибудь подтвердить твои показания о том, что ты делала с полуночи и до четырех утра?
Она не отрывала взгляда своих покрасневших глаз от земли.
— Нет.
«Медсестра Чонсу, — мысленно молила я свою учительницу, — защищайте себя!»
— У меня не было причин убивать учениц. Мы были близкими подругами со старшей медсестрой. А что касается молодой придворной дамы, то я никогда ее не видела.
— Ты лжешь, медсестра Чонсу, — прорычал командир Сон. — Скрываешь что-то от полиции. Заявляешь, что ночью спала, но как можно было спать, если, согласно свидетельским показаниям, вся столица слышала громкие крики?
Толпа вокруг меня согласно зашептала.
— Полицейские осмотрели место происшествия и нашли среди прочего якчакту.
Командир жестом подозвал одного из полицейских, и тот выступил вперед, держа длинный прямой клинок с деревянной ручкой. Это был нож для трав, и он весь был в крови.
— Ты не могла убить этих четырех женщин в одиночку. Кто-то, должно быть, помог тебе выманить восемнадцатилетнюю придворную даму из дворца, — продолжал командир Сон. — Кто это был? Кто тебе помогал?
Медсестра Чонсу сильно сжала зубы:
— Я не… — Ее голос надломился, как и мое сердце. — Я никому не причинила вреда.
Командир Сон подался вперед, положив руки на колени, и теперь казалось, будто он смотрит сверху вниз на маленькую девочку.
— Если ты в ближайшие дни не заговоришь, если не будешь сотрудничать с нами, я прикажу стражникам бить тебя по тех пор, пока ты не свалишься с ног, пока они не раздробят тебе кости. — И тихо добавил: — И тогда ты начнешь говорить. Все мерзавцы, с которыми мне приходится иметь дело, в конце концов признаются в содеянном. От тебя зависит, как и когда сказать правду. Сознаешься добровольно? Или во время пыток?
— Какой смысл что-то вам говорить? — выпалила наконец медсестра Чонсу, вздернув подбородок, ее взгляд резал не хуже кинжала. Теперь я узнавала свою наставницу. — Вы все равно не оставите меня в живых. — Тут в ее глазах мелькнул страх, голос дрогнул, но она решительно сжала в кулаки руки, связанные за спинкой стула. — Если люди запомнят меня, то я хочу, чтобы меня запомнили именно такой. Такой, — повторила она сдавленным голосом.
О чем она говорила? У меня было великое множество вопросов, но командир Сон уже широко махнул рукой:
— Уберите ее с глаз моих долой!
* * *
Когда допрос закончился, я проскользнула во внутренний двор для слуг и стала высматривать знакомые лица, кого-то, кому можно было доверять, кого можно было бы попросить передать мое письмо командиру Сону. Я искала полицейского-слугу, описывая его другим как молодого человека с хмурым взглядом, одетого как крестьянин, но удостоилась в ответ лишь косых взглядов и в конце концов обратила свое внимание на выходящую из кухни тамо. Ее звали Сульби; она училась вместе со мной в Хёминсо и, как все тамо, оказалась здесь, потому что трижды завалила экзамены.
— Сульби-я.
Она повернулась ко мне. На ее призрачно-бледное лицо упала прядь волос.
— Хён-а, — сказала она, изумленно глядя на меня и моргая. — Поверить не могу, что мне пришлось запереть медсестру Чонсу в тюремную камеру. Ладно кого другого, но ее?
Мою грудь стеснила обжигающая боль.
— Ты считаешь, она невиновна?
— Да, — шепотом ответила Сульби. — Мы ее знаем. Она не способна на такое.
— Я тоже так думаю…
— Я очень волнуюсь, Хён-а. У командира на нее зуб.
У меня скрутило желудок.
— Ты о чем?
— Много лет тому назад медсестра Чонсу не смогла спасти его жену и сына во время родов. И он так ее и не простил. Особенно его возмутило то, что она пыталась помочь появиться на свет младенцу, имея за плечами довольно мало опыта.
— Но у нас у всех поначалу нет опыта.
Сульби закусила нижнюю губу, а затем помотала головой.
— Медсестра солгала командиру, сказала, что она опытнее, чем была на самом деле. Хотела хорошо показать себя перед одноклассницами.
— Но сейчас речь идет об убийстве, — выдохнула я. — И командир, разумеется, не позволит дать волю своим чувствам. Он же не хочет, чтобы настоящий убийца разгуливал на свободе.
— А может, и хочет.
Мой брови полезли вверх:
— С какой стати?
Сульби вытерла влажный лоб и огляделась.
— Никому не говори, что я тебе это рассказала. Клянешься? Я тебе доверяю; мне всегда хотелось быть твоей подругой, ведь я видела… за что бы ты ни взялась, ты во всем достигала совершенства, — прошептала она, и я заерзала от смущения. — И никогда не ошибаешься.
Именно к этому я и стремилась в жизни — никогда не ошибаться. Ведь вся моя жизнь была ошибкой — я родилась девочкой, да еще и вне брака. Мне нельзя было больше ошибаться.
— Листовки развешаны по всей столице, — сказала она, и я вспомнила толпу и полицейских. —
