Русские электротехники - Михаил Шателен

Петров Василий Владимирович

ВАСИЛИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ ПЕТРОВ

(1761–1834)

Василий Владимирович Петров был одним из замечательных физиков конца XVIII и начала XIX в. К сожалению, о его работах весьма мало, а вернее ничего, не знали его современники вне России, да, пожалуй, мало знали и соотечественники. Его труды печатались на русском языке, мало распространенном тогда даже среди ученых, работавших в России, по большей части иностранцев. А между тем, работы его и по тематике и по подходу к проработке очень трудных вопросов заслуживали очень большого внимания. «В истории русской физики до половины XIXвека В. В. Петров не только хронологически, но и по своему значению непосредственно следует за М. В. Ломоносовым. Имя и дело этого замечательного ученого, организатора русской физики и ее преподавания, должно быть прочно сохранено в памяти советских физиков и техников» — так пишет акад. С. И. Вавилов в предисловии к книге «Академик В. В. Петров» [4].

В. В. Петров был истинно ученым-самоучкой. Никакой научной школы, как это было с другими учеными, его современниками, он не проходил. Ни в русском, ни в заграничных университетах он не учился. Да и побывать за границей и войти в личные сношения с корифеями заграничной науки ему не пришлось. «Я природный россиянин, — писал Петров, — не имевший случая пользоваться изустным учением иностранных профессоров физики и доселе остающийся в совершенной неизвестности между современными нам любителями сей науки».

Родился Василий Владимирович в небольшом уездном городе Курской губернии Обояни в 1761 г. Там же он получил начальное образование. Затем перешел в Харьковский коллегиум и, наконец, в Петербургскую учительскую гимназию. Однако, курса в гимназии он не кончил, и в 1788 г., т. е. 27 лет от роду, поступил на службу в Колыванско-Воскресенскую горную школу в гор. Барнауле на Алтае учителем физики и математики. Конечно, ни Обоянская начальная школа, ни кратковременное пребывание в Харьковском коллегиуме, ни несколько классов Петербургской учительской гимназии не могли дать Петрову сколько-нибудь солидной подготовки по физике и математике и всеми сведениями по этим дисциплинам он обязан только самому себе. Надо думать, что уже в Учительской гимназии в Петербурге Петров выказал особые способности к этим наукам, иначе трудно себе представить, почему недоучившийся гимназист был назначен учителем физики и математики в специальную горную школу, где эти предметы имели особое значение. Дальнейшая жизнь Василия Владимировича проходит следующим образом: в 1791 г. он возвращается из Барнаула в Петербург и поступает преподавателем физики в Инженерное кадетское училище, где работает до 1797 г.; с 1793 г. Петров начинает преподавательскую деятельность и в С.-Петербургском врачебном училище, где он преподает математику и начала физики. После преобразования в 1795 г. Врачебного училища в Медико-хирургическую академию В. В. Петров получает в новой Академии место экстраординарного профессора «физико-математики». Для получения этого звания Петрову пришлось прочитать специальную «пробную лекцию». В 1807 г. Василий Владимирович был избран адъюнктом Академии наук по кафедре экспериментальной физики, в 1809 г. — экстраординарным академиком и, наконец, в 1815 г. — ординарным академиком. Умер Петров в 1834 г. в возрасте 73 лет.

Длинный путь от недоучившегося в Учительской гимназии ученика до ординарного академика В. В. Петров проходил в течение почти 50 лет. Это был путь труженика, которому каждый успех доставался буквально с боя. Несмотря на это, Петров сделал очень много. В научных исследованиях он нередко опережал самых передовых европейских ученых своего времени. Результатом его организационной деятельности явились мощные, по тому времени, хорошо оборудованные физические лаборатории, не остававшиеся в его руках, как это было с многими другими лабораториями, простой коллекцией более или менее хороших приборов, но жившие при нем настоящей научной и учебной жизнью. Петров был отличным преподавателем, умело сообщавшим своим слушателям как в средней Горной школе, так и в Медико-хирургической академии нужные им знания и прививавшим им любовь к науке. Как все физики и химики того времени, Петров занимался и той и другой дисциплиной, между которыми не существовало тогда очень резкой границы. Во всех его трудах виден самостоятельный, оригинальный исследователь, стремящийся дойти в своих исследованиях до конца. Петров был прежде всего экспериментатор. Опыту он придавал решающее значение. «Гораздо надежней, — писал он, — искать настоящего источника электрических явлений не в умственных мудрствованиях, к которым доселе только прибегали все физики, но в непосредственных следствиях самых опытов». Интереснейшие работы Петрова были мало известны, как и имя самого ученого. Причин этому могло быть несколько, в том числе и русский язык, на котором Петров писал свои работы. Может быть, прав был проф. Николай Григорьевич Егоров, один из наследников В. В. Петрова на кафедре Медико-хирургической академии (во времена Егорова уже Военно-медицинской академии), когда он писал, что если бы творения Петрова печатались на латыни, то Петров был бы мировой знаменитостью. Но по тем или другим причинам труды Петрова оставались мало известными, а после его смерти в 1834 г. были совсем забыты.

На них обратили внимание спустя лишь почти 100 лет после появления первого из этих трудов и то благодаря простой случайности: профессор физики Военно-медицинской академии Н. Г. Егоров читал лекции в качестве приват-доцента и в Петербургском университете. Один из его слушателей, студент А. Л. Гершун, впоследствии известный профессор физики, работая летом в публичной библиотеке в Вильно, случайно наткнулся на книгу, изданную в 1803 г., написанную профессором той же Академии, где читал лекции и Егоров. Заинтересованный студент внимательно пересмотрел книгу и был необыкновенно удивлен, когда дошел до гл. VII, где Петров описывает наблюденное им явление, открытие которого всеми приписывалось Дэви, именно, явление вольтовой дуги. По возвращении в Петербург А. Л. Гершун рассказал о найденной им книге Н. Г. Егорову и сотоварищам по университетской лаборатории. Немедленно достали в библиотеке Военно-медицинской академии труды Петрова и стали знакомиться с ними. Ознакомление это показало, что действительно вольтова дуга была получена Петровым более, чем на 10 лет раньше Дэви. Об этом один из сотрудников лаборатории Н. В. Попов немедленно напечатал заметку в «Электричестве» (1887 г.). Эта заметка была первым, после почти 100 лет молчания, известием об открытии Петрова. Но при ознакомлении с работами Петрова, как изданными, так и сохранившимися в рукописях в Архивах Академии наук, выяснилось, что Петровым был выполнен вообще ряд ценных исследований в различных областях физики и химии и что его работы являются оригинальными исследованиями, весьма передовыми для своего времени, представляющими и теперь большой, и не только исторический, интерес. Изучением трудов Петрова был установлен его приоритет в открытии электрической дуги. В большинстве курсов физики, по крайней мере русских, с тех пор открытие дуги приписывают Петрову, а не Дэви. Правда, была попытка английских физиков утверждать, что Дэви еще в 1800 г. наблюдал вольтову дугу, но эти утверждения, позднего происхождения, ничем подтверждены быть не могли.

Теперь можно с уверенностью сказать, что электрическая дуга была открыта русским физиком.

У нас не сохранилось ни портрета Василия Владимировича, ни сколько-нибудь подробных сведений о его жизни и личности. Даже могила его была затеряна и только ко дню столетия со дня смерти была с трудом отыскана проф. Н. Н. Георгиевским на Смоленском кладбище в Ленинграде. Зато о научной и учебной деятельности В. В. Петрова сохранилось много материалов, особенно касающихся его работы в Медико-хирургической академии и в Академии наук.

Петров всю жизнь сочетал учебную профессорскую деятельность с исследовательской, придавая этому сочетанию особое значение. Без исследовательской работы профессор не мог быть тем, чем должен быть преподаватель научной дисциплины в высшей школе. Этими взглядами Петрова и объясняется, главным образом, та изумительная настойчивость, которую он проявлял всегда, когда дело шло о создании или улучшении физических кабинетов. Эту настойчивость он проявлял и в Медико-хирургической академии и в Академии наук. Петрову приходилось бороться и с косностью и невежеством администрации, и с недоброжелательством некоторых коллег, а также с врагом более страшным, чем невежество, косность и недоброжелательство, а именно с тем мракобесием, которое царило тогда в правящих кругах России, мракобесием, приведшим в дальнейшем к разгрому Казанского университета, к тяжелым событиям в Петербургском и других университетах и вообще к падению высшего образования. После мрачных годов царствования Павла воцарение Александра I приветствовалось, как заря новой жизни. В возможность радикальных перемен верили многие даже передовые умы того времени. Но скоро наступило горькое разочарование. «Дней Александровых прекрасное начало» осталось в прошлом, наступило мрачное время реакции, мистицизм, аракчеевщина царили в России. Особенным преследованиям подвергалась наука. «Ученье — вот чума, ученость — вот причина, что ныне пуще, чем когда безумных развелось людей, и дел, и мнений» — устами одного из героев Грибоедовской комедии выражает свое мнение реакционная Россия. И с этой «чумой» боролись всякими средствами. Всякие новые мысли, новые теории признавались «безумными» и навлекали на авторов и самих выразителей гонения, особенно, когда в них видели, а это имело место почти всегда, развитие материалистических идей. Преподавание, особенно в высших школах, было взято под строгий контроль и должно было подчиняться ряду директив вроде следующей: «Вера должна быть душою в преподавании наук. Она должна сопровождать юношество на всяком его шаге к приобретению знаний… Все науки должны быть согласованы с ее, веры, началами, ибо, если молодые люди найдут между тем или другим какое-либо противоречие, они придут в ужасное недоумение». Чтобы избежать этого «ужасного недоумения», и принимались радикальные меры, например устанавливался такой порядок: «Для избежания вредного лжемудрствования в науках отвлеченных надлежит во всей Империи ввести единообразное преподавание оных по книгам Правительством одобренным, от которых отступать профессорам ни в каком случае позволять не следует».