Стихотворения - Юрий Кузнецов

Завещание

1

Мне помнится, в послевоенный годЯ нищего увидел у ворот —В пустую шапку падал только снег,А он его вытряхивал обратноИ говорил при этом непонятно.Вот так и я, как этот человек:Что мне давалось, тем и был богат.Не завещаю – отдаю назад.

2

Объятья возвращаю океанам,Любовь – морской волне или туманам,Надежды – горизонту и слепцам,Свою свободу – четырем стенам,А ложь свою я возвращаю миру.В тени от облака мне выройте могилу.

Кровь возвращаю женщинам и нивам,Рассеянную грусть – плакучим ивам,Терпение – неравному в борьбе,Свою жену я отдаю судьбе,А свои планы возвращаю миру.В тени от облака мне выройте могилу.

Лень отдаю искусству и равнине,Пыль от подошв – живущим на чужбине,Дырявые карманы – звездной тьме,А совесть – полотенцу и тюрьме.Да возымеет сказанное силуВ тени от облака…

Золотая гора

Не мята пахла под горойИ не роса легла,Приснился родине герой.Душа его спала.

Когда душа в семнадцать летПроснулась на заре,То принесла ему изветО золотой горе:

– На той горе небесный домИ мастера живут.Они пируют за столом,Они тебя зовут.

Давно он этого желал —И кинулся, как зверь.– Иду! – он весело сказал.– Куда? – спросила дверь. —

Не оставляй очаг и стол.Не уходи отсель,Куда незримо ты вошел,Не открывая дверь.

За мною скорбь, любовь и смерть,И мира не обнять.Не воздыми руки на дверь,Не оттолкни, как мать.

– Иду! – сказал он вопрекиИ к выходу шагнул.Не поднял он своей руки,Ногою оттолкнул.

Косым лучом насквозь прошелПростор и пустоту.В тени от облака нашелТяжелую плиту.

Холодный мох с плиты соскреб,С морщин седых стихов:«Направо смерть, налево скорбь,А супротив любовь».

– Хочу! – он слово обронил. —Посильное поднять,Тремя путями этот мирРассечь или обнять.

Стопа направо повела,И шел он триста дней.Река забвения легла,Он вдоль пошел по ней.

Река без тени и следа,Без брода и мостов —Не отражала никогдаНебес и облаков.

И червяка он повстречалИ наступил ногой.– Куда ползешь? – Тот отвечал:– Я червь могильный твой.

На счастье взял он червякаИ пронизал крючком.Закинул. Мертвая рекаУдарила ключом.

И леса взвизгнула в ответОт тяги непростой.Но он извлек на этот свет,Увы, крючок пустой.

Не Сатана сорвал ли злость?В руке крючок стальнойЗашевелился и поползИ скрылся под землей.

Он у реки хотел спросить,Кого он встретит впредь.Но та успела позабытьИ жизнь его, и смерть.

Он вспять пошел и мох соскребС морщин седых стиховИ прочитал: «Налево скорбь,А супротив любовь».

Стопа налево повела,И шел шестьсот он дней.Долина скорби пролегла,Он вширь пошел по ней.

Сухой старик пред ним возник,Согбенный, как вопрос.– Чего хватился ты, старик,Поведай, что стряслось?

– Когда-то был мой дух высокИ страстью одержим.

Мне хлеба кинули кусок —Нагнулся я за ним.

Мое лицо не знает звезд,Конца и цели – путь.Мой человеческий вопросТебе не разогнуть.

А на пути уже блисталВеликий океан,Где сахар с берега бросалКусками мальчуган.

И вопросил он, подойдя,От брызг и соли пьян:– Ты что здесь делаешь, дитя?– Меняю океан.

Безмерный подвиг или трудПрости ему, Отец,Пока души не изведутСомненья и свинец.

Дай мысли – дрожь, павлину – хвост,А совершенству – путь…Он повстречал повозку слез —И не успел свернуть.

И намоталась тень егоНа спицы колеса.И тень рвануло от него,А небо – от лица.

Поволокло за колесомПо стороне чужой.И изменился он лицом,И восскорбел душой.

На повороте роковомДалекого путиОтсек он тень свою ножом:– О, верная, прости!

Он тенью заплатил за скорбьДетей и стариков.Подался вспять и мох соскреб:«А супротив любовь».

Но усомнился он душойИ руку опустилНа славы камень межевойИ с места своротил.

Открылся чистым небесамТугой клубок червей.И не поверил он глазамИ дерзости своей.

Из-под земли раздался вздох:– Иди, куда идешь.Я сам запутал свой клубок,И ты его не трожь.

Ты всюду есть, а я нигде,Но мы в одном кольце.Ты отражен в любой воде,А я – в твоем лице.

Душа без имени скорбит.Мне холодно. Накрой. —Он молвил: – Небом я накрыт,А ты моей стопой.

Дней девятьсот стопа вела,Пыль супротив он мел.Глухая ночь на мир легла.Он наугад пошел.

Так ходит запад на восток,И путь необратим.От мысли он огонь возжег.Возникла тень пред ним.

– Ты что здесь делаешь? – Люблю. —И села у огня.– Скажи, любовь, в каком краюЗастигла ночь меня?

– На полпути к большой горе,Где плачут и поют.На полпути к большой горе,Но там тебя не ждут.

В тумане дрогнувшей стопеОпоры не найти.Закружат голову тебеОкольные пути.

– Иду! – он весело сказалИ напролом пошел.Открылась даль его глазам —Он на гору взошел.

Не подвела его стопа,Летучая, как дым.Непосвященная толпаВосстала перед ним.

Толклись различно у воротПевцы своей узды,

И шифровальщики пустот,И общих мест дрозды.

Мелькнул в толпе воздушный Блок,Что Русь назвал женойИ лучше выдумать не могВ раздумье над страной.

Незримый сторож ограждалСтранноприимный дом.Непосвященных отражалТо взглядом, то пинком.

Но отступил пред ним старик.Шла пропасть по пятам.– Куда? А мы? – раздался крик.Но он уже был там.

Увы! Навеки занемогТоржественный глагол.И дым забвенья заволокВысокий царский стол.

Где пил Гомер, где пил Софокл,Где мрачный Дант алкал,Где Пушкин отхлебнул глоток,Но больше расплескал.

Он слил в одну из разных чашОсадок золотой.– Ударил поздно звездный час,Но все-таки он мой!

Он пил в глубокой тишинеЗа старых мастеров.Он пил в глубокой тишинеЗа верную любовь.

Она откликнулась, как медь,Печальна и нежна:– Тому, кому не умереть,Подруга не нужна.

На высоте твой звездный час,А мой – на глубине.И глубина еще не разНапомнит обо мне.

* * *

Бывает у русского в жизниТакая минута, когдаРаздумье его об отчизнеСияет в душе, как звезда.

Ну как мне тогда не заплакатьНа каждый зеленый листок!Душа, ты рванешься на запад,А сердце пойдет на восток.

Родные черты узнавая,Иду от Кремлевской стеныК потемкам ливонского края,К туманам охотской волны.

Прошу у отчизны не хлеба,А воли и ясного неба.Идти мне железным путемИ зреть, что случится потом.

* * *

Выходя на дорогу, душа оглянулась:Пень, иль волк, или Пушкин мелькнул?Ты успел промотать свою чистую юность,А на зрелость рукою махнул.

И в дыму от Москвы по Хвалынское мореЗагулял ты, как бледная смерть…Что ты, что ты узнал о родимом просторе,Чтобы так равнодушно смотреть?

* * *

На берегу, покинутом волною,Душа открыта сырости и зною.Отягчена полуземным мельканьем,Она живет глухим воспоминаньем.

О, дальний гул! Воспоминанья гул!Ей кажется, что океан вздохнул,Взрывает берег новою волноюИ полнит душу мутной глубиною.

* * *

За дорожной случайной беседойИногда мы любили блеснутьТо любовной, то ратной победой,От которой сжимается грудь.

Поддержал я высокую марку,Старой встречи тебе не простил.И по шумному кругу, как чарку,Твое гордое имя пустил.

Ты возникла, подобно виденью,Победителю верность храня.– Десять лет я стояла за дверью,Наконец ты окликнул меня.

Я глядел на тебя не мигая.– Ты продрогла… – и выпить велел.– Я дрожу оттого, что нагая,Но такую ты видеть хотел.

– Бог с тобой! – и махнул я рукоюНа неполную радость свою. —Ты просила любви и покоя,Но тебе я свободу даю.

Ничего не сказала на это —И мгновенно забыла меня.И ушла по ту сторону света,Защищаясь рукой от огня.

С той поры за случайной беседойВспоминая свой пройденный путь,Ни любовной, ни ратной победойЯ уже не пытаюсь блеснуть.

Дуб