Путешествия с тетушкой - Грэм Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я там сто лет не была, – сказала Хэтти. – Покончила с крепкими напитками.
– И ты там тоже есть, и слон. Ты не помнишь, как звали слона?
Хэтти достала еще две чашки из посудного шкафчика – на него тоже была наброшена шаль с бахромой.
– Помню, что это было не избитое имя, вроде Джумбо. Что-то классическое. Боже, что делается с памятью в нашем возрасте, Августа!
– Цезарь?
– Нет, не Цезарь. Возьмите сахару, мистер…
– Зови его Генри, Хэтти.
– Один кусочек, – сказал я.
– О боже, боже, какая у меня была когда-то память.
– Вода кипит, дорогая.
Возле спиртовки с кипящим чайником стоял большой чайник для заварки. Хэтти налила чаю в чашки.
– Ой, простите, совсем забыла про ситечко.
– Ну и бог с ним, Хэтти.
– Все из-за клиентов. Им я никогда не процеживаю чай, поэтому забываю делать это для себя.
На столе стояла тарелка с имбирным печеньем. Я взял одно для приличия.
– С Олд-Стин, – сказала мне тетушка. – Старая добрая лавка. Такого имбирного печенья нигде нет.
– Они сделали нынче там игорное бюро, – сказала Хэтти. – Плутон, милочка? Не был ли он Плутон?
– Нет, не Плутон, это я точно знаю. Мне кажется, имя на букву "Т".
– На "Т" ничего классического в голову не приходит.
– Это имя было дано не просто так – оно было с чем-то связано.
– Безусловно.
– С чем-то историческим.
– Скорее всего.
– А ты помнишь собак? Они там тоже на фотографии.
– Ведь это они навели Каррана на мысль…
– Преп, – снова повторила тетушка, и они дружно рассмеялись общим воспоминаниям.
Мне вдруг стало тоскливо от своей несопричастности, и я взял еще одно печенье.
– Мальчик, оказывается, сластена, – заметила Хэтти.
– Подумать только, эта лавчонка на Олд-Стин пережила две войны.
– Мы тоже, – сказала Хэтти. – Но нас не превратили при этом в игорное бюро.
– Нас сокрушить может только атомная бомба, – сказала тетушка.
Я решил, что мне пора принять участие в разговоре.
– Ситуация на Ближнем Востоке очень тревожная, – сказал я, – судя по тому, что сегодня пишет «Гардиан».
– Кто их разберет, – ответила Хэтти, и обе они с тетушкой погрузились в свои думы. Тетушка достала из чашки чаинку, положила ее сверху на руку и прихлопнула другой рукой. Чаинка прилепилась к вене, окруженной просом, как называла старческие пятнышки моя мать.
– Пристал, никак не избавиться. Одна надежда, что он высокий и интересный мужчина.
– Это не новый знакомый, – поправила ее Хэтти. – Это воспоминание о ком-то ушедшем, но таком, которого ты все еще забыть не можешь.
– Живой или мертвый?
– Может быть и то, и другое. Зависит от того, насколько крепкая чаинка.
– Если он жив, тогда это может быть бедняжечка Вордсворт.
– Вордсворт умер, дорогая, притом много лет назад.
– Это не тот Вордсворт. Мой Вордсворт крепкий, как дерево. Я все думаю, кто бы это мог быть из покойников?
– Может, бедняжечка Карран?
– Он не идет у меня из головы с той минуты, как я приехала в Брайтон.
– Ты не будешь возражать, дорогая, если я сделаю чашечку настоящего профессионального чая тебе и твоему другу?
– Племяннику, – на сей раз тетушка поправила ее. – Да, это будет забавно.
– Я поставлю еще чайник. Чаинки должны быть свежие. Для профессиональных целей я беру «Лапсан сучон», а обычно пью цейлонский – «Лапсан» дает большие чаинки, по ним хорошо гадать.
Когда она вернулась, сполоснув заварной чайник и наши чашки, тетушка сказала:
– Хэтти, позволь нам расплатиться.
– Даже слышать об этом не хочу после всего, что было пройдено вместе с тобой.
– И с препом, – сказала тетушка, и они вновь захихикали.
Хэтти заварила чай крутым кипятком.
– Я не даю чаю перестояться, листья гораздо лучше говорят, когда они свежие, – сказала Хэтти. Она наполнила наши чашки. – Ну а теперь, дорогая, слей чай в эту миску.
– Вспомнила! – воскликнула тетушка. – Ганнибал.
– Какой Ганнибал?
– Слон, который наступил на ногу Каррану.
– Кажется, ты права, дорогая.
– Я глядела на чаинки, и вдруг меня осенило.
– Я не раз замечала это свойство чайного листа – возвращать прошлое. Смотришь на листья, и к тебе возвращается твое прошлое.
– Ганнибала, думаю, уже тоже нет в живых?
– Как знать, дорогая, слоны долго живут, – сказала Хэтти. Она взяла тетушкину чашку и принялась внимательно изучать ее содержимое. – Любопытно, очень любопытно, – пробормотала она.
– Хорошее или плохое? – спросила тетушка.
– Всего понемножку.
– Тогда расскажи про хорошее.
– Тебе предстоит много путешествовать вместе с каким-то человеком. Ты поедешь за океан. И тебя ждет масса приключений.
– С мужчинами?
– Этого, дорогая, листья, к сожалению, не говорят, но, зная тебя, я бы не удивилась. Не раз твоей жизни и свободе будет грозить опасность.
– Но удастся ее избежать?
– Вижу нож, а может, это шприц.
– Или нечто похожее? Ты, конечно, понимаешь, Хэтти, о чем я говорю?
– В твоей жизни есть тайна.
– Это не новость.
– Много суеты, какие-то перемещения, поездки туда-сюда. Не могу обрадовать тебя, Августа, в конце жизни не вижу покоя. Какой-то крест. Может, ты ударишься в религию. А может, речь идет о каких-то плутнях?
– Я всегда интересовалась религией, – заявила тетушка, – еще со времен Каррана.
– Конечно, это может быть и птица, скажем стервятник. Держись подальше от пустынь. – Хэтти тяжело вздохнула. – Теперь мне все это не так легко дается, как прежде. Я ужасно устаю от незнакомых людей.
– И все-таки, дорогая, хотя бы взгляни на чашку Генри, прошу тебя, взгляни лишь разок.
Хэтти вылила мой чай и стала смотреть на дно чашки.
– С мужчинами сложнее, – сказала она. – У них так много занятий, каких женщинам и не понять, и это мешает толкованию. У меня как-то был клиент, который сказал, что он кромкострогалыцик. Я так и не знаю, что это значит. Вы случайно не гробовщик?
– Нет.
– Тут какой-то предмет, напоминающий урну. Взгляните сами. Слева от ручки. Это совсем недавнее прошлое.
– Это, может быть, и есть урна, – сказал я, поглядев в чашку.
– Вам тоже предстоит много путешествий.
– Это не очень правдоподобно. Я всю жизнь был скорее домоседом. Для меня поездка в Брайтон – целое приключение.
– Но в будущем вам предстоят путешествия. Поездка за океан. С подругой.
– Наверное, со мной, – сказала тетя Августа.
– Возможно. Листья не лгут. Какая-то круглая штука, похожа на мишень. В вашей жизни тоже есть тайна.
– Я о ней только что узнал.
– Я вижу впереди у вас тоже много суеты и перемещений. Как в чашке у Августы.
– Это уже совсем невероятно, – сказал я. – Я веду очень размеренную жизнь. Бридж раз в неделю в клубе консерваторов. И конечно же, сад. Георгины.
– Мишень может означать цветок, – согласилась Хэтти. – Простите меня, но я устала. Боюсь, что гадание было не на высоте.
– Все было необыкновенно интересно, – сказал я из вежливости. – Хотя, откровенно говоря, я не очень-то склонен верить таким вещам.
– Возьмите-ка еще печенья, – сказала Хэтти.
6
В тот вечер мы пообедали в закусочной под названием «Игроки в крикет», напротив которой в лавке букиниста я увидел полное собрание сочинений Теккерея за весьма умеренную цену. Я подумал, что оно будет совсем неплохо выглядеть на полках под отцовскими томиками Вальтера Скотта, и решил, что вернусь сюда на следующий день и куплю его. Это решение всколыхнуло во мне теплое чувство к отцу, сознание нашей с ним близости. Я, так же как и он, примусь за первый том, прочту все собрание до конца и, дочитав последние страницы, начну сначала. Слишком большое количество книг слишком большого количества авторов способно лишь вызвать путаницу, равно как и слишком большое число рубашек и костюмов. Именно по этой причине я стараюсь как можно реже обновлять свой гардероб. Найдутся, вероятно, люди, которые скажут то же самое о моем образе мыслей, но банк научил меня остерегаться экстравагантных идей, ибо они, как правило, оборачиваются банкротством.
Я пишу о том, что мы пообедали в «Игроках», но правильнее было бы сказать, что мы там плотно перекусили. В баре, прямо на стойке, стояли корзины с горячими сосисками, и мы ели сосиски, запивая их бочковым пивом. Я был поражен, когда увидел, сколько кружек пива выпила моя тетушка, и стал слегка опасаться за ее кровяное давление.
После второй кружки она сказала:
– Странно, что там был крест. Это я про гадание. Я всегда интересовалась религией, с тех самых пор, как мы познакомились с Карраном.
– Какую церковь вы посещаете? – спросил я. – По-моему, вы говорили мне, что вы католичка.
– Я так называю себя удобства ради. Это связано с французским и итальянским периодами моей жизни. После того, как я рассталась с Карраном. Он повлиял на меня в этом отношении, а кроме того, все мои знакомые девушки были католички, и мне не хотелось выделяться. Ты, должно быть, удивишься, когда узнаешь, что мы сами когда-то ведали церковью, Карран и я, здесь, в Брайтоне.