Тайна распятия - Сергей Владич

Именно гром однажды бушевавшей над Капри грозы разбудил его ночью весной 36 года. Лежа под невесомым одеялом ангорской шерсти на огромном ложе в дворцовой спальне, он старался собраться с мыслями. Его крайне беспокоил полученный накануне вечером доклад о странном происшествии, случившемся несколько лет тому назад в Иудее. Из донесения начальника тайной полиции в Ершалаиме, некоего Афрания, следовало, что с легкой руки римского наместника — всадника Гая Понтия Пилата — все эти годы в Иудее и Самарии происходили и продолжают происходить удивительные, даже мистические события, о которых ему, императору, до сих пор ничего не было известно. Этот самый Пилат посмел утаить от него необыкновенную историю, которая могла бы развлечь кесаря и стать достойным украшением его коллекции мифов и чудес.

По словам Афрания, история эта началась три или четыре года тому назад, когда в Иудее, Галилее и Самарии объявился некий бродячий философ по имени Иешуа, родом из Назарета Галилейского, который начал по всей территории вверенной Пилату провинции проповедовать неведомую доселе веру в единого Бога, всемилостивого и вселюбящего. При этом упомянутый Иешуа призывал к покаянию, предвещал скорое наступление Царства Божьего, творил всякие чудеса, а именно: исцелял больных, воскрешал умерших, изгонял бесов, превращал воду в вино, чем снискал немалую славу среди простого народа. Кроме того, он называл себя Сыном Божьим и в конце концов неминуемо вступил в конфликт с иудейскими книжниками и фарисеями, в том числе вызвал гнев и самого иудейского первосвященника Иосифа Каифы. Последний лично приказал арестовать смутьяна, способствовал осуждению его судом синедриона и постановил добиться его казни через римскую власть. Предварительно Каифа заручился также поддержкой царя Ирода Агриппы, вовсе не заинтересованного в смущении умов богоизбранного народа иудейского проповедями какого-то мага и софиста, которого из-за производимых им чудес стали величать чуть ли не царем иудейским. Более того, распространились слухи, что этот Иешуа происходил из рода царя Давида и был не кем иным, как мессией, приход которого предсказан иудейскими пророками и который должен принести народу долгожданное освобождение от захватчиков.

Освобождение! Это уже попахивало заговором против Рима!

Такие новости нельзя было игнорировать.

Тиберий встал, взял со стола пергамент с донесением, поднес его к факелу и стал читать.

«За то, что он своим учением обличал книжников и вождей иудейских, в особенности же за то, что весьма многие делались последователями его, эти книжники и фарисеи так ожесточились против него, что, наконец арестовав его и осудив судом синедриона, представили его Пилату Понтийскому и настоятельно потребовали у него согласия отдать Иешуа Назарейского на распятие.

Понтий Пилат питал тогда вражду к Ироду, царю иудеев, и к Каифе, первосвященнику Ершалаимского Храма, но потом, когда бродяга Иешуа со связанными руками был приведен к нему на суд, Пилат допросил его, чтобы точно узнать, чего он хотел относительно народа иудейского. Ибо в представленных бумагах было сказано, что Ирод Агриппа боялся наречения Иешуа земным царем, которым тот может быть низложен со своего царства. Каифа же опасался еще более худшего — что тот станет духовным пастырем для народа, который оставит учения иудейских пророков и перестанет платить подати в Храм. Пилат же, по замыслу Каифы, Ирода и окружающих их иудеев, должен был предать его на смерть…»

Афраний привел также описание означенного Иешуа из Назарета.

«Он был человеком высокого роста и благородной наружности, важного и выразительного вида. Глядя на него, нельзя было не восторгаться им и вместе с тем не бояться его. Волосы у него были волнистые и кудреватые, немного темнее и сильно блестящие там, где они спадали на плечи. Они разделялись на две стороны по обычаю назареев. Чело у него было гладкое и чудесно спокойное; на лице его не было ни морщин, ни каких-либо пятен, а румянец делал его щеки прекрасными. Нос и уста его были совершенны. Он имел густую коричневатую бороду в цвет его волос, недлинную, ровно остриженную. Глаза у него — яркие и как бы имели различный цвет в различное время. Он страшил фарисеев своими угрозами, был спокоен в своих проповедях к тем, кто внимал ему, человек любящий и любимый, бодрый, но постоянно серьезный. Никто и никогда не видел его смеющимся, но часто видели скорбящим. Руки и другие члены тела его отличались совершенной гармонией, а речь его была ровна и важна…»

«Ничего себе, бродячий философ, — подумал Тиберий, — Афраний описывает его как самого важного вельможу или даже бога». Он стал читать дальше.

«Невзирая на то что во время судебного разбирательства все обвинения были доказаны, Гай Понтий Пилат, сговорившись с писарем префектуры в Ершалаиме Марком, задумали Ирода и Каифу обмануть и на крест отправили осужденного в один день с Иешуа из Назарета и схожего с ним разбойника Вараввана. Бродячий же проповедник был ими спасен, помещен под стражу, но преступно упущен на третий день. Однако упомянутый Иешуа Иудею не покинул, а явился своим ученикам, число коих теперь множится день ото дня, чтобы сказать им, что он жив. Лишь когда в народе начались волнения и слухи разные распространились повсеместно о распятом и воскресшем после смерти мессии, уразумел Пилат, что сотворил он, и означенный Иешуа был силой отправлен за пределы Иудеи, где следы его затерялись. Иные же твердо уверовали, что то был истинно Сын Божий, который исцелял хвори, оживлял усопших, говорил с Богом и ныне взят им на небо. Именуют себя оные христианами, по данному ими упомянутому бродяге прозвищу Иешуа Христос, что означает — мессия. Слухи о мессии распространились теперь за пределы Иудеи, и ныне последователей Христа можно встретить повсюду — от Сирии до Египта.

Афраний, покорный и верный слуга великого кесаря, прилагает к этому уверения в том, что свидетельствует обо всем правдиво и во славу Рима. Да пребудет великий кесарь вечно в добром здравии…»

Ну как тут можно уснуть! И так с этой вечно мятежной провинцией, будь она неладна, постоянные проблемы, а теперь там еще какой-то мессия объявился, да и Пилат к этому руку приложил… Это же надо такое выдумать: был распят и воскрес! Такие события требовали его личного вмешательства.

Начинало светать. Тиберий попробовал прилечь снова, но сон никак не шел к нему, и он только промучился до первых лучей восходящего солнца. Лишь тогда император наконец встал, накинул тунику и позвал слуг.

Тит Валерий Туллий был одним из тех немногих близких ко двору императора людей, которым Тиберий доверял. Его редкая, особенно для римлянина, биография говорила сама за себя. В прошлом воин, показавший себя с наилучшей стороны в боях с германцами и галлами. Затем, после тяжелого ранения, — знаток языков, философ и астролог. Надежный человек, преданный императору и Риму. Именно на него пал выбор Тиберия, когда он решил лично разобраться в деле, о котором писал Афраний. Римская армия не боится никаких врагов, но Сын Божий, объявившийся в Иудее, и его культ, распространяющийся теперь от Сирии и Малой Азии до Египта, смущающий умы подданных империи уже на протяжении трех лет, были доселе неведомой угрозой устоявшемуся в империи порядку. Никто не должен и не смеет посягать на божественную сущность императоров Рима и на владения империи! Из донесения же следовало, что префект Иудеи, Идумеи и Самарии, всадник Гай Понтий Пилат, мог легко решить эту проблему в самом начале, казнив самозваного мессию, но по неизвестным и пока непонятным причинам не сделал этого. Поступки Пилата очень смахивали на какой-то заговор. «Надо бы еще проверить, не был ли этот Понтий Пилат как-то связан с Сеяном и не оказывал ли он поддержку префекту преторианцев в попытке узурпировать власть», — мелькнуло в голове Тиберия.

— Приветствую тебя, великий кесарь! — Эти слова, прозвучавшие неожиданно громко в тишине дворца, прервали ход размышлений императора. — Да пошлют тебе всемогущие боги здоровье и процветание!

В зал, где возлежал император, вошел Валерий Туллий; среднего роста, коренастый, с коротко остриженными кудрявыми волосами, он был подтянут, как и подобает старому солдату. В нем с трудом узнавался человек образованный, если бы не широкий лоб и умные, щедро сдобренные философскими размышлениями речи, которые Тит Валерий произносил мастерски.

— Здравствуй, друг мой, — приветливо произнес император. — Я пригласил тебя по одному очень странному и важному делу. — Тиберий кратко изложил Туллию суть полученного донесения. Однако он воздержался от того, чтобы показать его Титу Валерию, как и от того, чтобы назвать имя автора. — Я хочу, чтобы ты поехал в Ершалаим и лично во всем разобрался. Ты должен установить: что помешало Гаю Понтию Пилату просто казнить этого Иешуа из Назарета? Насколько широко распространилось ныне вредное для римской власти учение? Какова действительная ситуация в Иудее? Кто такой был этот бродяга и почему, как мне доносят, его имя теперь на устах множества людей, которые почитают его как Бога?