С.С.С.М. - Мария Чепурина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Краслен набрал себе борща (две порции), немного языка с душистой гречкой в грибном соусе. Налил из самовару чаю в белую и гладкую, без всяких украшательств, супрематистскую чашку. В очередной раз вспомнил про то, что эта серия посуды, если не врут, была спроектирована тем самым художником, что создал герб Краснострании – квадрат черного цвета, украшенный затем красной звездой.
За чистый стол, накрытый красной скатертью, подсела Электриса Никаноровна.
– Ну что, – спросила она, глядя на Красленову тарелку, содержимое которой постепенно убывало, – как дела, Красуш? Какие будут новости?
– Какие… вот в Шармантии на выборах в профком переплетчиков успех у коммунистов.
– Хорошо! А сам как поживаешь?
– Вот, проспал сегодня, не позавтракал. Приходится обедать раньше всех.
– А что проспал-то? Чать, с Бензиной? – Электриса улыбнулась.
– Не-е-е-ет… Спал просто плохо. Думал про вредителя.
– Нашли его?
– Какой там…
Электриса Никаноровна вздохнула:
– Что им не сидится, этим буржуинам! Только зажили – и вот оно, опять! Неужели никогда это не кончится?!
– Кончится, конечно, Электриса Никаноровна. Все войны рано или позно кончаются победой одной из сторон! – с важным видом ответил Кирпичников. – Даже Столетняя война, уж на что была длинная…
– А сам-то ты как думаешь? – спросила Электриса.
Суп закончился, Кирпичников принялся за второе.
– Много кто бы мог… – ответил он. – А вы вот, например, кого бы заподозрили?
– Конечно, Аверьянова! – ответила нарпитовка.
– Угу… Мои соседи… – гречневая каша не давала слишком много говорить, – мои соседи… они тоже… так считают.
– Ну а ты что, не согласен?
– Я… – Краслен опустил вилку. – Если только между нами! В общем, это… Я к Стаканводыеву присматриваюсь.
– Это, что ли, к Комунбеку Абдулаичу?
– Ага. Вот вы заметили: обычно он на задний ряд садится, а в этот раз на средний сел и с краю… Может, помните? Ну, прямо у двери. Когда рвануло, он ведь ближе всех был. Первым просился на место преступления!
– Точно! Он!
– …Хотя Стаканводыев лучший сборщик. Да и в партии давно. Характеристика…
– Стало быть, не он! – подытожила Электриса.
– Может, он, а может, и кто другой. Взять, к примеру, Коксохимкомбинатченко…
– Батюшки мои! Да он же авангардовец! К тому же положительный такой…
– Положительный-то положительный, а на часы, пока заседали, раз десять посмотрел! Я за ним наблюдал. Ждал, наверно, скоро ли рванет!
– А и правда, все может быть… – поддакнула нарпитовка. – Наверное, он.
– Э-э-э! С выводами сразу погодите, Электриса Никаноровна! Лучше вспомните, как себя Тракторина вела!
– А что она? Траня хорошая девочка! Да я как-то и не припомню…
– Верно, что не припомните! Вы же тогда в обморок свалились, а она вам помогать рванулась. Ну? Соображаете?
– Про что соображать-то?
– Да про то, что коллектив весь как один человек побежал обследовать место преступления, а одной Тракторине до этого словно и дела нет! Выходит, она взрыву-то и не удивилась вовсе? Так получается?
– Удивилась или нет – какая разница! – фыркнула Электриса. – Траня бросилась на выручку товарищу! Мне то есть. Да если бы не она, я бы, может, до сих пор тут вверх тормашками валялась, так-то вот!
– А что это вы ее так защищаете? – осведомился Краслен.
– А что бы и не защитить, коли она меня подняла, когда я свалилась?!
– А может, вы неспроста свалились, а, Электриса Никаноровна?! – выпалил Кирпичников неожиданно для себя.
Возникла неловкая пауза. Столовщица покраснела. Едок тоже.
– Пончик-то возьми еще, Красуля. Как раз на тебя смотрит, вон какой толстенький! – осторожно проговорила Электриса минуту спустя.
– Спасибо. Я, пожалуй, пойду, – с этими словами Краслен поднялся из-за стола.
В столовой появился Революций.
– А, Кирпичников! – воскликнул он развязно. – Что-то часто мы встречаемся. Похоже, поздний завтрак, да, дружище?! Ха-ха-ха!
Он вынул из-под мышки свернутый в трубу большой лист ватмана, оставил на столе и стал сдирать со стенки старый номер стенгазеты.
– Свежий выпуск! – радостно сказала Электриса, предвкушая новенькое чтиво.
У Краслена оставалось семь минут обеда. Можно задержаться, посмотреть. Он помог Люську расправить стенгазету, закрепить ее на стенке. Потом бросил взгляд на то, что там написано, и сразу же заметил заголовок: «Непейко – к ответу!»
– Директор?
– Ну да! – заявил Революций спокойно. – Возможно, что бомбу взорвал и не он, но кто допустил, что в наш коллектив смог внедриться вредитель?! Вина на Непейко!
– Но он же пролетарский директор… И кто его выбрал? Мы сами. Партийный, не вор, получает такие же деньги, как всякий рабочий… – ответил Краслен неуверенно.
– Мало ли что! Непейко создал атмосферу, в которой вредительство стало возможным! Он или плохой руковод или просто…
Столовщица с шумом открыла окно. Белый тюль надулся свежим майским воздухом, как парус, солнечные зайчики забегали по стенам и мармитам.
– …Или просто шпионажем занимается!
– Согласна с Революцием! – с готовностью сказала Электриса Никаноровна. – Непейко виноват! Прощупать его надо бы… Револ, ты умный парень!
– Ну, стараюсь, Электриса Никаноровна, – ответил, улыбнувшись, рабкор. – Нам завком собрать бы. И поставить там вопрос о снятии этого Непейко. Я так и написал вот. Что, Кирпичников? По-твоему, неверно?
– Не знаю. Может быть. Пойду я в цех, пожалуй, мне уже пора, – сказал Краслен.
Он вышел из столовой и услышал за спиной, как Электриса, ставя в вазы на столах для пролетариев свежие цветы, говорила:
– Умный ты, Ревошенька… Ох, прямо голова как дом советов! Ну конечно, нужно снять Непейко! Я сама и не дотумкала… А ты – толковый парень…
«Что же, может быть, они и правы».
Из метцеха доносились голоса – взволнованные, злые, возмущенные. Кирпичников на миг остановился, опасаясь заходить. Представил, что увидит кучу развороченных станков, изломанных деталей, гору трупов… Прервал свою нелепую фантазию: «Все глупости!» Вошел.
Толпа в спецовках собралась как раз вокруг его станка.
Не успев спросить «Что здесь случилось?», услыхал истошный вопль Пятналера:
– Вредитель! Шкура! Гад! Фашистский прихвостень!
– Ах, вот ты как! – шумел в ответ Никифоров. – Глядите на него, лиса какая! Уличили в бракодельстве, так он вон чего – на другого решил свалить! Не выйдет, так-то!
– Да, товарищи, не верьте вы ему! Рабочим притворяется, а сам… а сам – крещеный! Он мне, прихвостень фашистский, сам сболтнул однажды!
– При царе, дурила, всех крестили, будто ты не знаешь! Гляньте на него! Куда свернул! Ну ты вот некрещеный, а деталей-то напортил целый короб. Ясно теперь, взрыв-то кто…
– Да ты, ты, сучья морда! Ты взорвал!
– Мели, Емеля!
– Ты взорвал! Товарищи! Меня эта собака специально уболтала, чтоб я порчу допустил!
– Да что у них случилось? – шепотом спросил Краслен у ближайшего рабочего в толпе.
– Безбоженко, придурок, целый пуд, кажись, деталей перепортил. Он начальнику не сдал их своевременно, знай в ящик все кидает и кидает. Так они там перемялись все до непригодности, – ответили Краслену.
– А Никифоров при чем?
– Пятналер говорит, что уболтал, мол, специально разговорами отвлек из злостных побуждений.
– Ух! – Краслен присвистнул. – Кто же виноват-то?
– Черт их разберет, – сказал рабочий. – Оба подозрительные.
5
В комнате пахло тухлыми яйцами, горелым, серой и еще какой-то кислой дрянью. Если бы Краслен не знал пристрастие Новомира к разным опытам по химии, наверно, испугался бы.
На столе лежал номер журнала «Техника и жизнь», раскрытый на странице с заголовком: «Опыты над Чертингом». Страница была украшена силуэтом господина в смокинге, цилиндре и пенсне. На мелкой картинке пониже некая рука спускала на веревочке все тот же силуэт в большую емкость с жидкостью. И надпись под картинкой: «Выкупайте Чертинга».
Новомир, счастливый как жених, сидел над этим номером. Вокруг него стояли банки, емкости, коробки и бутылки с реактивами. В сторонке, на газете, размещались три картонные фигуры испытуемого, вырезанные точно по журналу: черная, багровая, зеленая.
– Смотри! – сказал сосед довольно.
Взял зеленого, поднес его к стакану с чем-то непонятным, и фигурка покраснела. Потом смочил ватку в нашатырном спирте, обмахнул ею Чертинга – тот вновь позеленел.
– А? Глянь, как злится!
– Мы ему не нравимся, – сказал Краслен с улыбкой.
Чертинг был большим политиком в Ангелике, вождем крупнейшей партии – либеральных консерваторов. Попеременно со своим давним противником, главой консервативных либералов Гарри Чертоном, с которым у них было множество сильнейших разногласий, Чертинг занимал пост первого министра. Кабинет переходил из рук в руки каждые два-три года. Всякий раз очередная оппозиция, пришедшая к власти, обещая применить к «ужасной» Краснострании санкции, повысить курсы акций, принять меры против стачек пролетариев и, конечно, «навести порядок». Красностранские газеты обожали рисовать карикатуры на непримиримых оппонентов, помещая рядом эту парочку: пузатый, мелкий Чертон, вечно с трубкой, вечно сидя (так он еще больше походил на куль с картошкой), с простоватой, словно у матроса, физиономией – и напыщенный, высокий, тощий Чертинг.
