Школьные дни Иисуса - Джон Кутзее
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сеньор Арройо, мой муж, сейчас не может вас принять. На этой неделе нет занятий. Они возобновятся в понедельник, после каникул. Но если хотите обсудить практические вопросы – можете обсудить их со мной. Во-первых, ваш сын будет у нас пансионером?
– На пятидневке? Нам не сказали, что ученики могут в Академии жить.
– У нас мало мест для проживающих учеников.
– Нет, Давид будет жить дома, правда, Инес?
Инес кивает.
– Хорошо. Во-вторых, обувь. У вашего сына есть бальные туфли? Нет? Бальные туфли ему понадобятся. Я напишу вам адрес магазина, где вы сможете их приобрести. А также одежду полегче и поудобнее. Важно, чтобы тело было свободно.
– Бальные туфли. Учтем. Вы только что говорили о душе, о воспитании души. В каком направлении вы воспитываете душу?
– В направлении добра. Повиновения добру. А почему вы спрашиваете?
– Просто так. А каково остальное расписание, помимо танцев? Нужно ли купить какие-нибудь книги?
Во внешности этой женщины есть нечто настораживающее, чего он не может толком определить. А теперь понимает, в чем дело. У нее нет бровей. Брови у нее либо выщипаны, либо сбриты – а может, они никогда и не росли. Ниже ее светлых, довольно редких волос, туго стянутых на затылке, простирается нагой лоб, широкий, как его ладонь. Глаза – сине́е небесного – спокойно, уверенно встречаются взглядом с его. «Она видит меня насквозь, – думает он, – что бы я ни говорил». Не такая уж и молодая, как сначала показалось. Тридцать? Тридцать пять?
– Книги? – Она небрежно отмахивается. – С книгами позже. Всему свое время.
– А классы? – говорит Инес. – Можно нам посмотреть классы?
– Это наш единственный класс. – Она обводит взглядом студию. – Здесь дети танцуют. – Приблизившись, она берет Инес за руку. – Сеньора, вам необходимо понять: это Академия Танца. Танец – в первую очередь. Все остальное – вторично. Все остальное – потом.
От ее прикосновения Инес зримо деревенеет. Ему хорошо известно, как Инес противится человеческому прикосновению – и уж точно его сторонится.
Сеньора Арройо поворачивается к мальчику.
– Давид – так тебя зовут?
Он ожидает от мальчика привычной дерзости, привычного отрицания («Это ненастоящее мое имя»). Но нет: мальчик обращает к ней лицо, словно раскрытый цветок.
– Добро пожаловать в нашу Академию, Давид. Я уверена, тебе здесь понравится. Меня зовут сеньора Арройо, и я буду за тобой присматривать. Ты слышал, что я сказала твоим родителям о бальных туфлях и о том, что нужно носить свободную одежду?
– Да.
– Хорошо. Тогда жду тебя в понедельник утром, ровно в восемь. Начнется новая четверть. Иди сюда. Потрогай пол. Славный, да? Его положили специально для танцев, это доски из кедра, растущего высоко в горах, их сделали плотники, настоящие искусники, и пол у них получился настолько гладкий, насколько это вообще возможно. Мы вощим его каждую неделю, до блеска, и каждый день его полируют ногами ученики. Видишь, какой он гладкий и теплый! Чувствуешь тепло?
Мальчик кивает. Никогда прежде не был он таким отзывчивым – отзывчивым, доверчивым, подобным ребенку.
– Тогда до свиданья, Давид. Увидимся в понедельник, приходи в новых туфлях. До свиданья, сеньора. До свиданья, сеньор. – Распашные двери закрываются за ней.
– Она высокая, да? Сеньора Арройо, – говорит он мальчику. – Высокая и изящная, как настоящая танцорша. Она тебе нравится?
– Да.
– Значит, решено? Будешь ходить к ней в школу?
– Да.
– И можно сообщить Роберте и трем сестрам, что наш поход состоялся?
– Да.
– Что скажешь, Инес? Состоялся наш поход?
– Я тебе скажу, что думаю, когда увижу, что тут за образование.
Перегораживая им выход на улицу, к ним спиной стоит мужчина. На нем мятый серый мундир, фуражка сдвинута назад, он курит сигарету.
– Позвольте пройти, – говорит он, Симон.
Мужчина – очевидно, погруженный в мечтания, – вздрагивает, затем широким жестом приглашает их к выходу:
– Сеньора, сеньоры…
Они минуют его, и их обволакивает табачным дымом и запахом нестираной одежды.
На улице они медлят, оглядываются по сторонам, и мужчина в сером спрашивает:
– Сеньор, вы ищете музей?
Он оборачивается.
– Нет, у нас были дела в Академии Танца.
– А, Академия Аны Магдалены! – Голос у него глубокий – настоящий бас. Он отбрасывает сигарету, подходит ближе. – Сдается мне, ты собираешься поступить в Академию, юноша, и сделаться знаменитым танцором, угадал? Надеюсь, ты найдешь когда-нибудь время и станцуешь для меня. – Он оголяет пожелтевшие зубы в широкой радушной улыбке. – Добро пожаловать! Если станешь посещать Академию, мы будем часто видеться, так что позволь представиться. Меня зовут Дмитрий. Я работаю в музее старшим смотрителем – такая у меня должность, громкая! Чем занят старший смотритель? Ну, задача старшего смотрителя – сторожить музейные картины и скульптуры, беречь их от пыли и естественных врагов, надежно запирать по вечерам и выпускать на свободу по утрам. Как старший смотритель я здесь каждый день, кроме суббот, и потому, само собой, вижусь со всей детворой в Академии и с их родителями. – Тут он обращается к нему, Симону: – Как вам достопочтенная Ана Магдалена? Произвела впечатление?
Он, Симон, переглядывается с Инес.
– Мы потолковали с сеньорой Арройо, но пока ничего не решили, – говорит он. – Нужно все взвесить.
Освободитель статуй и картин Дмитрий хмурится.
– Незачем. Незачем что-либо взвешивать. Откажетесь от Академии – сделаете глупость. Жалеть будете до конца своих дней. Сеньор Арройо – мастер, настоящий мастер. Другого слова нету. Для нас честь жить с ним в одном городе – а Эстрелла великим городом никогда не была – и отдавать наших детей ему в обучение искусству танца. Будь я на месте вашего сына, я бы бился день и ночь, чтобы меня приняли в Академию. Выбросьте из головы любые другие варианты, какие б ни были.
Он не уверен, что Дмитрий ему нравится, – в скверно пахнущей одежде, с сальными волосами. И ему уж точно не нравится, когда его поучают на людях (разгар утра, на улице полно народу).
– Ну, – говорит он, – решать нам, верно, Инес? А теперь нам пора. До свиданья. – С этими словами он берет мальчика за руку, и они уходят.
В машине мальчик заговаривает впервые.
– Почему он тебе не понравился?
– Музейный смотритель? Дело не в том, понравился он или нет. Он – чужой человек. Он нас не знает, не знает наших обстоятельств. Ему не следует совать свой нос в наши дела.
– Он тебе не нравится, потому что у него борода.
– Чепуха.
– Нет у него бороды, – говорит Инес. – Есть разница между красивой опрятной бородой и пренебрежением к собственной внешности. Этот человек не бреется, не моется, не носит чистую одежду. Плохой пример детям.
– А кто хороший пример детям? Симон – хороший пример?
Молчание.
– Ты хороший пример, Симон? – настаивает мальчик.
Инес за него не вступается, и ему приходится защищаться самому.
– Я стараюсь, – говорит он. – Я стараюсь быть хорошим примером. И если мне не удается, это не потому что я стараюсь мало. Надеюсь, в целом я до сих пор был хорошим примером. Но об этом судить тебе.
– Ты не отец мне.
– Нет, не отец. Но это не отменяет моего права – верно? – быть примером.
Мальчик не отвечает. Он вообще теряет всякий интерес, отключается, рассеянно смотрит в окно (они едут мимо унылейшего района, квартал за кварталом маленьких домиков, похожих на коробки). Повисает долгое молчание.
– Дмитрий – он как ятаган, – вдруг говорит мальчик. – Голову рубить. – Пауза. – Он мне нравится, пусть тебе и нет. Я хочу в Академию.
– Дмитрий никакого отношения к Академии не имеет, – говорит Инес. – Он просто привратник. Если хочешь в Академию, если ты решился – пойдешь. Но как только они начнут жаловаться, что ты слишком для них умный, и захотят послать тебя к психологам и психиатрам, я тебя сразу заберу.
– Чтобы танцевать, ума не надо, – говорит мальчик. – Когда мы купим мне бальные туфли?
– Купим сейчас. Симон отвезет нас в обувной магазин, по адресу, который дала та дама.
– Ты и ее тоже ненавидишь? – спрашивает мальчик.
Теперь черед Инес уставиться в окно.
– Она мне нравится, – говорит мальчик. – Она пригожая. Пригожее тебя.
– Пора тебе научиться судить людей по их внутренним свойствам, – говорит он, Симон. – А не по тому, пригожие они или нет. И есть ли у них борода.
– А какие бывают внутренние свойства?
– Внутренние свойства – это доброта, честность и чувство справедливости. Ты про них наверняка читал в «Дон Кихоте». Внутренних свойств очень много, больше, чем я могу с ходу назвать: чтобы знать весь список целиком, нужно быть философом, но пригожесть – не внутреннее свойство. Твоя мама – такая же пригожая, как и сеньора Арройо, только по-другому.
– Сеньора Арройо – добрая.
– Да, согласен, похоже, добрая. И ты ей, кажется, понравился.