Искушение Данте - Джулио Леони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Из Рима?
— Да. Римский сенат направил к нам гонца. Монахи монастыря Сан Паоло фуори ле Мура обратились к нам с просьбой. Они собираются открыть в церкви Сан Джуда университет. Папа Бонифаций желает, чтобы знания распространялись во всех городах христианского мира. В Риме он способствовал основанию учебного заведения Sapientia, собравшего в своих стенах всех римских ученых.
— Значит, Studium во Флоренции намеревается открыть сам Бонифаций? — встревоженно спросил Данте. — А кто пригласил сюда художника, выкладывающего мозаику?
— Мозаику заказали у мастера Амброджо, проживающего у монахов в монастыре Санта Кроче.
— А кто оплачивает его труд?
— Мы точно не платим. Думаю, платит коллегия будущего учебного заведения.
— Выходит, у этих ученых немало денег?
Секретарь пожал плечами:
— Некоторые из них очень знамениты в своих областях. Возможно, они хорошо зарабатывают своими знаниями или имеют другие доходы. Например, аптекарь мессир Теофило явно не бедствует. Еще бы! У этих проклятых аптекарей такие дорогие снадобья!..
Данте вскочил на ноги и шагнул к секретарю. Тот оробел и попятился, внезапно вспомнив, что и поэт — член гильдии аптекарей. Он прикусил язык и стал судорожно думать, как бы выйти из дурацкого положения, но Данте думал совсем о другом.
— Теофило? Вы говорите о Теофило Спровьери, у которого аптека рядом с Фонтаном Смерти? Он что, входит в состав коллегии Studium? — Поэт живо вспомнил умные глаза аптекаря, но теперь Теофило предстал перед ним в совсем другом — менее благоприятном — свете.
Выходит, этот аптекарь связан с папой римским — этим лицемернейшим из смертных!
Секретарь стал быстро листать свою книгу, а потом кивнул головой.
Данте молчал и думал. Наконец он вспомнил о присутствии мессира Дуччо, который по-прежнему прижимал к груди фолиант, как будто от того зависели его жизнь или смерть.
— Я вас больше не задерживаю, но вам придется предоставить мне подробный список членов коллегии Studium. Я хочу знать, кто они, откуда, их политические пристрастия, пороки, страшные тайны — все, что удастся обнаружить!
Секретарь кивнул и вышел.
Данте был озадачен. Его очень встревожила мысль о том, что Бонифаций оснует свой университет во Флоренции, а потом — с помощью своих приспешников — подчинит своему влиянию этот город. Только этого не хватало!
Поэт снова высунулся за дверь и властным жестом подозвал стражника, дремавшего у колонны во дворе монастыря. Стражника явно утомил предыдущий приказ приора. Он скорчил недовольную физиономию и пошел к поэту, еле передвигая ноги.
Данте с каменным лицом подождал, пока стражник приблизится, а потом влепил ему звонкую затрещину.
— Мерзавец! Ты будешь выполнять мои приказания бегом! С быстротой мысли и даже еще быстрее, а то — не сносить тебе головы! — прошипел Данте и влепил стражнику пощечину.
Ошеломленный стражник закрыл голову руками и забормотал:
— Да, да, мессир! Слушаю и повинуюсь!
— Приведи сюда двух городских стражников. Мы пойдем с ними в Санта Кроче.
Стражник закивал, схватившись рукой за покрасневшую щеку, и помчался к казарме городской стражи. Впрочем, перед этим он бросил на поэта такой злобный взгляд, что тот упрекнул себя за вспышку гнева.
Впредь надо быть осторожнее. Не век же ему быть приором!
В тот день у старых стен Флоренции шумела ярмарка. Чтобы сократить путь, Данте решил пройти по улицам, заставленными лотками и столами с товарами. Впрочем, оказавшись в толпе дурно пахнущих торговцев с их сомнительного вида товаром, он очень быстро пожалел о том, что не сделал крюк вдоль берега Арно. Теперь он толкался в толпе кавалеров и блудниц, дворян и карманников, заполонивших улицы Флоренции. В некогда благочестивом городе царили разврат и воровство.
Перед лицом этого удручающего зрелища Данте почувствовал, как в нем вскипает глухая злость.
— Не отставать! — крикнул он сопровождавшим его стражникам.
Впрочем, несмотря на то что они во все горло орали и прокладывали себе пиками дорогу в толпе, поэт быстро потерял их из виду в людском море, колыхавшемся от одного края улицы до другого. Казалось, все жители Флоренции одновременно назначили друг другу свидание в лабиринте узких улочек между церковью францисканцев и баптистерием, да еще привели с собой всех своих вьючных животных.
Данте с трудом продвигался вперед, стараясь не попадать в давку и держаться поближе к стенам домов, чтобы не ступить в конский навоз. Он думал, что регалии приора откроют ему дорогу в толпе, но не тут-то было. Потеряв вооруженных стражников, он быстро убедился, что никто не обращает ни малейшего внимания ни на его шапочку, ни на позолоченный посох. Более того, знаки его должности, кажется, будили в простолюдинах особую дерзость. Уже два раза он с трудом увернулся от выплеснутой в окно мочи и стал подозревать, что поток нечистот вокруг него льется не случайно.
Он попытался запомнить дома, из которых вылили мочу. Может быть, там живут сторонники враждовавшего с Данте семейства Донати?
Ничего, он скоро придумает, как им отомстить!
Скрывшись на секунду от толпы в палатке менялы, Данте поднялся на цыпочки, высматривая в толпе стражников, но эти бездельники как сквозь землю провалились.
Кто-то вцепился Данте в руку. Он вздрогнул и попытался вырваться, но его руку держали очень крепко.
— Одну монету!
— Чего тебе, старуха?! — заорал поэт на оборванку, которая вцепилась в его руку. Ее длинные седые волосы в беспорядке ниспадали ей на плечи. Она склонила голову, словно не осмеливалась взглянуть в глаза приору.
— Монету, и я тебе погадаю.
— Гадай сама себе, ведьма. Вот я тебя сейчас!..
— Монету, и я тебе погадаю, — повторила старуха. Несмотря на свой оборванный вид, она говорила твердым и звонким голосом, с силой разжала Данте пальцы и начала читать линии его ладони.
Толпа кипела вокруг Данте и гадалки. Люди обтекали их, как вода струится среди высящихся среди моря скал, и поэт с облегчением подумал, что в нем наконец признали приора, но на самом деле прохожие смотрели только на женщину и старались держаться от нее подальше.
— Пусти меня. Я не верю в твою болтовню!
— Монету, и я скажу тебе, когда ты погибнешь.
— А кто хочет меня погубить?
— Ты сам себя губишь!
Данте снова попробовал вырвать руку, но гадалка ее не отпускала.
— Ты увидел лицо мертвеца, — сказала она.
— Что?!.
— Но мертвец ничего тебе не скажет.
Данте был ошеломлен. Он потянулся к привязанному на поясе кошельку и достал медную монету.
— Расскажи мне о мертвеце.
— Он ведет живых.
— Куда?
— В землю других мертвецов. Не надо было тебе открывать его лица!
Данте ничего не понимал. Эта гадалка, как и все остальные, говорила сплошными загадками, но, кажется, что-то знала о разыгравшейся ночью трагедии.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Чтобы тебе было больно.
Внезапно женщина отпустила руку Данте и мгновенно скрылась в шумной толпе.
Пораженный Данте хотел было догнать женщину и расспросить ее более подробно, но между ним и гадалкой быстро выросла непреодолимая стена людей.
— Кто это была? — спросил он у менялы, стоявшего рядом со своей палаткой и наверняка все слышавшего. — Кто эта женщина? Говорите! Вам приказывает флорентийский приор!
На менялу его регалии, похоже, не произвели должного впечатления.
— Это старая Мартина. Она сумасшедшая. Не обращайте на нее внимания. Она свихнулась, когда обоих ее сыновей убили при Кампальдино.
Данте еще некоторое время стоял на месте. А кипевшая толпа снова начала толкать его со всех сторон.
Наверняка старуха случайно заговорила о мертвеце! А может, кто-то из стражников рассказал о случившемся в церкви и по городу уже распространились сплетни.
Пожав плечами, Данте стал дальше пробираться к монастырю, проклиная себя за то, что слушал безумную старуху, изображавшую из себя ведьму или колдунью. Во Флоренции таких сумасшедших было больше, чем во всех кругах ада.
«Монету, и я тебе погадаю! Да пошла ты к черту!»
Наконец Данте с трудом добрался до Санта Кроче. Мастер мозаики жил в монастыре францисканцев. В том его крыле, которое монахи отдали в распоряжение паломников.
Монах-привратник не очень удивился появлению поэта. Казалось, его не очень взволновало даже известие о смерти гостя его монастыря. Ведь монахи лучше других понимают бренность человеческого бытия. Он, наверное, привык к тому, что люди приходят к нему в монастырь и уходят из него, а смерть — это ведь просто один из способов отправиться в далекое странствие…