Странный Томас - Дин Кунц

На всех четырех, но не припадая к земле, все время меняющий форму, с неопределенными чертами, однако предполагающими, что перед тобой некий гибрид человека и собаки, этот незваный гость молчаливо прошествовал в глубь ресторана, невидимый для всех, кроме меня.

Вроде бы поворачивал голову к каждому из наших клиентов, скользя по проходу между стульями у стойки и кабинками, несколько раз останавливался, словно некоторые люди вызывали у него больший интерес. Определить черты морды/лица не представлялось возможным, но силуэт указывал на наличие головы, лицевая часть которой все-таки больше походила на собачью морду.

Какое-то время спустя существо вернулось с задворок ресторана и остановилось с другой стороны стойки, безглазое, но определенно наблюдающее за моей работой.

Я же прикинулся, что не замечаю бодэча, сделал вид, что полностью сосредоточен на гриле и сковороде с длинной ручкой, хотя необходимости такой не было, поскольку утренний час пик миновал. Время от времени, поднимая голову, я смотрел не на бодэча, а на клиентов, на Элен, перемещающуюся по залу с ее фирменным шлеп-шлеп-шлеп, на другую нашу официантку, миленькую Берти Орбис, такую же кругленькую, как ее фамилия, на большие окна, за которыми жарилась улица, где палисандровые деревья отбрасывали слишком жидкие тени, чтобы под ними чувствовалась прохлада, а над асфальтом стояло марево обжигающего воздуха.

Как и в этом случае, бодэчи иной раз испытывают ко мне особый интерес. Почему — не знаю.

Едва ли они понимают, что я их вижу. Такого быть не может. Если бы они осознавали, что их присутствие для меня не тайна, боюсь, мне грозила бы серьезная опасность.

Учитывая, что материального в бодэчах не больше, чем в тенях, я не знаю, какой вред они могли бы мне причинить. И не тороплюсь это выяснить.

Данный представитель этих особей, похоже зачарованный ритуалами повара, специализация которого — блюда быстрого приготовления, отвлекся от лицезрения моей работы, лишь когда в ресторан вошел посетитель необычной наружности.

Лето пустыни прожаривает каждого жителя Пико Мундо, покрывает и лицо и руки коричневым загаром, однако этот человек оставался бледным, как тесто. А его череп облепляли коротенькие густые, неприятного оттенка желтые волосы, напоминающие дрожжевую плесень.

Он сел за стойку недалеко от моего прилавка. Поворачиваясь на стуле налево, потом направо, снова налево и опять направо, как непоседливый ребенок, он оглядел мои сковородки, смесители молочных коктейлей, раздаточные краны прохладительных напитков, на лице отражалось некоторое недоумение, с губ не сходила улыбка.

Потеряв ко мне всякий интерес, бодэч приблизился к вновь прибывшему и уже не отлипал от него. Если голова этой чернильно-черной нежити действительно была головой, то бодэч вроде бы склонил ее влево, потом вправо, словно гадал, а что же представляет из себя этот улыбающийся мужчина. Если часть бодэча, силуэтом напоминающая морду, была мордой, то он принюхивался, как волк.

С моей стороны прилавка Берти Орбис приветствовала нового клиента.

— Сладенький, что я могу для вас заказать?

Как-то у него получалось говорить и улыбаться одновременно, только говорил он очень уж тихо, и я не мог расслышать ни слова.

На лице Берти читалось изумление, но она продолжала что-то записывать в свой блокнот.

Увеличенные круглыми, в тонкой металлической оправе линзами глаза клиента тревожили меня. Его затуманенный серый взгляд скользил по мне, как тень по поверхности лесного озерца, и, похоже, смотрел он сквозь меня, не видя и не замечая моего присутствия.

Мягкие черты этого лица навевали воспоминания о бледных грибах, которые я однажды нашел в темном, сыром углу подвала, и мучнистых дождевиках, что встречаются в болотистых лесах.

Занятый картошкой и яйцами, чиф Портер не обращал на Человека-гриба ни малейшего внимания, хотя его-то, в отличие от наблюдающего за Человеком-грибом бодэча, мог видеть. Вероятно, интуиция Портера не подсказывала ему, что этот бледнолицый посетитель нашего ресторана требует особого подхода.

А вот меня Человек-гриб очень тревожил, в частности, не только потому, что бодэч вился вокруг него, как муха вокруг… вы понимаете.

Да, в каком-то смысле я общаюсь с мертвыми, но не могу предчувствовать беды, разве что иногда, когда крепко сплю и мне что-то снится. А бодрствуя, я так же уязвим для смертоносных сюрпризов, как и любой другой человек. Причиной моей смерти может стать как пуля, вылетевшая из ствола пистолета или автомата террориста, так и обломившийся во время землетрясения каменный карниз, и я не буду подозревать об опасности, пока не услышу грохот выстрела или не почувствую, как земля неистово дергается у меня под ногами.

Моя настороженность базировалась не на логике, а исключительно на инстинкте. Человек, который вот так, не зная меры, улыбался, был или дурачком, или обманщиком, который что-то скрывал.

Дымчато-серые глаза казались веселыми, и взгляд их ни на чем не задерживался, но я не видел в них глупости. Более того, думаю, я заметил тщательно скрываемую наблюдательность. Точно так же застывшая змея имитирует полное безразличие к жирной мышке.

Положив листок с заказом на прилавок, Берти Орбис, как и положено, его озвучила.

— Две коровы, заставь их плакать, укрой одеялом и спарь со свиньями.

Два гамбургера с луком, сыром и беконом.

Звонким, мелодичным, словно у десятилетней школьницы, которой светит стипендия в Джульярде,[15] голоском Берти продолжила: «Двойной картофель, дважды из ада».

Двойная порция картофеля-фри, прожаренного до хруста.

— Поджарь двух англичан, пошли их в Филли за рыбой.

Две английские оладьи с несладкой творожной пастой и лососиной.

Она еще не закончила.

— Почисть кухню плюс полуночные голубки с цепеллинами.

Одна порция хаша[16] и одна — черных бобов с сосисками.

— Мне все готовить прямо сейчас или подождать, пока подойдут его друзья?

— Готовь, — ответила Берти. — Это все для одного. Такому худышке, как ты, этого не понять.

— С чего он хочет начать?

— С того, что ты приготовишь первым.

Человек-гриб мечтательно смотрел на солонку, которую вертел и вертел на стойке перед собой, словно белые кристаллики казались ему удивительно загадочными.

Хотя этот парень не отличался достаточно крепким телосложением, чтобы рекламировать фитнес-клуб, не был он и толстяком, лишь слегка округлялся в некоторых местах, как и положено грибу. Однако если за каждой трапезой он потреблял такое количество еды, то обмен веществ у него был, будто у тасманийского дьявола, сидящего на метамфетамине.[17]

Прежде всего я поджарил оладьи, а Берти тем временем приготовила шоколадный молочный коктейль и «коку» с ванилью. Наш обжора не отказывал себе и в питье.

К тому времени, когда за оладьями последовали хаш и сосиски, появился второй бодэч. Этот и первый возбужденно перемещались по ресторану, туда-сюда, вперед-назад, но постоянно возвращались к улыбающемуся гурману, который их, естественно, не замечал.

Приготовив чизбургеры с беконом и хорошо прожаренный картофель-фри, я хлопнул ладонью по колокольчику, который стоял рядом с грилем, чтобы дать знать Берни, что заказ готов. Клиенту и чизбургер, и картофель она подала горячими, ловко, без стука, как и всегда, поставив тарелки на стойку.

Три бодэча собрались у витрины, черные тени, неподвластные жаркому солнцу пустыни, смотрели на нас, словно на выставочный экспонат.

Частенько месяц проходил за месяцем, а я не встречал ни одного бодэча. Свора бегущих бодэчей, которых я видел на улице, и их толпа, собравшаяся у ресторана, указывали, что Пико Мундо ждут тяжелые времена.

У бодэчей отношения со смертью точно такие же, словно у пчел — с цветочным нектаром. Они, похоже, кормятся ею.

Обычная смерть, однако, не привлекла бы даже одного бодэча. Я никогда не видел никого из этих тварей, суетящихся у постели умирающего ракового больного или около человека, который вот-вот умрет от обширного инфаркта.

Они слетаются на насилие. И на ужас. И, похоже, знают, где найти и первое, и второй. Собираются заранее, как туристы, ожидающие происходящего в расчетное время извержения гейзера в Йеллоустонском национальном парке.

Я не видел ни одного из них сопровождающим Харло Ландерсона в дни, предшествующие убийству Пенни Каллисто. Сомневаюсь, что хоть один бодэч наблюдал, как Харло насиловал и душил девочку.

Для Пенни смерть пришла с ужасной болью и жутким страхом. Разумеется, каждый из нас молится, по крайней мере, надеется, что его смерть не будет такой жестокой, как ее. Однако для бодэчей удушение одной девочки — не повод, чтобы вылезти из того логова, где они обитают в странном мире, который является для них домом.